Елена Хаецкая - Подлинная история королевы Мелисенты Иерусалимской Страница 2

Те из людей, кто рождены под эти знаком, будут сильны и гневливы; и обличьем своим будут внушать страх; и будут отважны и сильны; и будут склонны ко сну и бездеятельности; и будут они верны своему слову; в скорби же будут велики; и не станут внимать мудрым советам и поучениям и через то претерпят беды; и сердце их будет склонно к жестокости; а природа их подобна природе зверя гиены, ибо рожденные под эти знаком хищны и прожорливы».

Королева Мелисента многое унаследовала от природы своего города, хотя и рождена была совершенно под иным знаком; так что действовала она двойственно, то поддаваясь собственной природе, то идя на поводу у природы своего города Иерусалима.

Впрочем, довольно ученых рассуждений. Вот история королевы, рассказанная без прикрас, как того захотел Аллах.

6. Мелисента теряет своего прокаженного сына

— Некогда у королевы Иерусалима Мелисенты был муж, Фальк Анжуйский. Когда же он умер, то на престол Иерусалима возвели юного Балдуина III, сына Фалька и Мелисенты; правительницей от лица Балдуина поставили его мать, королеву.

Еще в ранней юности Балдуин получил в руки отряд головорезов, готовых по его слову топить корабли и грабить купцов. И так бесчинствовал он и предавался различным порокам, невзирая на нежный возраст свой, и прогневал всех богов, и разгневались на него Иса и Аллах. И был поражен Балдуин за грехи свои проказой, так что разъела ему хворость лицо и руки, и выгрызла дыру у него в переносице, и сделался он лицом как кошка или лев, а в довершение Божьих кар лишился рассудка. Так, в забвении грехов своих и имени, безумии и язвах, содержался он под стражей в особой башне в Иерусалиме.

Дабы всегда отличить Балдуина от других людей, королева повесила ему на шею амулет. Ибо проказа столь обезобразила лицо юного принца, что узнать его сделалось невозможно.

Однажды утром слуги пришли к узилищу Балдуина, дабы накормить безумца и дать ему воды, и обнаружили решетки выломанными, а камеру пустой. И посейчас я не знаю, кто выкрал юного принца.

Мелисента, хоть и была обеспокоена пропажей сына, но не слишком горела желанием его отыскать. Ведь никто не смог бы возвести на престол прокаженного или безумца, так что никакая опасность со стороны Балдуина пока что ей не угрожала. Тем более, что исцелить от проказы его могли только в Дамаске, и на этот счет королева вела тайную переписку с моим отцом.

Куда больше опасалась она Плантагенетов, королей Английских, ибо подозревала их в посягательстве на свою власть.///Генрих Плантагенет приходился Фальку Анжуйскому родным внуком — от первого брака.///

В день исчезновения Балдуина оборванный нищий с подозрительно смуглым лицом всучил ей письмецо такого содержания:

«Мелизанда! Остерегайся Плантагенета. И если не хочешь распрощаться с Иерусалимом, пошли доверенных лиц, не гнушающихся воровством бумаг, в Палермо… Аль Мумак ибн Дабражилатиль».

Время было дорого и не стала Мелисента посылать людей в Палермо, а вместо того задумалась над тем, не направить ли ей наемных убийц прямо к Генриху Английскому, либо к Матильде, его матери.

В ту пору на территории Иерусалима находились прецептории двух рыцарских орденов: иоаннитов и тевтонов. Иоанниты, называемые также госпитальерами, возвели в городе обширный храм и госпиталь с палатами и садиком и даже с отделением для больных иноверцев, и целые дни проводили они в молитвах и заботах о болящих и раненых. Тевтоны же строили крепость, о чем следует рассказать отдельно, если позволит Аллах.

7. О стенах Иерусалима

— В Библии латинских франков есть такой рассказ:

«Когда услышал Санаваллат, что мы строим стену, он рассердился и много досадовал и издевался над иудеями; и говорил при братьях своих и при Самарийских военных людях, и сказал: что делают эти жалкие иудеи? неужели им это дозволят? неужели они оживят камни из-под груд праха, и притом пожженные? А Товия Аммонитянин, бывший подле него, сказал: пусть их строят; пойдет лисица и разрушит их каменную стену.

Мы же однако строили стену, и сложена была вся стена до половины ее. И у народа доставало усердия работать.

Когда услышали Санаваллат и Товия, что стены Иерусалимские восстановляются, что повреждения начали заделываться, то им было весьма досадно. И сговорились все вместе пойти войною на Иерусалим и разрушить его. И мы молились Богу нашему и ставили против них стражу днем и ночью для спасения от них».

Таким образом о стенах Иерусалимских в Библии рассказано все правильно; однако ж тевтоны поступали не всегда по своей Библии. А многие из них и вовсе не читали Библии и не знали о такой истории. И это впоследствии послужило многим из них к погибели.

Каждое утро Иерусалим просыпался дважды: сперва в половину шестого утра, когда из Дамаска доносился вопль «Аллах акбар!» — ибо в этот час у нас самозабвенно кричали с минарета, созывая правоверных, — и второй раз часов в восемь, когда тевтонские топоры принимались стучать по бревнам. И уподобляясь вьючным животным и бессловесным рабам, трудились гордые рыцари Христовы, ибо почитали подобный труд для себя за честь. И возвели они крепость, и не нашлось бы ей подобной. Была она неприступна, и взять ее было невозможно. Высота ее достигала двух с половиной человеческих ростов, а ворота были тяжелы и надежны; и имелись также подъемные ворота и штурмовой коридор.

Тевтоны носили бревна и обтесывали их, пригоняли друг к другу, вбивали гвозди, связывали веревки. Они трудились во славу Божью, и с ужасом и восхищением глядели на труд их все прочие люди. А госпитальеры говорили: «Зачем они трудятся? Разве есть какой-нибудь враг, способный штурмом взять эту стену?» А королева Мелисента сердилась на тевтонов за то, что они привлекали к работе рыцарей из ее личной гвардии.

И так выросла Иерусалимская цитадель, и была она воистину великой.

Между королевой Мелисентой и тевтонами не было приязни, ибо нешуточно подозревала она их в том, что, обладая столь сильной крепостью в центре Иерусалима, захотят они в конце концов овладеть и самим городом, а на трон владык Иерусалимских посадить своего великого магистра.

8. О евреях

— В том же городе Иерусалиме находилась малая еврейская община. Евреи давали деньги под залог, занимались торговлей, выполняли кое-какие поручения, но больше всего они читали Тору и проводили время в бесконечных разговорах о величии Божества, которое они именовали Ха Шем.

Эти евреи отличались чрезвычайно практическим складом ума. Понимая, что в христианском королевстве не обойдется без еврейского погрома, они заранее вывесили объявление: «Погром — 50 шекелей, с осквернением синагоги — 70 шекелей, постоянным клиентам скидка».

Впрочем, жители иерусалимские утверждали, будто два еврея вербально выносят двух рыцарей за две минуты, и я охотно этому верю, ибо оснований не верить у меня не имеется.

///И так увлеклись евреи своей ролью, что испекли мацу на плоском камне, раскалив тот в костре; и была та маца вполне съедобной, и ели ее в Иерусалиме, да похваливали!///

9. О том, как королева Мелисента поссорилась с магистром Тевтонского ордена

— И вот пришел к королеве Мелисенте трубадур из Прованса, именем Джауфре Рюдель де Блая, безнадежно влюбленный в графиню Триполитанскую, которую полюбил не видав, по рассказам о ее добродетели и красоте. Был он безупречно изыскан и тошнотворно куртуазен и вел с королевой беседы утонченные о любви и различных оттенках этого чувства, о достоинствах графини Триполитанской, о своем томлении и о сочиненных по такому случаю стихах.

И еще спросил он тайком королеву Мелисенту, нет ли Триполитанской графини в свите ее величества. Говоря так, поглядывал Джауфре на фрейлину королевы, некую Агнес де Вуазен, девицу утонченной красоты и великого коварства, которая, непреклонно оставаясь в девичестве, недрогнувшей рукой по поручению королевы отправила на тот свет немалое количество народу, используя для такого дела яд и кинжал.

Королева лишь рассмеялась подобному предположению, однако предложила мессиру Джауфре сменить несбыточную мечту о графине Триполитанской на вполне достижимое счастье с Агнес де Вуазен.

Однако Джауфре Рюдель был предан сердцем одной лишь графине Триполитанской и отклонил любезный намек королевы с такой тонкой деликатностью, что решительно ничьи чувства не оказались этим задеты.

Королева решила воспользоваться любезным предложением трубадура и совершить путешествие на запад. Это путешествие имело такой вид, будто ее величество желала нанести дружеские визиты и запросто прогуляться с милым кавалером. На самом же деле Мелисента производила разведку, а излияния влюбленного трубадура слушала вполуха, то и дело произнося «да-да», «разумеется», «сочувствую, мой друг» и прочие глупости, зачастую невопопад.