Любовь Рябикина - Жизнь после смерти Страница 2

— У меня тут приятель загибается! Спасите!

Женский голос спокойно и доброжелательно спросил:

— Что случилось?

Игорь прорыдал:

— Передоза…

Голос построжел и потребовал:

— Адрес!

Стрельников срывающимся голосом продиктовал адрес и вернулся в свою комнату. Валька Кошкин лежал на полу с серо–зеленым лицом и слегка подергивался. Шприц с небольшим количеством крови валялся рядом с его правой рукой.

Игорь забился в угол между шкафом и стеной. Обхватив коленки обоими руками, сжался в ком, не сводя испуганных глаз с приятеля. Своим видом он мало отличался от умиравшего Кошкина. По щекам текли слезы. Серые губы невольно прошептали:

— Хорошо, что я этой дрянью не успел ширнуться, а то бы оба…

В дверь требовательно позвонили. Игорь метнулся в коридор. Звякнул замком. Он не мог ничего сказать медикам из–за перехватившего горло спазма, лишь указал рукой на комнату с распахнутой дверью. Двое медиков в белых халатах с чемоданчиками в руках бросились туда. Следом в прихожую Стрельниковых вошел шофер с носилками.

Игорь закрыл входную дверь и кинулся в комнату. Над его приятелем уже хлопотали оба врача, что–то вкалывая ему в исколотые вены. Стрельников прижался к косяку двери спиной и замер, глядя широко открытыми глазами на уже раздетое по пояс тело Кошкина.

Один из докторов оторвался от Вальки. Подошел к Игорю и спросил:

— Ампула сохранилась после этой дряни?

Стрельников смотрел на медика и никак не мог понять, чего от него хочет этот мужчина в белом халате, так сурово глядящий на него. Врач неожиданно сгреб его за грудки и стукнул спиной о стену:

— Да приди ты в себя! Ампула сохранилась?

Парень пришел в себя и оглядел более осмысленно. Вместо ответа бросился к полке с книгами и вновь достал пакетик. Протянул врачу целую ампулу:

— Вот–вот… Я не кололся! Думал позже…

Врач взглянул на ампулу без надписей с голубоватой жидкостью и что–то сказал по латыни поднявшему голову второму доктору. Они вкололи Вальке еще несколько уколов. Добились от Стрельникова анкетных данных Кошкина, старательно записав все на бумагу. Рослый медик поднялся с колен и скомандовал:

— Немедленно в больницу!

Игорь глупо спросил сквозь накатившую икоту:

— А мне что делать?

Доктор жестко посоветовал:

— С наркотиками завязывать! Не знаю, довезем ли твоего дружка живым до реанимации. Дозу он себе вколол лошадиную…

Кошкина положили на носилки, закинув сверху его свитером и простыней. Второй доктор и шофер понесли парня из квартиры. Врач, когда его напарник скрылся за дверью, обернулся и попросил бредущего следом Игоря:

— Ты вот что, родителям этого парня сообщи. Мы его в Одинцовскую центральную повезем…

Стрельников закивал и забормотал сквозь текущие слезы:

— Сообщу, обязательно… Сам схожу…

Реанимация на колесах мчалась по средине дороги с включенной сиреной. Встречные и попутные машины старались уступить дорогу. Внутри два врача боролись за жизнь Вальки Кошкина. Боролись, матерясь и проклиная наркотики и наркоманов, а больше всехъ доставалось тем, кто их распространяет. Рослый медик выдохнул:

— Вот сейчас наркомана спасаем, а кто–то нормальный умирает! Что за жизнь…

Валька время от времени, под воздействием лекарств, выплывал из бессознательного состояния, чтобы через мгновение погрузиться в темноту. Его жизнь теплилась на волоске. Глаза мутно смотрели на электрическую лампочку и вновь закрывались…

Едва умиравшего наркомана втащили в приемный покой, как вырубилось электричество. Реанимационная бригада, получившая срочный вызов и дожидавшаяся в операционной пациента, галопом спускалась с восьмого этажа по лестнице, спотыкаясь и проклиная энергетиков во главе с Чубайсом. В больницах не предусмотрены фонарики и свечи.

Между тем в темноте приемного покоя Валькино сердце остановилось, не выдержав нагрузки. Медсестры забегали. В ход, чтоб осветить путь для спускавшейся бригады, пошли зажигалки. Их дрожащие огоньки немного рассеяли темноту и реаниматологи добрались до приемного покоя не переломав ног.

Старая медсестра из приемного покоя притащила единственную на всю больницу свечу, которую держала в дальнем углу стола долгие годы.

Пульс наркомана не прощупывался, о чем медсестры приемного покоя не замедлили оповестить примчавшуюся бригаду реаниматоров. Чтоб стало светлее, врачи и медсестры из разных отделений столпились вокруг каталки, на которой лежал Кошкин, включив свои мобильники. Зажигалки погасили. Все опасались пожара. Зеленоватые, голубоватые и даже розовый огоньки выглядели в темноте фантастически нереально.

Главный хирург принял единственно верное решение — вставив в горло трупа трубку с «лягушкой», начал делать массаж сердца, чертыхаясь и пыхтя. Он был уже не молод, а дефибриляторы без электричества не работали. Старая медсестра стояла в ногах Кошкина со свечой, которую сжимала обоими руками. Она что–то шептала и губы призрачно шевелились.

Восемь фигур стояли вокруг стола, подсвечивая хирургу мобильниками и свечой.

Сердце Вальки после усилий медика «ожило». Он судорожно вздохнул и открыл глаза. Восемь призрачных серых фигур стояли вокруг него, освещенные разноцветными огоньками, а в ногах — в ногах застыл кто–то в белом и со свечой…

Такого крика врачи не слыхали до этого ни разу! Вопль слашали не только в центральном корпусе, но и во всех корпусах рядом. Трубка вместе с лягушкой улетела куда–то в темноту, просто снесенная криком. Кошкин боролся с медиками, а те — восемь человек! — с трудом удерживали тело тщедушного парня на каталке и никак не могли понять — что случилось и почему он так рвется из рук. Хирург догадался первым и крикнул:

— Да не рвись ты так! У нас свет вырубили!

Валька хлюпнул от этого вопля и бессильно свалился на каталку, потеряв сознание. Его сердце билось хоть и не ровно, но вполне жизнеутверждающе. Уставшие медсестры, заимевшие множество синяков, облегченно вздохнули и наконец–то отпустили «больного». Врач склонился над Кошкиным. Прислушался. Сердце билось и хирург нервно рассмеялся:

— Живой, сволочь…

Через двадцать минут свет дали и Вальку подняли на восьмой этаж реанимации на лифте. Устроили в палате, поставив сразу две капельницы.

На следующий день в палате сына появились заплаканные почерневшие от переживаний родители. Кошкин был в сознании, но на вопросы не отвечал и вообще вел себя странно. Глаза смотрели вполне осмысленно и даже губы приоткрывались, но из них не вырывалось ни единого звука.

Врач–реаниматолог сообразил в чем дело. Надо было рассказать родителям. На второй день, ближе к вечеру и зная, что у Вальки сидят оба старших Кошкиных, доктор пришел в палату.

Сергей Константинович и Татьяна Викторовна сидели у постели сына. Какое–то время доктор собирался с мыслями, глядя на постаревшую за пару дней женщину. Кошкины глядели на него с надеждой. Врач подошел к кровати, заглянул в распахнутые глаза Вальки. Перевел взгляд на родителей наркомана:

— Молчит? В общем, завтра мы его психиатрам покажем. Я хотел бы объяснить это молчание… Тут вот какое дело произошло…

Валька вдруг закашлялся на кровати, а затем прохрипел, часто прерываясь:

— Ой–ё–ё-ё… На хрен психологов! Да чтоб я… еще хоть раз… наркоту принял… Боже упаси… Я ж думал, что в чистилище… попал, когда эти огоньки… увидел…

Реаниматолог еле сдержался, чтоб не захохотать. Он вдруг представил со стороны, как выглядела его бригада в свете мобильных, да еще эта свеча в ногах…

Кошкин слово сдержал. Едва кто–то предлагал ширнуть или покурить, как у него перед глазами явственно вставали восемь призрачных фигур. Желание принять накркотик пропадало само собой и Валька наотрез отказывался от дозы. Видение было слишком жутким, чтобы еще раз попробовать повторить его.

Его дружок Игорь Синельников завязал с наркотиками в тот день, как увидел умиравшего Вальку. Его родители долгое время даже не догадывались о том, что их сын был наркоманом. Лишь после четвертого курса института Игорь рассказал отцу и матери о том, что произошло в их квартире в злополучный осенний вечер всего год назад. Он дал слово, что никогда больше не притронется к дури и постарается уберечь от этого других.

Оба парня приняли активное участие в движение «Жизнь без наркотиков»…

1 декабря 2006 года