Джон Уильямс - Лишенные веры Страница 2

2. ДЖЕФФА ОТПРАВЛЯЮТ В ОТСТАВКУ

Была полночь, мы сидели в Коричневом пабе, который называли так для того, чтобы отличить его от Зеленого паба, откуда нас выставили по какой-то причине, непонятной мне и по сей день. Скорее всего, потому, что мы не являлись кэмден-таунскими злодеями в третьем поколении. Но в Коричневом пабе нас любили и даже позволяли сидеть после закрытия, ночами вроде нынешней, по окончании концерта.

Нас осталось человек десять. Как обычно. Некоторые играли в пул[13], остальные собрались за двумя столиками в нише.

Вместе с другими членами группы мы проводили быстрый разбор полетов. Мы были раздражены, но взволнованы. Вторые по списку на «Электрическом балу» – само по себе не так уж много, зато обозреватели целых двух музыкальных газет пришли специально, чтобы посмотреть на нас. Скоро выходило большое интервью с нами в «Саундз», а Этеридж, наш новый менеджер, сразу же после шоу скрылся с представителем какой-то записывающей компании. Меня, однако, грызли сомнения. Моя игра была хороша для художественной панк-группы, но наше новое направление, с «Шиковскими» басами и рожками, как у «Earth, Wind and Fire»[14], вызывало сильные опасения.

Хозяин наконец решил прекратить обслуживание, и перед каждым из нас красовались по паре нетронутых пинт. В центре внимания, как обычно, находился Росс, точно на сцене. Он ничего не мог с собой поделать. Большинству из нас Росс даже не нравился, но он все же был звездой.

Фрэнк тоже была там. Фрэнк – студентка художественного училища. По крайней мере, это подразумевалось. Она носила боксерские бутсы и в оправдание называла себя мальчишеским именем. Высокая и смуглая. Черные трусики, рокерский прикид, на голове конский хвост. Черные как смоль волосы, огромные миндалевидные глаза. Думаю, судя по имени, она была итальянкой. Точно не знаю. В любом случае, из Северного Лондона. Грин Лейнс, Вуд Грин. Вроде того. Или Тоттенхэм.

Она пришла с парой девиц из женской общаги за углом. Они вместе играли в театральном кружке, но теперь состояли в группе, хотя никто ни разу не видел их репетирующими.

Мелкий американский продюсер звукозаписи все время торчал у стола для пула. Когда подошла моя очередь, я не думал, что продержусь долго. Однако он промазал мимо лунки, игра перешла ко мне, и я оставался в игре до самого последнего шара, чему весьма способствовали мои в доску пьяные соперники.

Когда я вернулся за столик, толпа начала рассасываться. Барменша немного повозмущалась, высказывая предположения, что у нас, несомненно, есть собственные дома. Рядом с нишей находился женский туалет, дверь в него пряталась за занавеской, и именно оттуда через несколько минут появились Фрэнк и Росс, явно довольные друг другом. Росс прямо-таки сиял. Наклонив свою длинную, тонкую фигуру в нашу сторону, он потряс несколькими короткими дредами, свисавшими из его обесцвеченной шевелюры, и поинтересовался, кто знает, где сейчас вечеринка.

Никто не знал. Но малый по имени Дерек сказал, что у него есть грибы, и почему бы нам «не покататься и не попасть в аварию». Итак, мы высыпали из паба. Джо и Тим, постоянная пара, отправились домой смотреть «Внешние пределы»[15]. Четверо набились в дерековскую тачку, а мы с Россом и Фрэнк залезли в раздолбанную «вокс-холл виву»[16], которую она одолжила у одной из оркестрантских подружек.

Я сидел сзади, рядом с ворохом старых мотоспортивных журналов и сломанным гитарным усилителем. Фрэнк вела, Росс расположился спереди, и я увидел, что он готовится к убийству. Тогда мы все еще были друзьями, большими, чем остальная часть группы. Я нравился ему, потому что знал жизнь, читал вещи, о которых он и не слыхивал. Он хотел слыть интеллектуалом, но на книги у него времени не хватало, поэтому приходилось полагаться на пересказы. Только когда в его поле зрения попадала женщина, Росс забывал обо всем на свете.

Мы катились на восток. Моя роль свелась к периодическим выкрикам «налево» или «направо», потому что ни Росс, ни Фрэнк не представляли себе цели нашего путешествия. К тому времени, как мы выбрались на дорогу в сторону Уолтемстоу, я с трудом верил тому, что доносилось спереди. Росс строчил фразами вроде: «Этот вечер казался таким пустым, пока ты не вошла в комнату», и «У тебя самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел» – и прочим ужасным дерьмом. Но действительно меня потрясло то, что Фрэнк, прожженная феминистка, глотала эту галиматью.

Через некоторое время я был сыт по горло, поэтому просунул голову между ними и спросил:

– Не могли бы вы, влюбленные голубки, немного сбавить обороты?

И с этого момента начало происходить нечто странное. Я совершенно уверен, что некоторое время мы провели в Лесу Эппинга[17]. Я помню один из этих ослепительно-выразительных разговоров, состоявшийся где-то на дереве с гитаристом по имени Скотт. Кажется, я помню несколько полицейских машин, медленно ехавших через лес и напугавших нас до полусмерти, но, возможно, я все это придумал. Я помню, как перед рассветом пытался заснуть на заднем сиденье «вивы», но меня трясло, я слишком замерз и отправился бродить по окрестностям, пока не наткнулся на Росса и Фрэнк, сидящих в полном молчании и глядящих в никуда. Я помню, как мы втроем решили, что не вынесем утреннего Лондона, и уехали от него подальше, на север, в сторону Кембриджа. Кажется, я помню, как мы «поддавали жару» в туалете пивной на Ипсвич-Роуд[18]. Я знаю, что мы пили весь день и в итоге оказались в коттедже на границе Норфолка с Суффолком, принадлежавшим, кажется, мачехе Скотта.

Пробыв там пару часов, мы обнаружили шкаф с чем-то, подозреваю, несколько лучшим, чем скромное красное вино, и потягивали его из кофейных чашек, когда Фрэнк предложила сыграть.

– Это игра в Правду, – сказала она. – Мы по очереди задаем друг другу вопросы, и на них надо отвечать правду. Если двое других считают, что ты соврал, платишь выкуп. Ну, знаете такие штуки.

Такие штуки я знал слишком хорошо и в нормальном состоянии предпочел бы на неделю закрыться в сортире, лишь бы не участвовать в этом идиотизме, но выпивка, наркотики и отсутствие сна сделали меня не способным на что-либо, кроме мычания, которое Фрэнк приняла за согласие.

Росс же только рассмеялся и сказал:

– Трубач, труби атаку! Мне нечего скрывать.

Мы бросили жребий, чтобы определить начинающего, и, естественно, выиграл Росс. Фрэнк постановила, чтобы сначала он спрашивал меня – и ежу понятно, что тогда она сама могла бы спрашивать Росса.

– О'кей, – произнес он, раскуривая косячок. – Из какой песни нам сделать следующий сингл?

– «Bo-ring», – предложила Фрэнк.

– Ой, я даже не знаю, – ответил я. – Как насчет «Gramme-a-tology»?

– Ну что, – спросила Фрэнк у Росса, – он говорит правду?

– Да, – сказал Росс. – Он чертовски ошибается, но она ему всегда нравилась.

Итак, наступила моя очередь, и я спросил у Фрэнк что-то недискуссионное, кажется, красит ли она волосы. И она ответила «нет», что было очевидной ложью, поэтому ей пришлось залпом допить остаток вина. И так все продолжалось еще пару кругов, дружелюбные подшучивания, пока Фрэнк не вылезла с:

– О'кей, Росс, с кем ты спал в последний раз? Должен признаться, мне тоже хотелось бы знать ответ на этот вопрос. Как я на собственной шкуре понял за годы общения с Россом, ему было совершенно безразлично, принадлежал ли объект его непродолжительной страсти кому-нибудь другому.

Росс самодовольно ухмыльнулся, потом ответил:

– С Джо.

– Ты ублюдок! – воскликнула Фрэнк, искренне шокированная тем, что Росс связался с одним из настоящих голубых сторонников единобрачия, принадлежащих нашему кругу. – Ты врешь! Плати выкуп!

– Отнюдь, – возразил Росс, продолжая ухмыляться нам прямо в лицо.

Тут я заметил, как Фрэнк на него смотрит. Ее взгляд говорил вовсе не «ты ублюдок», а «ты прекрасный дьявол».

Потом она поднялась и сказала:

– С меня хватит. Я иду в кровать. – И, оглянувшись на Росса, небрежно бросила: – Ты идешь?

Росс повернулся ко мне и страшно раздражающе пожал плечами, как будто намекая, что он – всего лишь беспомощная жертва женской похоти, затем тоже встал и пошел за Фрэнк. Я же выпил еще немного красного вина и отыскал другую спальню, убеждая себя в том, что совершенно не завидую. Нисколечко, сэр.

Следующее, что я помню, как проснулся посреди ночи и подумал, что это всего лишь идиотский сон про пожар. Но мне не снился пожар, мне снилось, что я тону. Помню, как я, спотыкаясь, пробрался через полную дыма гостиную, нашел дверь и вывалился на свежий воздух, а Росс кричал: «Где девчонка, где Фрэнк?» – и всматривался в гостиную, полную дьявольского пламени и копоти, Иисус, мы не можем туда войти, где она, корова, корова, тупая корова, где же она?!

И мы ждали, пока коттедж не сгорел, а она так и не вышла. Мы уехали, прежде чем погас огонь, прежде чем кто-нибудь успел вызвать пожарных. Я вел «виву», дрожа от скорости и ужаса. Мы не сказали друг другу ни слова, пока я не остановился у станции подземки «Кэмден-Таун», в шесть тридцать утра.