Андрей Бондаренко - Гусарские восьмидесятые Страница 2

— Да это Эртэшник, — лениво цедит её кавалер, в очках — по виду — типичный ботаник, — На РТ каких только чудиков не принимают.

Ну, раз парнишка свой — тогда подключимся к процессу.

Становлюсь чуть правее энтузиаста и начинаю пропалывать чёртов овощ, стремясь догнать лидера. Удаётся сделать это только через час, истекая потом, на противоположном краю поля.

— Лёха-каратист, — тяжело дыша, представляется новый товарищ.

— Ну, а я тогда — Андрюха-шахматист, — острю я в ответ и пожимаю протянутую потную ладонь, — Кстати, а чего это мы так ломанулись то?

— Ты что — Джека Лондона не читал, что ли? — искренне удивляется Лёха, — Ну, помнишь в «Смоке и Малыше» — «быстрые долгие переходы и долгие привалы»? Мы то сейчас минут сорок в тенёчке поваляемся, а эти уроды всё это время на солнышке жарится будут. Логично ведь?

Соглашаюсь, что логика действительно присутствует. Новый знакомый оказывается записным болтуном и законченным романтиком, поступившим в Горный сугубо по идейным соображениям.

Минут двадцать Лёха треплется о своей любви к путешествиям, о желании объехать весь мир вдоль и поперёк, о каком-то там ветре странствий и тому подобных глупостях. И ещё минут десять — о карате — надо же, действительно оказался каратистом — редкость для тех времён нешуточная.

— Как ты к футболу, кстати, относишься? — интересуется новый приятель.

Отвечаю, что, мол, нормально отношусь, как все, только играю не очень, да и редко к тому же.

— Давай тогда на «Зенит» сходим? Согласен? Ну, тогда давай в субботу на «Петроградке» встречаемся. Не опаздывай. Билеты я заранее куплю.

В субботу встречаемся ровно в три.

— Слышь, Лёха, а чего это мы в такую рань состыковались? Футбол то в восемь только?

— Ну, ты прямо как маленький. А портвейну достать, а выпить-поболтать? — Непритворно удивляется Лёха.

Мысль о портвейне мне как-то в голову не приходила. Вообще то мы на футбол собирались.

Приятель быстро о чём-то консультируется с незнакомыми мне пацанами и радостно объявляет:

— На Зелениной «Агдам» продают. Полетели по быстрому, говорят — достать реально.

Летим по быстрому. Стоим в очереди, потом лезем без очереди, Лёха успевает заехать кому-то в глаз. Но портвейн достаём — целых три бутылки.

Интересуюсь — зачем так много.

— «Агдам» — вино для дам, философски заявляет Лёха, — Три — то, что надо: одну — до матча, другую — в процессе, третью — после. Железная логика?

Конечно, железная, чего уж там.

— Давай за мной, тут один парадняк есть — всё культурно сделаем.

Входим во двор — колодец, поднимаемся под самую крышу — на шестой этаж.

Откуда-то из-за батареи Лёха достает картонную коробку, открывает крышку.

В коробке — два стеклянных стаканчика, салфетки, перочинный нож.

Напарник ловко застилает подоконник салфетками, протирает стаканы, открывает пузатую бутылку с дурно пахнущем напитком, достаёт из кармана сырок «Дружба».

— Слышь, Лёша, а зачём это всё? Ну, «Агдам» этот, сырок, — решаюсь, наконец, на вопрос.

— Ну, ты даёшь! — Лёха нешуточно возмущён, — Как бы тебе это объяснить то попроще.

Ты как к Принципам и Традициям относишься? Положительно? Так вот — всё это — Принципы и Традиции — и сырок — именно «Дружба», и портвейн. Даже стишок такой есть: «Портвейн и „Зенит“ — близнецы братья. Кто, нам, пацанам особенно ценен? Мы говорим „Зенит“ — подразумеваем портвейн. Мы говорим „портвейн“ — подразумеваем…» А, чёрт, забыл. Да неважно — давай — за «Зенит».

Пьём портвейн — первая порция, как полагается — комом, вторая — соколом. В процессе получаю море информации о мировом и отечественном футболе и о «Зените» и его игроках — в частности.

— Я за что «Зенит» уважаю? — Разглагольствует немного захмелевший приятель, — Во-первых, за то, что в этой команде, в основном, наши же, питерские пацаны играют, ребята с нашего двора — образно выражаясь. Сечёшь? А во-вторых — за Володю Казачонка. Он — боец настоящий, всегда до конца сражается. Выигрываем, или проигрываем — Володя всегда в мыле, как лось педальный по полю бегает, бьётся. Да за него я любому глотку перегрызу! А вообще, у меня мечта есть. Хочу, чтобы в «Зените» только одни питерцы играли, вовсе без приезжих. И чтобы бились бы они все — как Володя, до конца. И не важно совсем — какое место конечное в чемпионате этом команда займёт. Неважно совсем. Главное — чтобы только свои, и чтоб бились! А звёзд иногородних набрать и первые места потом занимать — такого, лично мне, и даром не надо!

Бутылка кончается, Лёха открывает вторую, достает из-за пазухи плоскую объёмную флягу и переливает туда напиток. Прячет под ремень, одёргивает рубаху, интересуется:

— Ну, как? Незаметно? А то менты нынче — звери, в миг отнимут.

Аккуратно протираем подоконник, прячем коробку со вспомогательным инструментом обратно за батарею, и, болтая и травя неприличные анекдоты, перемещаемся на Крестовский остров, но идём не к стадиону, а в глубь парка, где в дупле старого трухлявого дуба прячем третью бутылку.

А вот, собственно, и футбол. Видно, что на поле делается — откровенно плохо, но на тридцать третьем секторе весело. Все кричат, размахивают руками, извлекают из потайных мест фляжки, бутылки и даже — медицинские грелки, и под одобрительные взгляды друг друга потребляют принесённые напитки.

Вроде бы — наши выиграли, а вот с каким счётом — уже забылось.

Дружной радостной толпой, уже в вечерних сумерках, в окружении доблестной милиции, двигаемся прочь от стадиона.

Мужики дружно скандируют:

— «Зенит» — бронза звенит!

— Менты — гордость нации!

Пьяненькие девицы предпочитают другую кричалку:

— Я хочу родить ребёнка от Володи Казачонка!

Милиционеры благостно улыбаются, вежливо помахивая дубинками.

Незаметно сворачиваем в парк, к заветному тайнику.

Как открывали бутылку — помню, потом — как отрезало.

Проснулся уже на рассвете — от холода. Туман оседал на деревьях капельками росы, рядом громко храпел Лёха. Вот и сходили на футбол — интересно, что бабушка скажет?

Лёха проснулся неожиданно в хорошем настроении, и тут же заявил:

— Классный был футбол, достойно сходили. А сейчас двинем на Ваську, там с восьми утра точки пивные работать начинают.

Двинули на Ваську. Приятель идёт впереди и в пол голоса напевает:

— Мои друзья идут по жизни маршем, и остановки — только у пивных ларьков…

У пивного ларька немаленькая очередь мятых мужиков. Но Лёха доходчиво объясняет, что мы — болельщики «Зенита», поэтому нам — без очереди. Первый несогласный тут же получает ногой в ухо — карате — весьма полезная вещь — и пиво уже у нас в руках. Впрочем, пива в кружке — процентов пятьдесят, остальное — чистая ленинградская водопроводная вода, но всё равно — хорошо.

Немного взбодрясь, двигаемся к метро.

Лёха, уже во всю глотку, орёт:

— Моя мать — Революция, мой отец — стакан портвейна….

Так вот ты какая, жизнь студенческая! Лично мне — нравится.

Бабушка встретила на удивление спокойно:

— Пей, внучок, пей молочко. Оно с похмелья — в самый раз будет.

Внучок и не спорил.

А с Лёхой на футбол довелось ходить недолго.

На втором курсе его быстренько женила на себе одна весьма шустрая, но правильная девица.

И стал наш Лёха-каратист примерным семьянином со всеми вытекающими последствиями.

Вот Вам превратности Судьбы — жил себе парнишка простой — анархист, хулиган, драчун, любитель портвейна, романтик законченный, а ныне?

Ныне Лёха — профессор, доктор технических наук, червь бумажный, даже на футбол больше не ходит.

Тьфу, да и только.

Вот что девчонки с нашим братом вытворяют.

Байка вторая

Введение в специальность: Бур Бурыч и ротмистр Кусков

На жизненном пути каждого человека встречаются люди, воспоминания о которых всегда приятны и ожидаемы. Всегда — когда бы эти воспоминания ни постучались в потаённую дверцу твоего сердца.

И вот она — первая лекция. Называется — «Введение в специальность».

Заранее — ведь Первая Лекция — собираемся возле означенной аудитории, ждём начала.

Ещё группа чётко разбита на две половинки: вот — местные, ленинградские, а вот — приезжие, «общажные».

Разная одежда: местные — уже в джинсах — в «настоящих», либо — в болгарских; общажные — либо в школьных брючатах, либо — в широченных, уже года два как вышедших из моды — клешах.

Разная речь: кто-то громко «окает», кто-то, также громко, демонстративно этого не стесняясь — «акает»; местные — в основном, молчат, изредка негромко и отрывисто переговариваясь о чём-то между собой.

Пройдёт всего лишь полгода, и всё усреднится, все станут братьями — с общими интересами, предпочтениями в одежде, сленгом.