Виктор Пронин - Охота пуще неволи Страница 2

И я пошел на обгон.

Первым был Шурка. Он не ввязывался в спор, да и зачем? На его «Вятке» только картошку с базара возить...

Стрелка спидометра, как приклеенная, лежит на цифре «100». Отлично... Я начал медленно поворачивать ручку газа... Стрелка дрогнула и поползла... Быстро и бесшумно отстал «Москвич», будто его кто-то неожиданно дернул назад. На мгновение мелькнули испуганные лица его пассажиров.

Солнце, которое светило впереди красным светофором, неожиданно исчезло. Начало быстро темнеть. Я понял, что пора включать освещение, когда встречный самосвал нахально ослепил меня дальним светом. Люси испуганно отпрянула в сторону. Ей повезло — она не выскочила на обочину, а то иди собирай руки-ноги... И какие ноги!

Валька! Впереди оставался только он... Ничего... Ты, кандидат, не очень-то рискуй... В твоем положении обидно будет, если...

Мы рядом.

Он спокойно посмотрел на меня и крикнул, не отводя взгляда от светящегося в темноте асфальта:

— Кончай, Борька! Можешь! Вижу, что можешь! Кончай!

Была не была — я до отказа повернул ручку газа. И будь здоров. Валька позади. Привет родителям!

Сначала Валька тянулся за мной, что-то кричал, но потом поравнялся с Люси, и они отвалили.

Теперь я видел перед собой только густую, нетронутую, неразорванную темноту, вибрирующее шоссе, частокол деревьев, чувствовал, как в меня врывается черный холодный воздух. Впереди над дорогой возникло неясное сияние. Оно увеличивалось, приближалось, обрастало металлом и грохотом, а через секунду мимо пронеслась громада, один воздух от которой был как мешок с цементом. Автобус провалился куда-то вместе с людьми.

И — тишина.

Хорошо!

Не знаю, смог бы я управлять мотоциклом, если бы не рюкзак на заднем сиденье. Где-то около ста тридцати километров — колеса почти не касаются асфальта... Мой бедный Арчибальд прижался к бензиновому баку и тихо, не разжимая зубов, скулил. Ничего, привыкай, собака! Думаешь, легко быть другом человека? Думаешь, человеком легко быть?

Прибыли...

Соленые озера. Кому, интересно, они солеными показались? Пили мы эту воду, и с поверхности, и из глубины доставали — никакой разницы. Вода как вода. Тухлятиной воняет. Но если прокипятить — идет. И даже радостно было от того, что с каждым глотком пожираешь миллионы дохлых микробов, которые плавают сейчас в котелке, как сардельки.

Потом, когда уже вовсю горел костер, случилось самое интересное — прибыл Шурик. Мы издали услышали чиханье «Вятки» и помигали фарой. Все замокли, чтобы не прозевать момента. Только корифей Жмакин не мог сдержаться и тихонько повизгивал себе под мышку. Его коричневая лысина, натертая противокомарной гадостью, тускло поблескивала, и в ней отражался костер, горящие фары и даже снедь на брезенте.

Шурка подъехал молча, заглушил мотор и не торопясь подошел к нам. Тишина. Только Жмакин... Не поймешь сначала — плачет он или смеется. Все ждали, что скажет Шурка. Просто ждали его первых слов. И знали — что бы он ни сказал, в ответ все радостно засмеются.

— Я там одного охотника встретил... поговорили, где лучше стрелять. И вот малость задержался...

Шурка еще что-то там лопотал, но его уже не было слышно. Все восторженно завизжали, довольные, что он не обманул ожиданий. Так и не переставая смеяться, мы забыли о Шурке, начали обсуждать что-то еще более смешное.

Хорошее дело — привал в лесу. Ночью. На берегу. У костра. Лежишь на холодящем брезенте и чувствуешь, как тебя наполняет какое-то радостное волнение. Будто кровь насытилась лесным воздухом, криками птиц, рыбьими всплесками, хохотом друзей. А по телу растекается доброта. И так понимаешь людей, так хочешь помочь им в чем-нибудь, что не в силах удержаться — ахнешь еще полстаканчика за здоровье человечества. Чтобы не было войны... Все хлопают друг друга по плечам, рассказывают старые анекдоты и охотно катаются по траве, будто в прошлый раз слышали что-то другое. Но все добрые. Если рассказал человек — надо посмеяться, ему приятно будет, а он посмеется твоему анекдоту, который не успел рассказать сам.

Слышу — Валька что-то толкует Люси про хобби. Очень мне это интересно стало, и по-пластунски пополз я к ним через брезент — благо пролить уже нечего было.

— Так что ты там про хобби? — спросил я.

— Хобби — это отдушина, — сказал Валька. — Понял? Форточка. Когда становится душно — ее открывают. Когда душно... понял?

— Все понятно, — сказал я. — Даже больше. Желаю успеха. Больно умные стали... Э! Кто в «дурака» хочет?

— Впустую неинтересно, — сказал Шурка. — Давайте так, кто проиграет — в воду на четвереньках. В чем сидит, а? Пока в воде не скроется? Ну, кому страшно?

Играть сели в два круга — карт не хватило. Игра у нас своя — «дурак охотничий». Поскольку на кону — собственный позор, мы еще раз повторили правила. Постоянный козырь — бубен, черва бьется только червой, старшая карта — дама пик и так далее. И все стихло. Молчали неостывшие мотоциклы, молчали соленые озера с пресной водой, и только легонько гудели сосны, шлепали по брезенту карты, сопели сосредоточенные игроки да за лесом палили из ружей. У них, видать, была своя игра.

В первом круге дураком остался Валька-кандидат. Во втором — легендарная личность Жмакин. Их схватка должна решить — кому лезть в воду. Сначала финалисты бросили жребий, кому сдавать карты. Потом оба по очереди сдвинули колоду. В общем-то Жмакин мог запросто отказаться от игры — человеку шестой десяток, это даже для охотника немало. Заслужил человек спокойную старость, и никому бы в голову не пришло обвинять старика в слабодушии. Но Жмакин не отказался.

— С волками жить — по-волчьи выть, — только и сказал он.

Я подошел к воде. Она была теплая и вонючая. Простудиться сложно. Дно илистое, стоило только ступить на него, сразу поднимались пузыри. Слышно было даже, как они лопались с мягким бульканьем. Неприятная штука, если учесть, что в нее надо на четвереньках входить, да еще условие — пока не скроешься под водой.

Игра кончилась. Радостная шатия-братия начала подгонять мотоциклы к воде и включать фары. Надо, чтоб все видели, как дурак в воду полезет.

Люси в общем веселье участия не принимала. Поджав колени, она сидела у Вальки за спиной.

Когда Валька проиграл, она, так и не сказав ни слова, поднялась и пошла разворачивать свой мешок.

Валька посмотрел ей вслед и бросил карты.

— Продул, — сказал он.

— Да, тут уж ничего не поделаешь, — подтвердил Жмакин. — Зря ты короля сбросил. Это тебя и погубило.

— Продул, — уже в который раз сказал Валька, перебирая в руках последнюю взятку.

— А правда, что карточный долг — долг чести? — поинтересовался Шурка и выпятил вперед свою знаменитую нижнюю губу.

— Чистая правда, — ответил Валька и похлопал Шурку по спине. Не хотелось бы мне, чтобы он меня вот так похлопал, с такой вот улыбкой.

— Да, я тоже слышал, что если в карты проиграл, то дело чести — выполнить свой долг, — зачастил парень с Чечеловки, все забываю, как его зовут.

Валька с удивлением посмотрел на него, но ничего не сказал. Куражиться над дураком — святое дело.

От фар на воде образовался светлый круг, и вода уже не казалась такой черной и густой. Валька стоял на берегу в полном своем наряде и переминался с ноги на ногу. Жмакин — старик хитрый, он и в карты сел играть, разувшись, чтобы в случае проигрыша в воду лезть босиком.

— Ну что ж, — сказал Валька, — надо лезть. — Он как-то беспомощно оглянулся, словно ожидая, что его начнут отговаривать, и неуверенно стал на четвереньки.

— Ха-ха! — радостно залился чечеловский. — Гляньте, получается! Вроде никогда и не ходил на двоих!

— Во-во! — одобрительно сказал Шурка. — Там, глядишь, и еще одна диссертация будет... Докторская! Скажите, доктор, не кажется ли вам, что человечество напрасно поднялось на задние лапы?

Валька не отвечал. Потом, когда немного стихло, он спросил:

— А задом можно?

— Можно, Валька, — сказал я. — Давай задом... Тебе виднее! Но хороша отдушина, а?

Валька повернулся к нам лицом и медленно двинулся к воде. Постепенно погрузились его ботинки, а когда вода поднялась до колен, в иле скрылись и ладони. От взбудораженной донной грязи понесло несусветной вонью. Тогда Валька набрал в легкие воздуха, быстро засеменил вглубь и через несколько секунд скрылся. Зафиксировав погружение, он поднялся. Вода лилась с куртки, на ушах повисли гнилые оборванные водоросли, а руки казались окровавленными — с них стекала черная жидкая грязь. Валька медленно вышел из воды и начал раздеваться. Потом ходил к песчаному берегу умываться и мыть ботинки, я помог ему выкрутить джинсы. Надев жмакинский свитер, Валька сел к костру.

И в этот момент из лесу вышла зареванная Люси и закатила истерику. Ругалась она отчаянно, обозвала нас всех подонками, врезала перепуганному Шурке пару раз по физиономии и уже хотела лезть в воду, чтоб нам, значит, веселее было, чтобы распотешить нас, но мы ее остановили. Потом она успокоилась, и все было нормально. Не стоило шум поднимать. Если тебе наши забавы не нравятся, можешь поискать другие. А если тебе Вальку жалко и попранное его достоинство, то пожалей его как-нибудь иначе. Никто тебе и слова не скажет поперек. Здесь — лес. Дичь, стрельба, много свободы и свежего воздуха. Всем хватит.