Ребекка Миллер - Частная жизнь Пиппы Ли Страница 2

— Вот именно! — воскликнула его остроумная жена Филлис. — Ты же вечно твердишь, что правительству следует взимать больше налогов.

— Не желаю спонсировать гребаную войну! — огрызнулся Герб.

— Ага, значит, причина в этике! — не унимался Сэм. — А я так надеялся на сдвиг по фазе…

— Хватит стричь всех под одну гребенку! — прорычал Герб, хотя сам искренне наслаждался шпильками и подколками.

Пиппа внезапно прониклась благодарностью к Сэму Шапиро: для шутливых издевок он избрал идеальный тон и градус. Она очень боялась, что теперь, когда Герой Герб переселился в жилой комплекс для пенсионеров, люди станут относиться к нему иначе. Списать все на идиотскую шутку или внезапный приступ эксцентричности — блестящее решение. Великий Герб Ли, несгибаемый владелец одного из последних независимых издательств страны, ярый поборник концепции Великого американского романа, открыто признал, что стареет, — эта новость потрясла сидящих в гостиной. Его слабость и уязвимость лишний раз напомнили: средний возраст — очередная ступень, и каждому рано или поздно придется спуститься на последнюю.

Решение переселиться в жилой комплекс для пенсионеров застало Пиппу врасплох; впрочем, она давно научилась приспосабливаться к стремительным переменам в поведении мужа. За внешним спокойствием, невозмутимостью и хладнокровием Герба Ли скрывалась страшная импульсивность — всю жизнь он, повинуясь внезапным порывам, скупал рукописи, уходил от работодателей, а порой и от жен. Пиппа знала: собственной интуиции Герб доверяет бесконечно, порой жертвуя ради нее рациональностью; возможно, интуиция — единственное, чему он доверяет. Чуть шевельнется стрелка внутреннего компаса — все, перемен не избежать. Поэтому, когда он принес домой рекламный проспект комплекса Мэриголд-виллидж, заразительно смеясь, объяснил: «Район, где мы тогда потерялись, помнишь?», а потом целый вечер листал в кабинете глянцевые листочки, Пиппа почувствовала: супруг что-то замышляет. В конце концов Герб представил ей свой план, как торжество реализма и практичности.

«Мне осталось лет пять, максимум десять. Зачем нам дом на берегу океана? Дети выросли. Манхэттен превратился неизвестно во что. Получается, мы транжирим деньги, которые в будущем тебе очень пригодятся. Переведем активы в наличность, и после моей кончины большая часть денег поступит в твое распоряжение. Сможешь путешествовать, купить небольшую квартиру в центре. Если продадим недвижимость, ты обретешь свободу».

В безупречной логике фраз Пиппа разглядела страх. Годом раньше Герб перенес два сердечных приступа подряд, и шесть следующих месяцев ей пришлось за ним ухаживать: самостоятельно он даже по лестнице подняться не мог! Сейчас, благодаря строжайшей диете и тщательно подобранным упражнениям, он был снова полон энергии, в какой-то мере даже сильнее, чем раньше, но мучительные дни, когда они с Пиппой почувствовали ледяное дыхание смерти, оставили на обоих неизгладимый след. Пиппа знала: Герб содрогается при мысли, что она превратится в сиделку. Решение уехать в Мэриголд-виллидж стало своего рода упреждающим ударом по старческой немощи, молниеносным переходом от слов к конкретным действиям.

В последние тридцать лет лучшим другом Герба был Сэм Шапиро, в чем Пиппе виделись и плюсы, и минусы. Сэм годами кочевал за ее супругом из одного издательства в другое до тех пор, пока Герб не открыл собственное. Сэм так походил на верного пса, что люди начали поговаривать: мол, великий Шапиро и шагу не ступит без своего редактора.

Бурный восторг Сэма по поводу переезда — можно подумать, несгибаемый Ли последовал за ним! — страшно раздражал Герба, хотя он понимал: это очередная хохма. В их тандеме именно Герб всегда считался ведущим, учителем, хозяином. Если пирамида перевернется, он будет потрясен до глубины души. Поэтому Пиппа внимательно следила за Шапиро: не пытается ли он перехватить знамя лидерства? Ей, как никому другому, хотелось, чтобы Герб сохранил ауру власти. Долгие месяцы его болезни внесли в их жизнь сумбур. Ее любовь только укрепилась, однако привычная форма отношений начала искажаться с пугающей скоростью. Когда они познакомились, Герб был спасителем и каменной стеной; то, что он вдруг стал зависим от Пиппы, сбило с толку обоих.

В результате супруги продали дом в Сагхарбор с полоской серого галечного пляжа, уютными комнатами, которые на протяжении нескольких десятилетий наполнялись картинами, коврами и фотографиями, детскими, по-прежнему завешенными постерами рок-групп и медалями за победы в соревнованиях по конкуру, просторной спальней с огромной кроватью и венецианским окном, у которого Пиппа усаживалась каждое воскресенье, чтобы почитать газеты или посмотреть на птиц, — все это дождливым утром четверга перешло владельцу строительной компании и его супруге. Квартиру у Грамерси-парка купили бездетные офтальмологи. Пиппе было больно покидать семейные гнезда, но вместе с горечью она, как ни странно, чувствовала облегчение. Сбросить груз собственности (пусть даже любимой), освободиться от излишества — этот призыв звучал в глубине ее души годами, словно звонок мобильника, затерявшегося в недрах огромной квартиры. Но его прерывистую трель заглушали радости и проблемы повседневной жизни, какой живет счастливая жена, заботливая мать, хлебосольная хозяйка, женщина, которую друзья считают одной из самых добрых, великодушных и очаровательных.

Пиппа внесла в гостиную поднос с крем-брюле. Яйца, масло, сахар — для Герба, конечно, тяжеловато, однако, как полагала Пиппа, время от времени нужно есть все, что любишь. В принципе Герб так и делал, пока доктора не осадили. Кроме того, ей нравилось радовать друзей, а любая хозяйка знает: ягненок и крем-брюле вызывают куда больше восторга, чем тушеная камбала и фруктовый салат. Гости дружно проткнули ложками закарамелизовавшийся сахар и принялись смаковать густой ванильный крем.

Торт

Следующим утром Пиппа, облаченная в бирюзовое кимоно из шелка-сырца и джинсы, сидела в гостиной одна, вялая и разморенная, словно одалиска. Дышащее апатией лицо с высокими «кошачьими» скулами и серыми миндалевидными глазами обрамляли локоны, покрашенные в оттенок «палисандровый блонд». Даже в среднем возрасте она напоминала Мадонну с фламандских полотен, только более женственную и аппетитную. Сейчас, опустив голову на марокканскую подушку, геометрический орнамент которой был призван разнообразить монотонность темно-серого шведского дивана, выбранного в одном стиле с простыми четкими линиями квартиры, Пиппа с удовлетворением оглядывала гостиную. Ничего лишнего! При переезде в Мэриголд-виллидж она выловила из бездонного моря имущества, которым за годы обросла семья, все вазы, декоративные блюда и картины и большую часть в нехарактерном для себя порыве отдала в благотворительные фонды, оставив лишь самое необходимое — то, что в один прекрасный день могло пригодиться. Сейчас каждая из прошедших отбраковку реликвий, вырванная из привычного окружения и помещенная в этот эмоционально стерильный бункер с серыми стенами, казалась напоенной воспоминаниями: красная стеклянная пепельница, привезенная из свадебного путешествия в Венецию, мамина конфетница в форме сердца, украшенная трилистниками, морская раковина — много лет назад дети подносили ее к уху и с завороженными лицами слушали шум моря.

«Дом навевает странные мысли», — вяло подумала Пиппа и, приподнявшись на локте, взяла с журнального столика новенький бинокль. Раздвижные стеклянные двери были открыты, и через мощные линзы она вгляделась в изумрудно-зеленую лужайку с искусственным озерцом — в Мэриголд-виллидж таких видимо-невидимо. Пиппа водила биноклем туда-сюда до тех пор, пока не заметила иволгу, нервно прыгающую на ивовой ветви. У птицы были черный капюшон и желто-оранжевая грудка, а ближе к животу перышки белели, совсем как на глянцевой фотографии балтиморской иволги в иллюстрированном справочнике «Певчие птицы Восточного побережья».

Покупая справочник в книжном магазине, Пиппа наткнулось на объявление: «Литературный клуб „Мэриголд“ собирается по четвергам в семь вечера. Приглашаются все желающие». «Интересно, — решила она. — Отличный способ завязать новые знакомства». В следующий четверг, вырядившись в рубашку Герба и широкую льняную юбку (по-девичьи крепкое, подтянутое тело от старух казалось разумнее спрятать), Пиппа стучалась в дверь по указанному адресу. Открыла миниатюрная пожилая дама с завитыми мелким бесом волосами.

— Еще одна молоденькая! — довольно громко произнесла облаченная в трикотажные брюки хозяйка, бросая взгляд через плечо. — Добро пожаловать, мы, старые карги, любим свежую кровь!

Пиппа представилась и, войдя в гостиную, увидела женщин за шестьдесят, семьдесят и восемьдесят, сидящих кругом, словно ведьмы на шабаше. Сбоку у каждой сумочка, а на коленях — свежий роман Сэма Шапиро «Дары мистера Бернбаума» в мягкой обложке. Пиппа чуть не прыснула со смеху: господи, куда ее занесло!