Юрий Шестов - Ранетки Страница 2

Я долго колотил в ворота, прежде чем в доме раздался звук открываемой двери. Потом послышались неторопливые шаги, за калиткой раздался звук открываемой щеколды и калитка медленно распахнулась. В проёме появилась неопрятная старуха средних размеров и с подозрением, весьма неприветливо, воззрилась на меня. Мне будто раздался звонок – уж больно вид старухи не соответствовал описанию сестры и Любки. Она не казалась ни сильно старой, ни больной, и уж совсем язык не поворачивался назвать её доброй. Реальная картина оказалась в сильном диссонансе с моим первоначальным представлением. Я даже подумал вначале, что ошибся домом. Но над забором висели те самые крупные ранетки, о которых говорила сестра. На второй яблоне – пониже, но тоже высокой – росли мелкие красно-оранжевые яблочки. Я знал их вкус – жесткие, сухие и очень кислые. Есть их было невозможно. Скормить свиньям был единственный способ хоть как-то воспользоваться этими диковатыми плодами природы.

Я натянуто поздоровался. Бабка ничего не ответила, продолжая молча и подозрительно смотреть на меня.

– “Это тебе надо ранетки собрать?” – я решил не обращать внимания на старухины странности.

– “Ты кто такой?” – наконец угрюмо осведомилась бабка после продолжительного молчания.

– “Мне сказали, тебе надо ранетки собрать с обеих яблонь, и за это ты дашь два ведра ранеток”.

Старуха слегка оживилась. Она отступила вглубь, как бы приглашая зайти во двор. Я приподнял велосипед над доской, перегородившей ворота внизу, и протиснулся с велосипедом через калитку. Старуха махнула рукой на яблони и вдруг довольно бодро и напористо заговорила.

– “Соберёшь все до одной, ничего не оставляй. Перетащишь всё в дом и ссыпешь в погреб. Я тебе дам одно ведро яблочек за это. И чтобы ни одной веточки не сломал!”

Я осмотрел высоченные яблони. До верхних веток добраться не было никакой возможности. Первая яблоня была ещё так-сяк, можно было пролезть как-нибудь между ветвями. Вторая выглядела такой же дикой, как вкус её убогих плодов. Многочисленные корявые ветви и веточки вырывались вверх из ствола под острым углом и тут же переплетались друг с другом как борцы в непримиримой схватке. Лазить меж таких ветвей одно мучение. Будь здесь только эта яблоня, я бы тут же что называется развернул оглобли и без лишних разговоров отбыл бы в направлении хлебного магазина. Но ради ведра нежно-янтарных ранеток я был согласен претерпеть некоторые мучения.

– “Знаешь что, бабушка, я тебе могу с верхних веток палкой посбивать, и то не все. Кое что останется. И ветки я не смогу не сломать – посмотри как они переплелись. Я ж тебе не гусеница чтобы по ним ползать.”

– “Нет уж, ты все до единой ручками, ручками-то собери!”, – весьма энергично упорствовала старуха.

– “Да как я тебе ручками-то дотянусь доверху?! Ты думаешь что говоришь, старая?” – попытался я воззвать к голосу разума старухи, но тщётно.

– “Мне в прошлом годе зять всё дочиста руками собрал!” – это было наглое враньё. Наличие зятя удивило и насторожило меня опять, но я и этот звонок пропустил мимо. А зря… Если от бабки отвернулись ближайшие родственники, которые ещё год назад ей помогали, то стоило бы задаться вопросом – почему?

– “У тебя зять что, Дядя-Стёпа-Милиционер?” – съязвил я. Но старуха или шуток не понимала, или не была знакома с творчеством придворного поэта.

– “Короче, бабушка, если я буду собирать, то несколько веточек сломаю. Смотри, как они сплелись!”

В таком духе разговор продолжался ещё долго. В итоге сошлись на нескольких сломанных веточках, паре десятков несобранных на самом верху яблочек, использовании палки для осторожного сбивания ранеток с самых верхних веток, ведре хороших ранеток и завтрашнем дне.

По дороге я заскочил в хлебный магазин, купил ароматный, с хрустящей корочкой хлеб и помчался домой.

На следующий день я поднялся рано утром, взял десятилитровое оцинкованное ведро и под хмурым, уже осенним небом отправился собирать ранетки. Задувал холодный северный ветер. Низкие серые тучи быстро летели над землёй. Погода была самая осенняя. Опять долго стучал в ворота, опять бабка глядела на меня молча и подозрительно, пока мне это разглядывание наконец не надоело и я не прервал его встречным вопросом: “Что смотришь, не узнаёшь что ли? Вчера я у тебя был, уже забыла?”

Бабка наконец заговорила: “Ты зачем такое большое ведро принёс! Я тебе только маленькое ведёрко дам, детское! Ты что это, решил весь урожай забрать!”

Я растерялся. Мне казалось, мы обо всём договорились вчера и ни о каком детском ведре речи не было.

– “Знаешь что, бабушка, собирай-ка ты тогда свои ранетки сама”, – я развернулся и отправился домой.

Я отошёл метров на двадцать, прежде чем старуха окликнула меня. По-видимому, в её прижимистой душе не на шутку разыгрывались шекспировские страсти.

– “Эй, паренёк, погоди! Иди сюда”. Я подошёл со словами: “Что, старая, передумала?”

– “Ладно, бери ведро, только красных ранеток, они тоже очень хорошие.”

– “Не, бабушка, ты меня уморишь. Мы ж вчера на ведро белых ранеток договарились, ты уже не помнишь, что ли?” Мы ещё немного попрепирались, и наконец бабка уступила.

Старуха удалилась в дом. Я начал с того что набрал в своё ведро ранетки, поставил его в укромное место к забору и прикрыл травой. Потом начал собирать ранетки бабке и стаскивать их в дом. Из сеней в погреб через небольшое окошечко был проделан наклонный деревянный желоб, и я просто ссыпал ранетки в погреб по этому желобу. Дело шло споро. Часам к двум я закончил собирать ранетки на хорошей яблоне и приступил ко второй. Колючие ветки раздирали кожу до крови. Я ничего в тот день ещё не ел, не считая десятка ранеток, которых я очень быстро наелся, и начал уставать. Болели ступни ног от того что всё время приходилось неудобно стоять на ветках. Ведро пристроить было некуда, приходилось набирать ранетки за пазуху, спускаться вниз, ссыпать в ведро и снова лезть наверх. Работёнка на поверку оказалась просто каторжной.

Но рано или поздно всё кончается. Осталось обобрать пару ветвей, и я уже предвкушал конец утомительной работы. Но не тут-то было. Возвращаясь из очередного рейса в сенцы, я глянул в ту сторону где должно было стоять моё ведро и не увидел его. Прошуровал всю траву возле забора, но своего ведра с ранетками так и не обнаружил. Калитка на щеколде, никто не заходил. Значит, бабка.

Я рассвирепел. Метнулся в сени и начал стучать во входную дверь изо всех сил. Дверь была заперта. Из дома в ответ не раздалось ни звука. Я выскочил во двор и закричал в окно.

– “Если ты, старая стерва, не отдашь мне ведро, я тебе сейчас все окна повышибу камнями!” В ответ ни звука. Я начал искать камни. За углом дома что-то звякнуло и покатилось по земле – по звуку ведро. Я забежал за дом и увидел не свое хорошее новое, а какое-то старое, не пощаженнное временем подобие ведра.

Я опять метнулся к окну и увидел в нём бабку. Замахнулся камнем и уже собрался запустить им в окно, когда она завопила и отпрянула внутрь. Спустя несколько секунд снова раздался звук упавшего ведра. На сей раз это было моё, правда несколько пострадавшее от падения.

С оставшихся ветвей я кое-как набрал полведра мелких кислых ранеток, со всей силы хлопнул калиткой и потащил свою убогую добычу домой. В душе клокотали обида, жажда мести и какое-то чувство удивления свершённой несправедливостью. Я не понимал, за что меня так подло обманули. Я честно выполнил тяжёлую работу, всё как договорились, а меня взяли и так нагло, беззастенчиво обвели вокруг пальца. Это как-то не укладывалось в моей голове. Я собрал по меньшей мере ведер двадцать пять только хороших ранеток. Себе хотел взять одно ведро, как договорились, но мне и этого не досталось. Тащу домой какую-то несъедобную кислятину, которую можно даром набрать в посадках возле подсобного хозяйства.

Я не витал в облаках и представления о жизни у меня были вполне земные. Но в моём жизненном опыте такой однобокий поворот событий встретился впервые. Так беззастенчиво взрослые меня ещё не грабили. Эх, знать бы, что это было только начало… Ранетки окажутся такой мелочью в сравнении с тем что меня ждёт впереди, по мере того как я буду взрослеть и идти по бездорожью этой жизни.

Дома мама взглянула на добычу без малейшей тени энтузиазма.

– “Что ты с ними хочешь делать, есть их невозможно”.

– “Может, варенье сварить?” – высказал я свежую идею.

Мама колебалась. С её точки зрения затея выеденного яйца не стоила, но она решила не обижать меня отказом, сказав: “Ладно. Только помой ранетки, вырежи серёдки, засыпь сахаром чтобы сок дали. Вечером приду, сварю”.

Утро выдалось такое же серое и неприветливое как накануне. Задувал порывами северный ветер. Ивы с уже начинающими увядать узкими листьями как-то бесприютно, с унылым шелестом, вздымали на ветру свои длинные поникшие ветви. Я пошёл на общественную колонку, вымыл ранетки и уселся у сарая вырезать серёдки. Мяготь складывал в небольшую эмалированную миску. Подошли братья Михальцовы. Серега примерно моего возраста, чуть помладше, младший брат Вова года на два моложе Серёги. Начали было помогать, но им это быстро надоело и они просто сидели рядом, разговаривали. Ранетки братья раскритиковали. Я согласился, но выразил надежду что варенье будет хорошее. Серёга с сомнением покачал головой. Потом их позвала бабушка и они ушли.