Санди Саба - Учитель года Страница 2

Вечно загаженные подъезды, пахнущие мочой и блевотиной. Пьяные подростки, мужики, лежащие на тротуарах в алкогольной коме. Первое воспоминание детства: Инне шесть лет, их сосед сверху дядя Володя Трапезников напился пьяным до чертиков и перепутал квартиры, не добравшись один этаж до своей. Он стал ломиться в квартиру Кукориных с криком: «Анька! (жена дяди Володи) Открой дверь, сучка!» И как мама Инны ни кричала ему, что это не его квартира, дядя Володя не понимал. В конце концов он так и уснул на площадке перед их квартирой.

Пьяные родители порождали соответствующее потомство. И доблестью детей Бараковки было кичиться, кто больше выпил пива или водки. Постепенно жители Бараковки превращались в касту неприкасаемых, с которыми жителям других микрорайонов было даже неприятно здороваться.

«Интеллигенты» из центра города не любили детей рабочих окраин. Те платили взаимностью. Среди горожан ходила поговорка: в Центре живут начальники, на Югах — их племянники, на Севере — трудовой народ, а в Бараковке — полный сброд. Буквально на второй день пребывания ее в институте Инна стала свидетелем нехорошей сцены: Сережка Фирсов опоздал на занятия, влетел пулей в аудиторию, в запарке не заметив, как в кабинет входит преподаватель Клара Лазаревна, патологически добрая женщина, не умевшая сердиться. Она попыталась сделать нерадивому студенту внушение: «Фирсов, разве вы не знаете, что рыцари должны пропускать даму вперед». Сережка и сам понял, что опрофанился, покраснел, но ответить ему не дала дочка одного местного писателя (считавшего себя, к слову, живым классиком своей области) Белла Сидоркина: «Да что вы от них хотите, Клара Лазаревна, какие рыцари, это же дети рабочих!»

Поэтому еще в школе Инна решила, что при первой же возможности вырвется из Бараковки, мытьем ли, катаньем ли, но вырвется… Какое-то время в ее «счетчике» крутился и Алеша, но все-таки по сравнению с Эдиком он проигрывал.

Эдик был всегда чисто, с иголочки одет, выбрит, надушен, в парадном костюме, словно каждый день у него большой праздник, при галстуке, в руках неизменный и модный тогда чемодан-дипломат. Брюки отутюжены — он до сих пор глажку брюк никому не доверяет, для него это как утренний ритуал.

Алеша не сказать, что выглядел неряшливо, нет, просто он жил один в чужом городе и ему явно не хватало женской руки — он просто чисто физически не успевал за собой ухаживать. Ведь надо было еще учиться и желательно без троек, чтобы иметь стипендию. Поэтому и видок у него был зачастую не очень. Пыльный залатанный собственной рукой кое-как старенький свитер, помятые брюки, закапанные в местной столовой. Словом, Алеша был обычный — не Принц.

У Эдика был надежный тыл — благополучная семья, за ним всегда ухаживали мама и младшая сестра. И главное — он ассоциировался у нее с аккуратным и более благоустроенным центром города. Эдик долго не ухаживал — просто предложил замуж — сразу: «Извини, мне некогда заниматься вздохами при луне…» Счетчик в голове Инны работал недолго, она быстро взвесила все плюсы и минусы и согласилась. Лишь только раз она пожалела о своем выборе, когда года через два застукала мужа с секретаршей, и где — в собственном доме. Та, хамка эдакая, даже пользовалась Инниной косметикой. Инна закатила скандал, взяла дочь в охапку и адье, прощай, дорогой. Уехала к матери в Бараковку. Он приходил мириться на следующий день — она его выгнала. Но прошел день, второй, и Бараковка своим климатом стала давить на нее, да и мать уговаривала: «Ну, что ты ломаешься, кто из мужиков налево не ходит. Смотри сама: он тебя одевает? Одевает. Он тебя ни разу пальцем не тронул, это ты его табуреткой треснула меж бровей. Дочку он любит безумно. Чего тебе еще надо? Пусть себе ходит, куда ему хочется — главное, чтобы всегда возвращался к тебе». И Инна вернулась к мужу при первом же удобном случае, тот стал впредь аккуратнее: теперь он своей любовнице снимает квартиру и старается лишний раз с ней нигде не светиться.

Их с Эдиком до сих пор считают идеальной парой. Сказочными Принцем и Золушкой. И ничего, что Принц стал водочным магнатом, а Золушка учительницей в элитной школе. Впрочем, с этой сказкой у Инны были не очень хорошие воспоминания.

Алеша, помнится, дружил с довольно неприятным типом по имени Виктор, а вот фамилию его Инна, убей и пытай, сейчас не вспомнит. Виктор пописывал какие-то скверные графоманские сказочки: очень злые продолжения всемирно известных сказок. Сейчас этот жанр зовут умным словом фанфик, а тогда просто говорили: продолжение пишет. Но это было бы ничего, ну пишет человек, ну и пусть пишет — его личное дело. Так нет, он эти свои сказки посвящал кому-нибудь из группы. Алеше он посвятил сказку «Гадкий утенок»: Утенок, став Лебедем, здоровается и уважает исключительно Лебедей, остальную живность игнорирует или платит презрительной монетой. Сивухину, тогда комсоргу их группы, он посвятил сказку про Принца и Спящую Красавицу: Принц, поцеловав Красавицу, превратился навеки в Кощея, который зачах над златом, а Красавица стала Жабой. Инне он посвятил самую злую сказку: Золушка вышла замуж за Принца и превратилась в Злую Мачеху. «Сам-то ты кто?» — обиделась на него Инна. «Я — Кот в сапогах, который пропил свои сапоги, когда маркиз Карабас выбросил его на помойку за ненадобностью после женитьбы на принцессе», — хмыкнул Витя. Кажется, он спился.

Алеша же почти сразу после ее замужества перевелся в другой вуз в другом городе, поближе к дому.

И вот столичные празднества пронеслись, как экспресс, и не успела опомниться, как надо возвращаться домой. Муж встречал ее на вокзале со столичным поездом. В обычном своем стиле (хоть бы раз пришел помятым, Инна поймала себя на мысли, что уважала бы мужа после этого больше, а так клон какой-то). В парадном костюме, при галстуке, ботинки блестят, только в руках вместо дипломата модная барсетка. Он был не один, с ним была Эля, дочка, и полкласса ее школяров, которыми верховодили неутомимые Сережка Киляков и Галя Коткина. Сережка совсем неманерно сунул в руки своей классной руководительнице букет огромных роз, а девчонки стали скандировать, аж уши заложило:

— Па-а-аздра-а-авляем! — растягивая безбожно гласные звуки, как только это умеют жители средней полосы.

— А я тебе приготовил подарок, — муж загадочно улыбался.

— Какой?

— Будь Моей Венерой.

— Что?

— Это аббревиатура — Будь Моей Венерой — БМВ, — расшифровал он свои намеки и извлек на свет Божий ключи от машины. — Получай, Принцесса, свою тыкву.

— Я тебя люблю, Принц! — Инна давно мечтала о своем авто. Ей давно уже кололи глаза — мол, жена олигарха и без своей машины — несолидно. Но Эдуард сначала не очень хотел дарить. Было достаточно того, что она могла в любое время использовать его служебное авто с водителем. Он боялся за нее: Инна — женщина импульсивная, а на дороге нужно быть спокойным и внимательным. Но надо было знать характер Инны — она взяла мужа в осаду, тайком сдала на права. Ей нравилось открыть окно и ехать, ехать, ехать, все равно куда, лишь бы ехать. С ветерком, по-гоголевски: «Какой русский не любит быстрой езды…»

Она очень хотела ехать по своей Бараковке, чтобы неслось вслед: «Это та самая Инка, что жила раньше у нас, теперь она выбилась в люди». И пусть злословят и завидуют, ей это только нравилось, она желала этого злословия.

И вот уже вечером она мчалась по предместьям когда-то своей Бараковки, выжимая из своей беэмвухи сто двадцать километриков. На заднем сиденье развалилась Белла Сидоркина, старинная подружка со студенческих лет, та самая, ненавидевшая детей рабочих.

— Слушай, а где сейчас Алеша, не в курсах? — поинтересовалась Инна.

— Какой Алеша? — не сразу поняла подруга.

— Какой, какой? Тот самый!

— Ах, Алексей… Да ты что, не знаешь, он в большую гору пошел: теперь пресс-секретарь Владимирова.

— Какого еще Владимирова? — теперь не поняла Инна, и уже настал черед дразниться Катерине:

— Какого, какого? Того самого, который в Москве и которого прочат на следующих выборах в преемники.

Инна тормознула, в ее голове заработал нежданно-негаданно счетчик, которому она тут же выставила счет, мол, как ты так не мог просчитать, что Алеша, ее Алеша, станет Алексеем Николаевичем…

— Серьезно?

— Что, осознала ошибку? Неужели быть женой водочного «магнита» (она так сказала — «магнита») хуже?

— Репутация, — пробормотала Инна.

— Что? Чья репутация?

— Моя. Ты сама знаешь, «магнитов» у нас не любят. Эти папарацци задолбали меня уже: куда поехала, что скушала, я случайный поцелуй не могу подарить, сразу же ор поднимают — любовник Сивухиной.

— А не по барабану ли тебе, подруга, все эти папарацци. Они тебя никогда особо не трогали. Ты примерная учительница, не Псюша Общак, до гламура тебе далеко. Слушай, давай откровенно, а ведь ты любишь Алешу?