Виктор Пронин - Неаполитанский романс Страница 2

— Как вас зовут? — спросил Грышук взволнованно и с легкой хрипотцой.

— Скажите, а вам жена разрешает знакомиться с женщинами в скверах?

— Жена?

— Господи, у вас на лбу написано, что ваша жена — полная и тихая женщина, обожает праздники, что, когда выпьет, любит попеть, потанцевать, что сейчас она уже поглядывает на часы... Авоська при вас? Вы все купили?

Все сказанное о жене было чистой правдой. Грышук растерялся. За доли секунды он обидчиво подумал о том, что девушки с Неаполитанского залива никогда бы не позволили себе такую бестактность, как упоминание о жене. Еще он подумал, что у этой женщины красивая высокая шея, а у его жены — короткая и некрасивая. Подумал о том, что незнакомка, работая скорее всего каким-то кладовщиком или счетоводом, позволяет себе вот так разговаривать с ним, со старшим инженером, будущим начальником отдела. Подумал о том, что, если бы она перешла работать в их отдел, он бы поговорил с ней иначе. И понял, что ничего у него с ней не получится, она слишком трезва, ограниченна...

Поднимаясь со скамейки, он прощально посмотрел на ее смеющийся рот, в ее глаза, наполненные каким-то шалым смехом, и уже открыл было рот, чтобы сказать нечто значительное, убивающее наповал, но не успел.

— Идите, — сказала женщина почти по-матерински. — Идите, пока еще не кончился закат и ваша жена...

— Оставьте в покое мою жену! — сказал Грышук неожиданно тонким голосом. — Всего хорошего.

— Счастливо. И мой вам совет — идите домой.

— Неужели вам больше некому советовать? — едко спросил Грышук.

— Идите, — нежно повторила женщина.

Грышук снисходительно улыбнулся. Выйдя на проспект, он быстро зашагал от сквера, постепенно приходя в себя. К этому времени уже стемнело, загорелись щербатые неоновые рекламы, огни светофоров стали ярче и тревожней, а разноцветные окна настраивали на особый, вечерний лад, когда хочется чего-то совсем иного, чем днем. Сегодня Грышук хорошо знал, чего хотел, но он смирился с поражением, и это странным образом успокоило его.

Он зашел в гастроном «Рябинка», взял маленькую чашку черного кофе и устроился за столиком в углу. Рядом с ним оказалась высокая девушка с прямыми длинными волосами и в очках. Обхватив тонкими пальцами чашку, девушка через стекло витрины смотрела на улицу. Еще подходя к столику, Грышук отметил, что у нее вполне приличные ноги. Когда он мельком заглянул ей в глаза, то сквозь сверкающие грани стекол очков увидел выражение, знакомое по цветным фотографиям, привезенным с далеких заливов, проливов, островов и полуостровов. И неожиданно для самого себя сказал что-то естественное и простое.

— Ваш кофе уже, наверное, остыл, — добавил он, когда девушка промолчала. — Может, заменить?

— Замените, — улыбнулась она. Грышук поднялся, подошел к прилавку и заказал еще одну чашку.

— Двойной, пожалуйста, — сказала девушка.

— Двойной, пожалуйста, — повторил Грышук продавцу.

— Спасибо, — сказала девушка, когда он поставил перед ней чашку. — Вы тоже пьете двойной?

— Да нет... нормальный.

— Ну, нормальный — это не кофе. Это так... Бурда, рассчитанная на сердечников, почечников... Чтобы выпить настоящего кофе, надо заказывать хотя бы двойной.

— Когда мне хочется выпить, я вообще заказываю что-нибудь другое, — улыбнулся Грышук.

— Можно и вино, — согласилась девушка. — Но... кофе лучше.

— И вам никогда не хочется вина? — спросил Грышук взволнованно и чуть хрипло.

Девушка внимательно посмотрела на него и улыбнулась. Гришуку не понравилась ее улыбка. Он исподтишка осмотрел себя, но все было в порядке. Когда он так же внимательно окинул взглядом девушку, то поразился ее какой-то неуловимой изысканности. Впрочем, сказать, что он поразился, будет неверно. Он просто отметил ее утонченность, что ли, так и не поняв, из чего она складывалась. Перстень с продолговатым камешком, белая блуза, очки без оправы... И быстрая улыбка... Казалось, будто она по-разному улыбалась каждому услышанному слову.

— Вина? — переспросила девушка. — Нет, почему же, иногда хочется. Но чаще — кофе. Оно дает... как бы это... более качественное опьянение.

— Какое? — не понял Грышук.

— Даже не знаю, как вам объяснить... Пьянея, человек приходит в состояние... ненормальное, верно? Ну так вот, когда он пьет вино, это состояние заключается в том, что он начинает видеть меньше. Понимаете? А когда он пьет кофе, он тоже пьянеет, но видит и чувствует гораздо больше, чем обычно.

— Интересно, — сказал Грышук. — Я такого не замечал.

— Потому что вы пьете одинарный кофе, — ответила девушка и опять улыбнулась. — Возможно, правильнее было бы сказать — ординарный.

Грышук этого слова не знал, но на всякий случай улыбнулся.

— Как вас зовут? — спросил он.

— А как вы думаете?

— Мм... Я все равно не угадаю.

— И не надо. Зачем вам угадывать... Скажите так...

— Тогда... Дина.

— Ну что ж... Согласна. Пусть будет Дина. Это не так уж плохо. Во всяком случае, лучше, чем... А вас, наверно, зовут Федя?

— Нет, на Федю я не согласен.

— Почему?

— Я надеялся на что-то более... Мм...

— Понятно. Тогда давайте сделаем вот что... Раз уж я все равно у вас в долгу за кофе, — девушка открыла свою сумочку и вынула маленький сверток. — Снимите свой галстук.

— Зачем? — не понял Грышук.

— Сейчас увидите. Снимите же...

Она протянула к нему руки, нащупала сзади под воротником зажим и легко разъединила резинки, на которых держался его зеленый капроновый галстук. Грышук совсем рядом увидел ее глаза за стеклами очков, улыбку, почувствовал запах незнакомых духов и вдруг опять заволновался, поняв, что у него с этой девушкой завязываются какие-то отношения, а как раз этого он боялся больше всего. Он опасался, что ему придется говорить о своей жизни, выслушивать, что будет говорить о себе девушка. Вот если бы он мог изменить жене с кем-нибудь молча, даже без придуманных имен, без разговоров...

— Ну вот, — сказала девушка. — Так даже лучше. — Она развернула сверток — там оказался новенький серый галстук. Легко повязав его, она затянула узел, опустила воротник рубашки.

— Капроновый галстук вам не нравится? — спросил Грышук.

— Вы же не ходите по улицам в калошах на босу ногу!

— Это одно и то же?

— Почти. Вон зеркало, посмотрите...

Грышук обернулся. Серый галстук из тусклой ткани с тремя красными квадратиками придал ему какую-то вечернюю нарядность, новизну.

— Спасибо, — сказал он. — У вас всегда в сумочке есть лишние галстуки?

— Нет, не всегда. Теперь, если вы не против, я согласна назвать вас Сергеем.

— Ну, это куда ни шло...

— Вот и отлично! Мне пора, Сережа. До свидания.

— Как пора? Вы уходите? К... куда?

— Туда, где меня ждут... Как и вас, наверно.

— Так что... на этом мы и расстанемся?

— Вы напрасно со мной познакомились. Я же не в вашем вкусе... Вам будет хлопотно со мной... И потом... вы спешите... Разве нет?

— Я не спешу, опаздываю — да. Но не спешу.

— Знаете, Сережа... Вы уверены, что вам хочется еще посидеть здесь? Со мной? Нет, вы в этом не уверены... На вас подействовал вечер и... кофе. Это все кофе. Я ведь предупреждала, что после него видишь гораздо больше, чем есть на самом деле... Завтра утром я буду...

— Я тоже по утрам предпочитаю не подходить к зеркалу... И даже бреюсь на ощупь. Поэтому у меня и виски всегда кривые... Вот посмотрите...

И Грышук, повернув голову в одну сторону, потом в другую, показал девушке куцые пучки шерсти возле ушей.

— Действительно кривые, — засмеялась она.

— Но я провожу вас? — сказал Грышук.

— Проводите... Это недалеко.

Когда они выходили, им в глаза ударил яркий свет фар. Взглянув в этот момент на девушку, Грышук подумал, что она в самом деле не так уж красива и уж нисколько не похожа на женщин с картин старых мастеров. А именно их он считал образцом, на них походила его жена. Поэтому он и женился на ней в свое время. У него перед глазами вдруг возникла открытка: громадная, уходящая в темную бесконечность кровать, а на ней — большая розовая женщина с волнующим животом, лежащим на алой ткани. Да, кажется, на алой. И подпись: «Даная». Потому-то он и незнакомку неожиданно для себя назвал Диной. Все-таки созвучно. И красиво. Но, скосив взгляд на девушку, Грышук подумал, что та кровать была бы для нее велика, да живот ее не лежал бы так свободно и независимо, как у той женщины. Но он был благодарен девушке за то, что она сама избавляла его от хлопот, связанных с прощанием. Зная, что через несколько минут они разойдутся в разные стороны, Грышук почувствовал себя легко и непринужденно.

По темной улочке они вышли к берегу. Наступила тихая темная ночь, и не было видно даже волн, которые шуршали у самых ног. Потом выглянула луна, и низенькие пенистые барашки засветились тускло и переменчиво. Начинался отлив.

— Идемте, — сказала девушка. — Уже поздно.