Ольга Толмачева - Подружка Страница 2

И девушка… Что выдало в ней русскую? Может, взгляд в зеркальце? Интересно, зачем вообще она в него смотрелась? Что хотела увидеть в крошечном отражении? Подбородок вверх тянула… Головой крутила… Трогательно поджимала губы… Маленькое движение — взгляд в зеркальце. Ведь не просто нос или губы видела! Ответ искала! Подтверждение! Что хотела в себе понять? Или опровергнуть?

— Не хотите ещё кофе? Я могу сходить… — Мальвина вынула из рюкзачка кошелёк. — Купить вам?

Из небесно–голубых глаз струилась печаль — неприметно, но Света почувствовала. Как у Антона… Неуловимые движения плеч, линия спины, острые лопатки…

— О! Спасибо! С удовольствием! Вкусный кофе.

— Пахнет чудесно. В носу щекочет. — Девушка потёрла ладонью нос — трогательно, по–детски. — Сейчас чихну.

Свет, печаль — из глубины… Хоть и улыбается…

И эта блузка — малиновая, огненная… Француженка бы такую не надела… и немка, и англичанка…

Светлана улыбнулась:

— Чихнуть — это хорошо. Это на здоровье!

Достала из сумки бутерброды. Хорошо, запаслась. Сколько ещё сидеть?

— Я не спросила: вы кофе с молоком любите? Я капуччино взяла, — Мальвина поставила на столик чашки.

Света увидела тонкие, будто спичечные, запястья, розовые пальчики, как у ребёнка.

— Меня, кстати, Анной зовут.

— Очень приятно, Анечка. Спасибо, люблю с молоком. А я Светлана… — Она запнулась. Светлана или Светлана Сергеевна? Или тётя Света? Как принято? В Европе до ста лет без возраста, без отчества — сами по себе.

Подруга из Гамбурга возмущалась, когда маленький Антон называл её «тётя Света» — перед бойфрендом стеснялась прозвучать «тётей».

— Вы давно здесь? — Светлана красноречиво окинула головой переполненный зал.

— Прилично. Уже и книжку почитала, и домой позвонила, и кофе выпила. А самолёт из Лондона так и не вылетел.

— В Лондон летите?

— Родителей встречаю. Я в Париже учусь. На лыжах собирались покататься, несколько дней в горах провести. Каникулы…

— А я в Москву — нагулялась, наотдыхалась. Там тоже снег и лыжи — правда, беговые… — Света всыпала в чашку сахар. Размешала. — Думаю, к моему возвращению не растает, столько намело. Что–нибудь да останется…

— Я в Москве давно была — летом. У бабушки, — Аня улыбнулась и взгляд её потеплел.

— Любимая внучка?

— Да, любимая, — вспыхнула от удовольствия.

— Наверное, бабушка ждёт — не дождётся…

— Это так. — Она опустила голову к чашке. — Я в Москве летом бываю. Летом каникулы длинные.

Тронула телефон и экран вспыхнул. Аня посмотрела в него, нахмурилась.

— Анечка, угощайтесь, — Светлана придвинула пакет с бутербродами. — Антошка — сын заворачивал, я отказывалась. Щедро положил и травы, и сыра. Вкусно и невредно: без майонеза, без соуса.

— Спасибо. — Мальвина ткнулась носом в свёрток, развернула. — У! Пахнет вкусно.

Готовить на пару, вместо соли использовать лимон, варить умеренно — не пережаривать и не переваривать — Света научилась у сына. Ей нравились завтраки–праздники с ним: Антон красиво накрывал стол, раскладывал на тарелках цветную россыпь вкусностей — аж слюнки текли.

— Вы в Европе все задвинуты на полезном питании, здоровом образе жизни. Это правда? — спросила у Ани.

— У меня папа за этим следит.

— На завтрак мюсли, вечером после шести не есть. Так?

— Еду не запивать, белки с углеводами не смешивать.

— Полезно, но скучно. Не находите?

— Иногда сорваться хочется… Но потом трудно остановиться, — призналась Аня. — Я покушать люблю.

— Я бы не сказала, — Светлана выразительно посмотрела Мальвине на живот. — Я увидела, вашу, как бы это сказать, нежную конституцию — у меня материнский инстинкт включился. Вас подкормить хочется — так отощали. Сигнал бедствия уловила.

— Нет, это я занималась много. — Аня засмеялась. — Магистратура, последний год.

— Сложно?

— Угу. — Она осторожно откусила.

— А в Россию не тянет?

— Нет, не очень. Я в Европе со школы. И родители недалеко. К бабушке только бы, к подружкам.

— На блины? Печёт блины бабушка?

— Ага, печёт.

— Без соли и сахара? Без холестерина? — засмеялась Светлана.

— Нет, с маслом. И со сметаной…

— Вредные–вредные…

— Вкусссные… Бабушкины… — Аня снова заглянула в телефон.

Подошла официантка с подносом, собрала ненужную посуду, салфетки. Вытерла столик.

— Я слышала, в этом году зима вас особо не радует.

— Да, были денёчки… Мёрзли, — согласилась девушка.

И в Европе давно не было такого холода. Снежная стихия в этом году проникла даже в районы, где зима всегда была мягкой, удивив старожилов, не привыкших к подобным причудам природы.

— У нас и одежды–то подходящей нет. Непогода врасплох застала.

— А знаете, Анечка, что «каждую ночь кто–то думает о Вас перед тем, как заснуть»?

Аня вздрогнула. Замерла. Впилась взглядом в незнакомку, недоумевая.

— «Для кого–то Вы означаете весь мир»…

Мальвина, не мигая, смотрела.

— Откуда… откуда вы знаете? — выдохнула.

— Это не я. Это Пауло Коэльо. Кажется, его книгу вы читаете? — Света кивнула на книжку в рюкзаке.

— Ах, да! «Свет воина», — Аня облегчено вдохнула. Провела рукой по корешку книжки.

— Я тоже когда–то была им увлечена, — улыбнулась Светлана. — Меня он спасал. «Когда Вам кажется, что весь мир отвернулся от Вас, посмотрите, на самом деле Вы отвернулись от него», — разве можно лучше сказать?

— А вас нужно было спасать? — Аня с любопытством посмотрела.

— Было дело! Ещё как! — Светлана усмехнулась. — Была влюблена. В молодости все кажется слишком… трагичным, безысходным… Шквал чувств… Порыв… Все в первый раз — невозможно справиться… Если радость — то безудержная… А если горе — невозможно дышать… жить. Спасательный круг нужен.

И тут Света увидела большие, распахнутые глаза Мальвины, безбрежные, как два озера, устремлённые к ней, внимающие… В глубине — отклик. Печаль, отчаянье…

Или кажется?

Нет, не кажется! Вот, ещё кому–то спасательный круг требуется! Разве может немка так смотреть? В двадцать лет?

Стало не по себе.

— Аня, у вас что–то случилось? — тревожно спросила.

Мальвина резко откинулась на стуле. Запустила руку в волосы, взмахнула головой, откидывая прядь. Отвернулась в сторону, сдерживая слезы. Только плечи дёрнулись.

— Простите, — сказала приглушенно, достала из кармана платочек.

Снова взяла мобильный. Нажала кнопку. Экран вспыхнул. Она взглянула и оттолкнула телефон от себя. Блестящая панелька скользнула по столику. Светлана поймала её у другого конца.

— Ой, извините, — Аня потянулась за телефоном.

Розовые пальчики, прозрачные ноготки.

— Не пишет? Не звонит? — Света наблюдала, как медленно затухал экран.

Аня покачала головой:

— Не напишет, не позвонит. Мы расстались. — Детская рука безысходно схватила панельку. — Ну и пусть! Не очень–то надо! — Вскинула голову, отбросила прядь.

А когда–то — двадцать лет назад… Подумать только: мобильных не было! Светлана торчала в телефонных будках. Жёлтые монетки рассыпаны по всем карманам… Гул проводов — «уст осязаемая весть»* — безысходный, далёкий… Железный, тяжёлый диск с цифрами еле проворачивался… Сердце выпрыгивало… Срывался, хрипел голос… Каждый раз — как прыжок в неизвестность. Её торопили, стучали по стеклу — кому–то тоже позвонить нужно.

И тогда она обнаружила телефонную будку на тихой удалённой улочке, вдали от людских потоков. Там почти никогда не было очередей, никто не торопил. Можно было, не таясь, сколько хочется — сколько выдержат, рассказывать, что читала, где была, что удивило.

Только набрать номер — несколько цифр…

Иногда в телефоне звучал женский голос — строгий, чуть глуховатый, и неизменно удивлённый. Столько раз мама снимала трубку, а все не переставала удивляться… С её строгим голосом в облезлую телефонную будку проникал запах пирожков, корицы и яблок — Светлана это явственно чувствовала.

А её друзья — телефонные будки, разбросанные по городу? Света усмехнулась. Она их теперь везде замечает — эти маленькие домики, вычленяет из интерьера улиц. До сих пор не может пройти мимо! Прошлым летом в Лондоне Антон фотографировал её в красных английских будках, которые с другими не перепутать. А в Москве они исчезли, как пережиток прошлого, давно не встречала. Может, потому, что на автомобиле передвигается? Вернее, на дорогах в пробках стоит.

Мобильных не было. И время другое. Время другое, печаль — та же…

Светлана с сочувствием посмотрела на девушку:

— Кто он, Анечка? Расскажите…

Аня приложила к груди ладошку:

— Я… не знаю… не смогу. Это сложно. Он такой… Чудный, обаятельный… Как можно рассказать? Не вмещается…