Всеволод Непогодин - Девять дней в мае Страница 2

- А теперь ты Влад у нас солидный дядя! Президент футбольного клуба! Голда на шее толщиной с бивень мамонта! – юморил Лёша.

На правах хозяина авто Бондарь выбирал музыку для прослушки в дороге. Радио из компании никто не жаловал, и поэтому пришлось слушать те песни, что находились в памяти мобильного телефона Влада. Бондарь слуховым эстетством никогда не отличался и предпочитал незамысловатый русский рэп. Баста бубнил нечто нечленораздельное под вялый бит и никого из троих в машине не качало от его речитативов. Шумков был безразличен к хип-хопу, а Небеседин предпочитал «Касту». Дело в том, что ростовский квартет невольно стал предвестником целого направления в русской культуре, получившего название «новый реализм». Хамиль, Шим и Влади своей песней «Мы берём это на улицах и несем сюда» достучались в сердца тысяч парней, желавших говорить о своих проблемах на простом и понятном языке. И вскоре молодежь понесла с улиц в интернет своё творчество. Появились сотни рэперов, поэтов и писателей, сумевших сохранить в своих произведениях подростковую дерзость и жестокую правду подворотен.

«Каста» показала путь к славе из провинции и вслед за ними потянулись говорить о проблемах общества новые трибуны молодежи. А рэпер Баста это заурядный коммерческий исполнитель, чья лирика ориентирована на пошляков, обывателей и позёров от хип-хопа.

- Лёха, а что случилось в кризис с шарагой в которой ты работал? Ты никогда об этом подробно не рассказывал, - сказал Влад.

- Кризис перепроизводства. Компания сахаром занималась, я там был главным по маркетингу. Изучал динамику продаж и прочую лабуду. Вся Украина потребляет три миллиона тонн сахара в год, а в две тысячи восьмом произвели целых пять миллионов тонн. В Одесской области всего три сахарных завода и все они раньше принадлежали нашей компании, а сейчас простаивают бесхозные и гниют. Перед кризисом компания бурно развивалась – новое оборудование покупали, людей на работу охотно брали, два из этих трех заводов в области приобрели. А потом пришлось продавать сахар за рубеж ниже себестоимости. Нормальная контора была, мне лично пятьсот баксов в месяц платили, - делился опытом Шумков.

- Вы ребята, конечно, молодцы, что рискнули после кризиса вложиться в столь непопулярное дело как детский футбол, - сказал Небеседин.

- Мы занимаемся любимым делом, прививаем детям правильные русские ценности и стараемся отгородить их от влияния евросодома, - произнес Влад.

- Насиделся я в офисах, хватит с меня. Надо работать там, где нравится и получать удовольствие от труда каждый день, а не скакать как бараны по Майдану и вечно искать виноватых в своих проблемах, - Лёша поддержал точку зрения Влада.

- У меня есть мечта – хочу, чтобы годков так через семь, когда наши детишки подрастут наша «Барселона» заявилась во вторую лигу и играла там коллективом, полностью состоящим из наших воспитанников! – уверенно произнес Бондарь.

- Главное чтобы мальчишки людьми стали даже если из них и не выйдет классных футболистов. В этом я вижу свою миссию, - твердо сказал Шумков.

- А поле стандартное когда у нас появится? – спросил Небеседин.

- С этим пока проблемы. Геша, депутат от нашего района, все обещает пробить в горсовете выделение земли под поляну, но пузатые дяди за просто так ничего не дают. На Украину играем пока на «ЗОРе», там газон шикарный, катаем бесплатно – Геша помог. Поживем – увидим, - оптимистично сказал Влад.

- Так я после того как развалилась сахарная компания немного поработал в спортивном управлении при мэрии. Интересно было побыть в шкуре чиновника и попробовать себя на государственной службе. Бумажки всякие, аппаратные совещания – мне это всё было в диковинку. Короче я хотел через одного зама райадминистрации перевести в частную собственность заброшенный стадион, который все пацаны называют «Яма». Два месяца документы нужные собирал, всё было на мази и вот в самый кульминационный момент этого зама арестовали за взятку и закрыли в тюрягу. А больше у меня не было выходов ни на кого из влиятельных начальников и вся операция провалилась. Разочарование было сильным, столько писанины и различных согласований улетели в мусорное ведро. Уволился я из спортуправления. «Яма» до сих пор вся в бурьянах и кочках, - с грустью в голосе вспоминал Лёша.

  Оранжевая машина петляла по извилистым дорожкам и вскоре компания очутилась на въезде в курортный посёлок Затока. Прямо на обочине стоял блокпост украинской самообороны. Мордатые толстяки в камуфляже вальяжно расхаживали туда-сюда. У одного из них в руках был автомат Калашникова. Небеседин глянул в сторону блокпоста и увидел с детства знакомую физиономию гвардейца, стоявшего на шухере. Лысоватый дядечка предпенсионного возраста с типичной еврейской внешностью смотрел в бинокль. Вениамин с детства наблюдал за этим колоритным персонажем, условным Соломоном Шницельсоном. Дядечка всегда приходил на старый стадион «ЧМП» аккурат за час до начала игры, садился исключительно на первую трибуну в одном и том же месте, вынимал из футляра очки и принимался внимательно изучать предматчевую программку. Иногда Шницельсон приходил с коричневым кожаным портфелем, доставал из него рюмочки, коньячок и нарезанный лимончик, а потом культурно выпивал, угощая соседей по трибуне. В девяностые годы милиция закрывала глаза на распитие спиртного прямо во время футбола. Шницельсон всегда выглядел эталонным советским интеллигентом, еженедельно отбывающим пятидневное наказание в научно-исследовательском институте по изучению метеоризма у членистоногих млекопитающих, а в субботу и воскресенье находящегося в каких-нибудь Малых Кизяках на слёте любителей бардовской песни и почитателей книг братьев Стругацких. Соломон наверняка не смог приспособиться к жизни в условиях дикого капитализма, так как на новом стадионе «Черноморец» он теперь сидел на угловом пятом секторе. Престижная первая трибуна ему уже была не по карману. И вот этот безобидный израилев сын облачился в военную форму, прикрепил к груди жёлто-синюю ленту и стережёт Затоку от нападения мифических пророссийских террористов. Цирк, да и только.

- Всю жизнь кичились, что они евреи и вдруг резко стали украинцами! – сказал Небеседин, указывая друзьям на Шницельсона.

- Жидобандеровцы, - кратко произнес Влад.

Национальная самоидентификация одесских евреев весной 2014 года была главной темой для шуток у русских патриотов. Жидобандеровцы (так они сами себя назвали) громче всех кричали о своей любви к Украине. Рабиновичи в коллективном экстазе украинства отрезали себе пейсы и выбривали оселедцы. Выходящими из синагоги часто стали замечать горбоносых мужчин в вышиванках. Кошерное сало было хитом номер один гастрономического сезона, а в некоторых ресторациях предлагали мацой закусывать перцовку. Никто из жидобандеровцев и слышать не хотел о том, как галичане устраивали еврейские погромы во Львове в 1941 году.

- Люди здесь работящие. Видите вон домик трехэтажный стоит? Год назад его еще не было, а сейчас он уже готов к курортному сезону и приёму гостей. Сдача комнат туристам – самый выгодный бизнес в Затоке. Народ охотно вкладывается в строительство. Зимой, правда, немного печально. Все живут на заработанное летом и ждут теплого времени года, - рассказывал Шумков.

- С нынешней политической ситуацией в стране сюда никто этим летом не приедет, - произнес Влад.

- Полная жопа, увы, - согласился Лёша.

- А с виноделием тут как обстоят дела? – спросил Небеседин.

- В Шабо винзавод. Туда крестьяне урожай свозят, но у завода и своих полей с виноградом предостаточно. Вино добротное, но на мировом рынке неконкурентоспособное. Бренд нераскручен и денег на рекламу особо нет. Красное сухое у нас отменное, но мы не так известны, как французские виноделы, - рассказывал Шумков.

Оранжевый фургончик въехал на автомобильно-железнодорожный мост, возвышающийся над местом, где Белгород-Днестровский лиман соединяется с Чёрным морем. Под мостом проплывало небольшее заржавленное судёнышко, на корме которого был накрыт стол, и люди пританцовывали, отмечая первомай.

- Красота! – сказал Бондарь, мельком глянув на судёнышко.

- Местным не надо никаких белоснежных яхт, напичканных электроникой. Выходят в море на том, что есть в наличии и кайфуют себе! – произнёс Леша.

- Молодцы, что проснулись в самую рань и уже навеселе, - сказал Вениамин.

      Небеседин первый и единственный раз побывал в Белгород-Днестровском ровно двадцать лет назад. В 1994 году, когда свет в квартирах отключали почти каждый день, к Вениамину приехала из Беларуси целая свора двоюродных братьев и сестер по отцовской линии и все они единогласно захотели посмотреть старинную крепость в Аккермане. Небеседин не разделял увлечения родни историческими развалинами и категорически не хотел ехать смотреть древние стены из ракушняка и башни, в которых испражнялись молдавские туристы, но под давлением отца он все-таки согласился и сел в набитый до отказа «Москвич-2141» своего дяди. Вениамину было откровенно скучно слоняться по территории крепости, заросшей выгоревшей на солнце травой. Он пропускал мимо ушей все словесные пассажи экскурсовода и не мог дождаться, когда уже все обратно поедут в Одессу.