Виктор Мануйлов - Возвращение Страница 2

— Ничего, — ответил он тоже шепотом.

— Как же ничего! — вскрикнула Дарья, всплеснув руками. — Ты посмотри на себя в зеркало! Тебя били?

— Не кричи: дети услышат, — постарался успокоить ее Прохор, а сам вдруг почувствовал, что вот-вот расплачется.

— Детей нет дома: они в школе. Так что же все-таки случилось?

— Мне бы умыться, — давился он словами, не отвечая на Дарьины вопросы, лишь теперь осознав в полной мере, что с ним произошло. И не только с ним, но и с Дарьей, и с детьми.

Жена помогла ему раздеться, приготовила ванну, заварила какой-то травы, и хлопотала над ним, как над ребенком, обмывая его тело, покрытое синяками и ссадинами. Она обтерла его махровым полотенцем и принялась смазывать ссадины йодом, а синяки какой-то заграничной мазью.

— Я их еще встречу, — грозился Прохор, хотя вряд ли узнал бы кого-нибудь из своих обидчиков. — Я им покажу, где раки зимуют. Они у меня попомнят…

— И не думай, горе ты мое луковое, — ворковала Дарья, точно рада была возможности поухаживать за своим мужем, вдруг ставшим таким беспомощным. — Одного ты, может, и поколотишь, а потом они тебя так разделают, что я и-и… и не знаю, что с тобой будет. Они ж все боксеры да каратисты, а ты в жизни своей ни в какие секции не ходил. Где уж тебе, горе ты мое. А еще, не дай бог, за нас примутся, за детей… Что тогда? По телеку вон каждый день показывают…

— Что ж, по-твоему, простить? — перебил жену Прохор.

— Не простить, а плюнуть. Ты нам живой и здоровый нужен.

— А такой вот, значит, не нужен? — обиделся он.

— Ну что ты такое говоришь? — возмущалась Дарья. — Сам — то ты себе такой нужен? А калекой ты себе нужен? Они же звери! В них ничего людского не осталось! Их, может, убивать надо. Но не тебе же. Ты, вспомни, даже курицы зарезать не смог — к соседу пришлось идти…

— Значит, тебе я уже не нужен? — упрямо гнул свое Прохор, задыхаясь от обиды.

— Да что ты заладил одно и то же? — всплескивала руками Дарья. — Да ты мне даже без ног, не дай бог случись такое, будешь нужен! Да я тебя никаким не брошу!

И вдруг уткнулась ему в плечо и разрыдалась.

Прохор гладил волосы жены своими большими руками и, запрокинув голову, смотрел в потолок ванной комнаты, и потолок этот, давно не знавший ремонта, шевелился в его глазах белой пеной.

На другой день они отправились в травмпункт. Доктор-хирург, торопливо сунув в карман протянутую Дарьей купюру, осмотрел Прохора, ни о чем не спрашивая, и направил на рентген. Там выяснилось, что у него сломаны два ребра, а из внутренних органов вроде бы ничего не пострадало, но действительно ли не пострадало, выяснится лишь какое-то время спустя.

— Покой и никаких физических нагрузок, — сказал доктор. — Рекомендую бальзам Сидорова, хвойные ванны, витамины и глюканат кальция. А вообще — и так пройдет: организм у вас здоровый, сильный, он с этими болячками справится сам.

— Ну вот и хорошо, — сказала Дарья, едва они покинули травмпункт. — Скоро у детей летние каникулы, поедем в деревню, надо на зиму запасаться овощами. Заведем кур и кроликов, может, поросенка. Наделаем колбасы, сала засолим. Я носки стану вязать, из кроличьих шкурок можно будет делать шапки… Помнишь, какая у меня в детстве была заячья шапка с длинными такими ушами? — воскликнула она и радостно рассмеялась. — Помнишь? Ты еще любил дергать за эти уши. — Прохор молчал, и Дарья, вспомнив детство, грустно улыбнулась и вздохнула. — Таких теперь не делают. А мы возьмем и сделаем. Правда? Ничего сложного… А можно продавцом куда-нибудь устроиться. Или нянькой, — тараторила она, стараясь отвлечь Прохора от мрачных мыслей. — Вон Ленка Кулакова, посмотри: устроилась нянькой в китайскую семью и очень довольна. Правда, все у них там расписано по часам и минутам и чтоб ни-ни-ни, так они за это и деньги хорошие платят…

— С трудом представляю тебя нянькой, — проворчал Прохор.

— А торгашкой ты меня лет десять назад мог представить? А себя с пирожками? Мы всегда смотрели на этот народец с презрением. Я и на себя точно так же смотрела совсем недавно. Гляну в зеркало — и аж в дрожь бросит. И сама себе же и скажу: «Дашка, до чего же ты докатилась!»

— Теперь все поставлено вверх ногами: торгашу почет, а работяге плевки да подзатыльники, — проворчал Прохор.

— Ничего! — воскликнула Дарья с непобедимым оптимизмом. — Ничего, ничего! Все образуется — вот увидишь. Как-нибудь переживем это гнусное время, а дальше… Не век же вся эта мерзость будет продолжаться. Да и власти, похоже, стали за ум браться. Поняли, что на нефти да газе не проживешь. Давеча по телевизору президент так и сказал…

— Говорить-то они все горазды. Толку-то с их говорильни никакого. Им главное — свои карманы набить, а чуть что — собрали манатки и за границу.

— Ах, Проша, ну ты опять за свое. А Варюхе на следующий год в институт поступать. Вот и думай, в какой.

— Сама выдумает. Нас не спросит. Мы-то не спрашивали…

— Да, все это так, — потухла Дарья.

И до самого дома они шли молча.

Тут как раз подошли школьные каникулы. Ребра у Прохора если еще и не срослись окончательно, то и не болели, хотя дышать в полную силу не позволяли. Зато он в эти дни вынужденного безделья по винтику перебрал старенький «Москвичок» своего тестя, без которого и дача не дача, а одно сплошное мучение. Дарьины родители еще раньше уехали в деревню, так что Прохору особенно и не пришлось в земле ковыряться, но все остальное: полив, окучивание, удобрение, строительство курятника и клеток для кроликов, он взял на себя. С поросенком, правда, не получилось: поздно спохватились, когда поросят уже и не осталось. А купить подростка не хватило денег. Потом, уже в начале июня, когда ребра срослись окончательно, Прохор присоединился к тестю, который подряжался на всякие работы у богатых дачников: кому лужайку расчистить, кому дорожку выложить плитами, кому что-то по плотницкому делу. Правда, и здесь была конкуренция со стороны заезжих арбайтеров из бывших «братских республик», но не такая жестокая, как на рынке, то есть пока еще без драк и поножовщины. А еще Прохор вкопал за избой толстый столб, обмотал его старым матрасом и долбил его кулаками, пинал ногами, имея в виду когда-нибудь встретить своих обидчиков и расчесться с ними по полной программе, а более всего так, на всякий случай.

Утро выдалось серое, мглистое, но без дождя. В последнее время неделями так длится и длится, при этом ученые предсказатели погоды каждый день уверяют, что вот-вот она изменится к лучшему. Но погода не хотела внимать заклинаниям небритых предсказателей и длинноногих предсказательниц, и серые дни и ночи тянулись нескончаемой чередой. Хоть бы ветерок подул откуда-нибудь, хоть бы гроза разразилась какая. Нет и нет. Серое равнодушное одеяло висело над головой, заслонив и солнце, и звезды, нагоняя тоску.

Была среда. Дарья вдруг с утра пораньше засобиралась в город посмотреть квартиру — не обобрали ли? — купить лекарств и кое-каких продуктов, потому что в здешних магазинах, прилепившихся к дачным поселкам, все вдвое дороже и хуже.

— Может, на машине поедешь? — спросил Прохор.

— А бензин? Или не знаешь, сколько он нынче стоит? — вскинулась Дарья. — На автобусе дешевле.

Прохор вызвался ее проводить, а уж потом идти на работу. Они с тестем недели две назад подрядились к одной денежной бабе, служившей в нотариальной конторе, спланировать дачный участок на английский манер, вырыть и устроить фонтан с небольшим бассейном по картинке из какого-то специального журнала. Большая часть работ была выполнена, оставалось немного, и тут тестя скрутил радикулит, так что Прохору теперь надо было отдуваться за двоих.

— Ты что-то там завозился… у этой нотариусши, — произнесла Дарья, искоса поглядывая на Прохора, когда они вдвоем шли к автобусной остановке.

— Завозился… Скажешь тоже. Это ж все перелопатить и передвинуть, что там машинами разворочено. А у ней пятнадцать соток. А бассейн забетонировать да облицевать плиткой — такую-то ямищу. И обваловать вокруг… Я и так стараюсь, чтобы побыстрее, да выше головы не прыгнешь.

— Да видела я, как ты стараешься. Пять минут работаешь, а полчаса перекуриваешь. А эта… толстомордая… так вокруг тебя и вьется, так и крутится, хапуга конторская. Вот уж наплодилось всякой дряни, так наплодилось. И откуда только взялись такие наглые? В телевизор как ни глянешь, так одни мордовороты, одни жулики на тебя пялятся — плюнуть некуда…

— Ну чего ты, Дашь, в самом-то деле? Я что, виноват, что ли? Она меня и обедать оставляет, и ужинать, я ж не остаюсь, домой хожу. А ты… это самое… выдумываешь все.

— Ничего я не выдумываю! — озлилась вдруг Дарья. — Это ты ничего вокруг себя не видишь! Она клинья под тебя так и подбивает, так и вколачивает. У ней денег куры не клюют, а уж мужиков-то она перетаскала к себе самых разных, да, видать, сквалыга та еще, никто возле нее не держится…