Ричард Матесон - Монтаж Страница 2

— Которая взорвется! — воскликнул он.

— Взорвется! — выкрикнули в ответ стены затененных улиц.

— Взорвется и разнесет шрапнель моих слов по всему миру!

Оуэн Кроули остановился. Он раскинул руки и обнял весь мир.

— Ты мой! — крикнул он.

— Мой! — отозвалось эхо.

В комнате было тихо. Счастливо вздохнув, он присел на кровать, скрестил ноги и развязал узлы на шнурках. Который час? Он взглянул на циферблат. Два пятьдесят восемь ночи.

Прошло пятнадцать минут с того мига, как он загадал желание.

Он насмешливо хмыкнул и уронил ботинок. Нелепая фантазия, ничего больше. Да, прошло бы ровно пятнадцать минут, если бы ты предпочел пропустить один год, семь месяцев и два дня с тех пор, как стоял здесь в пижаме, одурманенный мечтой. Наверняка, если оглянуться назад, покажется, что эти девятнадцать месяцев пролетели быстро, но все же не настолько. Если бы он захотел, он мог бы благополучно расписать каждый из прошедших дней по пунктам.

Оуэн Кроули еще раз хмыкнул. Вот уж действительно, нелепая фантазия. Причуды разума. Разум такая странная штука.

— Кэрол, давай поженимся!

С тем же успехом он мог дать ей пощечину. Она застыла, глядя непонимающим взглядом.

— Что? — переспросила она.

— Поженимся!

Она не отрывала от него глаз.

— Ты серьезно?

Он крепко обнял ее.

— А ты как думаешь?

— Боже, Оуэн. — Она на миг прижалась к нему, затем вдруг резко откинула голову и засмеялась. — Не могу сказать, — хохотала она, — что это полная для меня неожиданность.

Потом был белоснежный дом, скрытый летней листвой. В большой гостиной царила прохлада, они стояли на ореховом паркете, держась за руки. За окном шуршали деревья.

— Данной мне властью, — произнес мировой судья, — в соответствии с законом суверенного штата Коннектикут, я объявляю вас мужем и женой, — Он улыбнулся. — Можете поцеловать невесту.

Их губы разъединились, и Оуэн увидел, что у нее в глазах блестят слезы.

— Привет, миссис Кроули, — прошептал он.

«Бьюик» жужжал по тихой проселочной дороге. Кэрол сидела, прижавшись к мужу, радио наигрывало «Мгновенье или вечность» в аранжировке для струнных.

— Помнишь? — спросил он.

— Угу. — Она поцеловала его в щеку.

— Ну и где же тот мотель, что рекомендовал нам старик?

— А это не он там впереди?

Шины прохрустели по гравию и замерли.

— Смотри, Оуэн.

Он улыбнулся. «Альдо Уивер, управляющий» — было написано на тронутой ржавчиной табличке.

— А, брат Джордж, он многих уже переженил, — говорил Альдо Уивер, провожая их к домику и отпирая дверь. После чего Альдо откланялся, а Кэрол прислонилась спиной к двери, защелкивая замок.

— Теперь ты мой, — прошептала она в тихой комнате, затененной кроной дерева.

Они прохаживались по пустым гулким комнатам маленького домика в Нортпорте.

— О да, — счастливо воскликнула Кэрол. Они стояли у окна гостиной, глядя на тенистый сад за стеклом. Ее рука скользнула в его руку, — Дом, — сказала она, — милый дом.

Они переехали и обставили комнаты. Продался второй роман, третий. Джон родился, когда ветер заметал лужайку снегом, Линда — знойной летней ночью, под стрекотание кузнечиков. Прошли годы — череда движущихся декораций с изображенными на них событиями.

Оуэн сидел в тишине своего крошечного кабинета. Он задержался допоздна, вычитывая корректуру нового романа, «Одной ногой в море». Наконец, едва не падая от усталости, он закрыл самопишущую ручку и отложил в сторону.

— Господи боже мой, — пробормотал он, потягиваясь. Пора отдохнуть.

У противоположной стены, на полке малюсенького камина один раз прожужжали часы. Три пятнадцать ночи. Прошло уже много времени с той минуты, как он…

Оуэн поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от циферблата, а в груди будто размеренно бухает барабан. С последнего раза прошло семнадцать минут, билась настойчивая мысль, а всего — тридцать две минуты.

Оуэн Кроули передернулся и потер руки, словно бы над каким-то воображаемым костром. «Нет, это же просто идиотизм», — подумал он, идиотизм каждый год заострять внимание на нелепой выдумке. Это как раз тот сорт чепухи, которая запросто может перерасти в навязчивую идею.

Он отвел взгляд и осмотрел комнату. При вине полинявших от времени одеял и уже не новой мебели на его лице появилась улыбка. Этот дом, его обстановка, этот шкаф с рукописями слева. Все это поддается измерению. На одно только вынашивание детей у Кэрол как-никак ушло восемнадцать месяцев.

Он раздраженно засмеялся. Это же просто абсурд, выстраивать тут доказательства, как будто эта глупая фантазия требует опровержения. Откашлявшись, он энергично принялся наводить порядок на письменном столе. Это сюда. Это туда.

Оуэн тяжело откинулся на спинку стула. Что ж, может, это ошибка, подавлять ее. Раз фантазия постоянно всплывает в мозгу, стало быть, она абсолютно точно что-то да значит. Конечно же, даже самое хлипкое сомнение, возвращающееся с таким упорством, способно сбить разум с толку. Любому ясно.

«Что ж, взглянем наваждению в лицо», — решил он. Время — величина постоянная, это главное. Меняется только восприятие времени человеком. Для одних оно плетется, увязая ногами в дегте, для других — проносится, мельтеша крыльями. Случилось так, что он один из тех, кому время кажется совершенно неуловимым. Настолько неуловимым, что он вместо того, чтобы отбросить прочь, предпочитает лелеять детское желание, загаданное однажды ночью больше пяти лет назад.

Вот и все. Месяцы как мгновения ока, а годы похожи на вздохи потому, что он так их воспринимает. И…

Дверь распахнулась, и Кэрол прошла по ковру, неся стакан подогретого молока.

— Тебе пора уже быть в постели, — упрекнул он.

— И тебе тоже. Но ты все сидишь и сидишь. Ты хоть знаешь, который час?

— Знаю.

Кэрол села ему на колено, а он стал пить молоко.

— Все исправил? — спросила она.

Он кивнул и обнял жену за талию. Она поцеловала его в макушку. Где-то в зимней ночи гавкнула собака.

Кэрол вздохнула.

— Кажется, как будто бы все было только вчера, правда? — произнесла она.

Он осторожно вдохнул.

— Мне так не кажется, — ответил он.

— О, милый.

Она легонько ущипнула его за руку.

— Это Арти, — произнес его агент. — Угадай, что скажу!

Оуэн ахнул.

— Не может быть!

Он нашел ее в подвале, она закладывала постельное белье в стиральную машину.

— Милая! — выкрикнул он. Простыни разлетелись.

— Получилось! — воскликнул он.

— Что?

— Кино, кино! Они покупают «Пэров и герольдов»!

— Не может быть!

— Да! И еще… присядь и послушай… нет, ты присядь, не то упадешь: они готовы выложить за них двенадцать с половиной тысяч долларов!

— Ой!

— Но и это еще не все! Они дают мне десять недель на то, чтобы я написал сценарий, и заплатят за каждую неделю работы семьсот пятьдесят долларов!

Она ахнула.

— Мы богачи!

— Не совсем, — он бегал взад-вперед, — но это только начало, всего лишь на-ча-ло!

Октябрьский ветер, словно волны прибоя, накатывал на темные поля. Конусы света от фар чертили по небу.

— Жаль, что детей здесь нет, — сказал он, обнимая ее.

— Они бы только замерзли и раскапризничались.

— Кэрол, а ты все же не хочешь…

— Ты ведь знаешь, Оуэн, я бы поехала с тобой, если бы могла, но тогда придется забрать Джонни из школы, да и дорого. Это же всего на десять недель, милый. Не успеешь оглянуться…

— Посадка на рейс номер двадцать семь до Чикаго и Лос-Анджелеса, — объявил громкоговоритель, — у третьего выхода.

— Как быстро. — Она вдруг отвела глаза, прижалась к нему обветренной щекой. — О, милый. Я буду так по тебе скучать.

Толстые колеса шуршали внизу, стены салона задрожали. Моторы ревели все громче и громче. Взлетное поле осталось позади. Оуэн оглянулся. Цветные огни были уже далеко. Где-то среди них стояла Кэрол, глядящая, как его самолет исчезает в темноте. Он откинулся на спинку кресла и на миг закрыл глаза. «Мечта», — подумал он. Полететь на запад, чтобы писать сценарий по собственному роману. Святый боже, просто мечта!

Он сидел, утопая в углу кожаного дивана. Его кабинет был огромен. Полуостров полированного стола тянулся от стены, роскошный стул был аккуратно придвинут рядом. Твидовые занавески приглушали бормотание кондиционера, подобранные со вкусом репродукции украшали стены, а ковер под ногами пружинил, словно губка. Оуэн вздохнул.

Стук прервал его грезы.

— Да? — отозвался он.

Вошла блондинка в обтягивающем свитере.

— Я Кора. Ваш секретарь, — сказала она.

Было утро понедельника.

— Восемьдесят пять минут, плюс-минус, — ответил Мортон Цукерсмит, продюсер. Он подписал очередное извещение. — Прекрасный хронометраж, — Он подписал очередное письмо. — Возьмите это и ступайте, — Он подписал очередной контракт. — Кино — особенный мир.