Наталия Розинская - Куба – forever! Страница 2

Гаванская ночь

Ночь делает мир нереальным, почти фантастическим. Ночь — это другая жизнь в другом мире, и кажется, что ты попал туда ниоткуда и останешься там навсегда. Ночью ты можешь стать кем-то или самим собой. Ночь дает счастье всем, потому что она щедра. Кажется, что ночь — это музыка твоего сердца, и звучать она будет вечно.

Но приходит день, и всё заканчивается. Судьба начинает говорить с тобой словами правды. И тогда вдруг кажется, что тебя обманули, а теперь хотят отобрать счастье — твое счастье. И ты забываешь, что на самом деле оно не принадлежит тебе, нам вообще ничего не принадлежит, всё, что у нас есть, — вовсе не наше. Просто судьба на мгновение смилостивилась, так, одолжила на время в порыве доброты своей немного счастья. Но все это ты понимаешь потом, когда уже поздно что-либо изменить…

Есть город, в котором ночь не похожа ни на какую другую ночь ни в какой другой стране мира. Только эта, гаванская ночь, такая густая и сладкая, что хочется пить ее, как вино. Только в Гаване ночь ждут, ее хотят, и это желание, кажется, можно потрогать, услышать его запах и почувствовать его вкус. Только на Кубе, и нигде больше, ночь делает тебя свободным. Ты становишься ее частью, понимаешь ее и говоришь с ней, потому что у вас есть общий язык — любовь. Только гаванской ночью ты понимаешь, как сильно любишь жизнь и как страстно хочешь ее любить еще больше.

Она еще не знала, что умелый ловец — гаванская ночь — уже расставил свои сети нежнее шелка и крепче стали. Хотя ей, в сущности, вовсе не нужны эти сети, как не нужны законы, замки и печати. И как изначально никто не может устоять перед ее искушением, так, попав однажды в ее сладкий плен, никто не пытается из него вырваться.

И она не стала исключением. Ее никто ни о чем не спрашивал, она ничего не решала, хотя по-прежнему твердо верила, что остается единственной хозяйкой своей судьбы. Как и многие, она ошибалась, не зная еще, что судьбу нельзя обмануть. Можно попробовать побороться с ней, так, просто из чувства противоречия, свойственного людям, особенно женщинам. Но победить ее нельзя. Разве что она сама нам это позволит.

Но в ту ночь судьба вела свою капризную игру и не думала уступать. Наоборот, с особым упорством она замешивала один из крепчайших своих коктейлей — из ночи и любви, намереваясь довести свое дело до конца.

Здравствуй, Нати!

Она пришла в этот ночной клуб, как ей казалось, почти случайно — просто заведение было расположено неподалеку от отеля.

После, намного позже, она поймет, что случайностей вообще не существует и что всё произошло именно так, как должно было произойти.

А тогда… Звуки сальсы заливали площадь перед отелем, террасы ресторанов были заполнены людьми, их смуглые лица сияли белоснежными улыбками, они ели, пили, веселились… Праздник был повсюду. Истинный праздник жизни на райском острове, который соседи — благополучные американцы — превратили в остров радости для богатых. А для бедных… впрочем, здесь никто и никогда не думал о бедных. Эти мысли ни к чему тем, кто не знает, что такое бедность.

Мужчины в дорогих костюмах, женщины в бриллиантах… Они ели лобстеров (пища, которая была по карману только иностранцам) и пили шампанское. Вряд ли им нужно было что-то еще.

Она шла мимо, почти не замечая происходящего вокруг, потому что должна была попасть туда, где всё началось.

О таких, как она, обычно думают: для нее нет ничего невозможного. Откровенно красивая, вызывающе молодая, казалось, она не знает, что такое боль, страдания, лишения или нужда, без труда заставит открыться любые двери, распахнуться — любые сердца. Люди, подобные ей, обычно счастливы от рождения, они просто рождаются для счастья, а вместе — для роскоши и веселья. Такие, как она, не задумываются, что по счету, который будет им предъявлен, придется платить. И те, кому много дано, заплатят больше других. А те, кто любит, платят вдвойне. Ведь за любовь судьба всегда назначает самую высокую цену.

А пока она шла, врезаясь в горячий гаванский воздух, как острый нож — в размягченное масло, шла мимо людей, мимо домов и ресторанов, сверкающих витрин и роскошных авто, мимо разгоряченных тел танцующих, музыки, запахов цветов, пота и сладко-пряной южной кухни — в клуб. Там ждала ее судьба.

В клубе сквозь дым сигар, медленно запутывавшийся в ее роскошных волосах, она едва различала силуэты танцующих пар. Но вскоре глаза привыкли к полумраку, и она начала скорее ощущать, чем видеть своеобразную прелесть происходящего. Сколько времени простояла она так, под звуки «Команданте Че Гевара», она не знала. Здесь никто не считал времени. Ее взгляд задержался на смуглом кубинце. Он так красиво двигался в танце, что не заметить его не смогла бы ни одна женщина. Он был еще достаточно молод, но во всем его облике, смелом взгляде, повороте мускулистых плеч, в уверенных движениях пластичных бедер и всего крепкого тела была спокойная сила. Такая сила исходит от тех, кто знает о жизни много. Однако взгляд его при этом казался нежным и добрым, как у романтика, все еще верящего в мечту. На темной от природы коже лица глаза казались еще ярче, они словно светились изнутри, и в них было столько тепла, что он, казалось, способен был согреть весь мир. Но не себя. Было в нем что-то таинственное, что делало его, одного из многих, не таким, как все.

Может быть, это было ощущение внутренней борьбы, борьбы с самим собой, борьбы постоянной и обреченной, потому что не может окончиться победой борьба холодного рассудка с горячим сердцем.

Она смотрела, смотрела и была не в силах отвести взгляд, и от этого ей стало не по себе. Горячая волна разлилась по ее телу, дошла до кончиков пальцев, всколыхнула каждую жилку, отдалась жаром щек, шеи, маленьких ушей и вернулась в сердце. И оно забилось учащенно, и она уже не могла его остановить.

Она попыталась было отвести глаза, отступить, но даже не пошевелилась. Ей казалось, что сейчас кто-то другой управляет ею, и этот кто-то был сильнее ее. Она не понимала, что с ней происходит, только была почему-то уверена, что это прекрасно. Будто во сне, она не могла, да и не пыталась больше сопротивляться своему чувству, наоборот, ей хотелось отдаться ему полностью, без остатка. Это было похоже на воронку, которая втягивала ее все сильнее и необратимее.

А он танцевал в центре зала, у самой сцены, крепко и, вместе с тем, бережно обхватив талию еще более темнокожей партнерши. Женщина была к нему явно неравнодушна, это сквозило в каждом ее движении, в страстном взгляде, в шевелении приоткрытых губ. Она сходила с ума от его прикосновений и даже не пыталась скрыть это. Красавица-мулатка шептала что-то ему на ухо и тонкой рукой ласкала его обнаженное плечо. А он почти все время смотрел на девушку в белом платье, застывшую у двери. Он заметил ее сразу, как только она вошла в клуб. Он увидел ее и понял, что заговорит с ней, чего бы это ему ни стоило. Такую, как она, нет, именно ее он видел много раз в своих снах, именно о ней мечтал. Их взгляды встретились…

Родина или смерть, мы победим!

Он стоял посреди небольшой комнаты и говорил не громко, но так четко и убедительно, что его услышал бы, даже не желая того, каждый из присутствующих. Может быть, потому, что в его словах было много силы и страсти, или потому, что пламя его слов находило отклик в сердце каждого из слушателей. Она не могла понять, как этот человек, очевидно, самоучка, владеет мастерством политического оратора, трибуна, не только яростного, харизматичного, но и убедительного, мудрого. Не понимая многого из того, о чем он говорил, она слушала, смотрела, невольно поражаясь его простым и глубоким словам, резким, но гармоничным жестам, тому, как ярко вспыхивали его глаза, как заражал он слушателей. Порой казалось, что слышен учащенный стук его сердца, что вот-вот оно вырвется из груди и просто взорвется от страсти и вдохновения.

Ссылаясь на Сеспедеса, своего учителя, учителя всех кубинцев, он говорил о том, что и двенадцать человек способны изменить жизнь целого народа, что их, готовых к действиям, намного больше, что за ними — братья и сестры, матери и отцы. Говорил он и о возможности реформ, а вместе с ними — о другой, справедливой жизни. Говорил о борьбе, которая неизбежно замешана на крови, о мировой несправедливости, о ненависти к бедности и жажде новой, совсем другой жизни.

Он вспоминал Хосе Марти, убеждая, что дело их бессмертно, что если умрут они, на их место придут другие. Но главное — он был уверен, что нельзя запретить им любить свою землю, и чем больше им будут запрещать любить Кубу, тем сильнее будет их любовь. Потому что настоящая любовь — бессмертна, ее нельзя убить, и пока течет в их жилах кубинская кровь, они будут бороться. А еще она услышала, и это ее испугало, — призыв не бояться самого Батисту, это воплощение зла, бандита и диктатора. Он окончил свою пламенную речь громким и страстным призывом «Родина или смерть — мы победим!». А немного помолчав, добавил: «Мы победим или все умрем здесь».