Андрей Аарх - Дождь Страница 2

На полпути на работу дню исполнилось 2 часа, как это обычно происходило на одной из узких непримечательных улиц, и мир отпраздновал это событие мелодичной трелью телефона — Мишке позвонила очередная девица.

Стены окружающих домов плотно покрыты паутиной пожарных лестниц, дома высокие и узкие и лестница у каждого своя, она закрывает весь фасад, ржавыми прутьями опутывает давно не крашеные облезлые стены, прячет немытые окна, за которыми на подоконниках жмутся чахлые городские растения.

По дороге мы проходим мимо тихого, не старого еще бомжа, он улыбается прохожим всем лицом вместе с солидным слоем грязи и никогда не просит милостыню, сидит все время на одном и том же месте. Над его головой воркуют тупые, запаршивевшие голуби, а вокруг маленкой крепостной стеной лежат аккуратные газетные свертки, в которых хранятся одному ему ведомые бомжовские ценности.

Всякий раз Мишка умолкает и сканирует глазами эти свертки, надеясь догадаться о том что скрывается внутри. Свертки почти одинаковые, как правило величиной с половину толстой книги, иногда чуть длиннее. Вот и в этот раз Мишка замолчал на полуслове, внимательно изучил бомжовское состояние, пройдя мимо сказал громко ни к кому не обращаясь.

— Хотел бы я все-таки узнать что он там прячет.

Время после обеда обычно протекает также размеренно и неторопливо как и до. До трех часов длится процесс предварительного переваривания пищи. Затем я иду на кухню и наливаю себе чашку чая, который дымясь стоит пять минут, вытягивая все соки из бумажного пакетика с чайной трухой, а после тепло течет по пищеводу. Я сижу читаю новости — благодаря современным средставам коммуникации новости поступают нескончаемой рекой.

Сосед слева разговаривает с женой — он всегда разговаривает с женой после еды, рассказывает куда ходил, что ел, кого встретил и о чем беседовал. Я подозреваю что это каким-то ообразом способствует более эффективному пищеварению.

После разговора он приходит ко мне — пообщаться. Я сижу вполоборота к экрану, слушая его болтовню и поражаясь как бездарно проходит его жизнь, в хлопотах по дому, походах с детьми на карате и с женой на шопинг, он искренне радуется каждому чеку зарплаты — разрывает конверт, перечитывает все вычеты и налоги, прикидывает сколько он сможет отложить в этом месяце — и всякий раз у него получаются одинаковые налоги, одинаковые сбережения, и всякий раз он доволен, как будто ему только дали повышение.

Пришел Мишка, рассказать новости — Ребекка уходит. Идет служить в армию, в летчики, села на очередного серого ослика и ускакала, нарушив будничность дней, вырвавшись из безконечной череды мелких шажков и помахивающих хвостов. Будет насаждать "разумное, доброе, вечное" на сверхзвуковых истребителях по всему миру, вероятно и над зеленой Ирландией, откуда родом ее муж. Может когда-нибудь ей даже удастся сбросить бомбу на его родной город, а если повезет то в нем окажется и сам муж и ему будет, вероятно, все равно, потому что он будет как обычно под кайфом.

Теперь она будет жить интересно и ее дни в армии не будут похожи на нашу скучную рутину.

Но самую отвальную новость он приберег напоследок. Бомжик который попадается нам по дороге в Чайна-таун оказался миллионером. Мишка откопал его фотографию в каком-то журнале, в статье о программисте написавшем альтернативную операционную систему и продавшем ее большой компании. Он в одночасье стал баснословно богатым, после чего исчез из поля зрения журналистов.

Мишка распечатал статейку, пошел к бомжу и прижал его к стенке. Бомж сначала отпирался, потом погрустнел, все признал и показал Мишке содержимое свертков.

— Золото, понимаешь, слитки золота. Этому идиоту не понравилась его новая жизнь и то что он оказался в центре вниманя. Его бросила долбанная любимая девушка, тоже дура — перетерпела восемь лет в однокомнатной халупе с этим идиотом, пока он писал свои программы, а потом ушла. Он потерял старых друзей, еще пока писал, потому что у него не было времени на них, а заводить новых боится — думает что они все хотят его денег. Вот он и прикупил золотых слитков и уже второй год живет как бомж, никак не может решиться, какую жизнь ему выбрать. Представляешь, какой козел?

Я его спугнул — поговорив с ним пошел было назад, с пол-дороги вернулся, но его уже не было.

— А зачем ты вернулся?

— Да, так…

Я посмотрел на его широкие плечи, здоровую бритую голову и промолчал, а он попрощался и слинял домой.

А я сижу, ожидая пока стрелка подкрадется к 5-ти, тогда можно будет встать, перекинуться парой слов с окружающими, и с уставшим видом человека, выполнившего свой долг перед обществом, засобираться домой. Иногда мне кажется что я зря пошел на эту работу, и даже щекочущая сознание мысль о медленно капающих на мой счет долларах из неучтенных трэйдов на мэйнфрэйме, не радует меня, но потом я себя успокаиваю, я знаю что моя цель стоит того чтобы это терпеть — всего лишь десять-пятнадцать лет и я тихо уволюсь, куплю домик где-нибудь на Бермудах, женюсь, и буду писать книгу.