Анна Козлова - Порш Страница 2

— Поршик, — позвал Роман, — хочешь послушать стихи?

— Какие? — враждебно спросила Полина.

— Врачующая сигаретой, уходит женщина…

— Кто написал эти стихи? — настойчиво и зло перебила она.

— Ходасевич!

Врачующая сигаретой,Уходит женщина гулять,И дым ползет по белу свету —Судьба рифмуется на ять.

— Это не Ходасевич, — прошипела Полина, — это ты пишешь шизофреническое говно!

— Что?! — заорал он, приподнимаясь с дивана. — Да как ты смеешь, бездарь!

— Да, это говно, — настаивала Полина, — и я не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Какое «ять» и при чем здесь судьба, я не понимаю этого!

Рома растерялся.

— Все понятно, — произнес он тихо, — «ять» — это смерть, последняя буква, с ней рифмуется любая судьба.

— Ты знаешь, чем хорошие стихи отличаются от плохих, от твоих стихов? — бушевала Полина. — Тем, что настоящий поэт находит простую и гениальную ассоциацию, которая понятна всем и не вызывает вопросов. А ты только делаешь вид, что нашел эту ассоциацию, но на самом деле твои стихи — белиберда. Поэтому ты все рифмуешь со смертью, да еще с таким подтекстом, как будто ты о ней что-то знаешь.

Он дико, неестественно захохотал и продолжил декламацию:

Курю одну, курю другую,Зачем мужчине горевать?Ведь мир — раскрытые гаремы,А не семейная кровать.

В ноябре Поршик отвела мужа к наркологу.

— Кодирование — довольно вульгарный термин, — рек врач, — но в целом мы с ним согласны.

Рому уложили на застеленную зеленым кушетку и через белый, напоминавший повисшую соплю катетер ввели в нутро препарат серии «Торпедо». На процедуру следовало захватить алкоголь. Пока Рома ошарашенно лежал, впитывая «Торпедо», Полина поднесла врачу бутылку пива.

— А вот и ваше любимое пиво! — зазвучал оптимистичный голос врача. — Сейчас мы посмотрим, сможете ли вы его выпить? — И он влил несколько капель пациенту в горло.

Рома затрясся, засучил ногами и жутко раскрывал рот. Полина рвалась к нему, но врач привычно задерживал.

— Некоторое время у него поболит позвоночник. Подождите в коридоре.

И нарколог говорил ей о вреде пьянства, дурных перспективах и необходимости контроля, чтобы дома спиртного не держать. Тяжелое психическое заболевание, к сожалению, неизлечимое, но можно сделать так, чтобы человек не потреблял.

Полине было совершенно нечего возразить…

Муж превратился в робота, они совсем перестали ругаться. Он писал плохие стихи, неряшливо и много ел, и был, кажется, не против, чтобы жизнь прошла побыстрее. Новый год они справляли тихо, из гостей был один Южин.

— Я знаю, что скоро умру, — сказал он, отпив коньяку, — мне только обидно, что я посвятил поэзии всю жизнь и так и не понял, что она такое… Мне теперь кажется, что она есть самое хитрое зло на свете, ведь именно через стихи в наши судьбы входит то, что больше всего нас ослабляет… То, что вселяет в людей — от подметальщиков улиц до диктаторов — смутное чувство уверенности там, где уверенности быть не может, и в то же время навязчивый страх, который не порождает поступков и не пробуждает сообразительности, а парализует волю.

— Но ведь помимо обольщений в поэзии есть высшая, пророческая правда! — возразила Полина и добавила: — Я имею в виду только лучшую поэзию.

— Судьба человека не допускает, чтобы на нее глядели пристально. Лишь через глазок поэзии, — Южин говорил печально, — и без всякой поэзии мужчина пойдет на войну, девушка — замуж, жена станет матерью, люди похоронят своих мертвецов и умрут сами. Но опьяненные стихами, все они устремятся к своему уделу с неоправданными надеждами. Солдаты якобы завоюют славу, матери родят стране героев, а мертвые лягут в землю, навечно оставшись в памяти живых. Поэзия влияет на человека, подобно лести.

— Стихи — плод не более глубокого, чем у прочих людей, прозрения, — сказал Роман, — а более острой тоски.

— Заинька, холодец доешь?

И случилось так, что зимой он угас. Никто не мог понять отчего, но жизнь интересовала его с каждым днем все меньше и меньше, пока однажды он не отвернулся к стеночке, чтобы никогда уже больше не просыпаться…

Полине повезло. Мало того, что за ней осталась квартира, чудесные габардиновые шторы с кистями, новый совсем холодильник и куча всяких мелочей, у нее теперь часто берут интервью и не один поэтический вечер не обходится без ее присутствия, в президиуме, с тетрадкой стихов покойного мужа, которые она очень хвалит. Только золотого ангела она передарила сестре Татьяне, потому что просто не могла на него смотреть и все время просыпалась по ночам — ей казалось, он летает по комнате и целится в нее из лука.