Гюлюш Агамамедова - Праздник Святого Валентина Страница 2

— Ну что, дитя природы, садись поближе.

Ей хотелось разрядить обстановку, но по лицам мужчин было понятно, что ничего не получится. Фуад был подчеркнуто вежлив и корректен, зато Рауф был заметно аггрессивен. Заиграла танцевальная музыка и две пары закружились в танце.

— Вы не будете против, если я приглашу на танец вашу даму, — он наклонился к Фуаду.

— Все зависит от дамы.

— Дама сторонник мирного сосуществования и потому принимает приглашение, — Нигяр немного деланно засмеялась. Она встала пошла впереди Рауфа к эстраде, спиной чувствуя провожающий их взгляд Фуада.

Танец был медленным и Рауф танцевал так, чтобы у Фуада не осталось никаких сомнений в том, что они с Нигяр действительно друзья. Он прижал ее к себе и что-то жарко шептал на ухо. Нигяр не стала сопротивляться. Рауф был во много раз сильнее ее и выглядело бы это смешно. После танца он попытался отвести ее за столик, где сидел с друзьями. Она решительно отказалась и ему пришлось довести ее до места. Он бурчал себе под нос.

Вечер был безнадежно испорчен. Фуад еще пытался шутить и говорить о своих чувствах. Нигяр сидела как на иголках, понимая, что так просто Рауф не уйдет.

Ждать пришлось не долго. Рауф подошел к музыкантам, о чем-то с ними пошептался. Они заиграли вступление. Он взял в руки микрофон и громко объявил:

— Песня посвящается любимой девушке. «Севгилим». (Любимая).

Он запел чудесную песню бакинского композитора. Высокий, почти оперный голос пел с чувством. Публика в зале оживилась. Один из новых азеров подошел к нему похлопал по плечу и видимо хотел заказать песню. Рауф оттолкнул его. Назревал скандал. Метродотель бдительно наблюдавший за залом, осторожно прошел к эстраде. Рауф успел сдернуть скатерть вместе со всем, что было на ней, со столика неосторожного заказчика.

Все как-будто бы ждали развлечения не объявленного в программе. Некоторые из мужчин встали и подошли к месту событий. Фуад медлил. Ему не хотелось участвовать в происходящем. Бросив взгляд на Нигяр, он все же поднялся и прошел к метродотелю.

Рауф стоял на столе и громко кричал на весь зал, перекрывая оркестр:

— Не купите, все купили, меня не купите, я не продаюсь.

Он еле стоял на ногах. Метродотель и двое дюжих молодцов сняли его со стола и повели к выходу, крепко держа за руки. В вестибюле Фуад подошел к живописной группе.

— У вас не будет никаких неприятностей и вам не придется платить за разбитую посуду и моральный ущерб только потому, что вы друг детства Нигяр. Но я не советую Вам пытаться с ней увидеться и вообще мелькать у нее перед глазами. — он говорил с Рауфом тихо и доверительно. У державших его под руки верзил был совершенно индифферентный вид.

Рауф молчал, понурив голову, не пытаясь ничего возразить. Кураж прошел, единственное, что ему хотелось, поскорее исчезнуть. Подошли его друзья с которыми он пришел. Высокий парень в очках предложил отвезти его домой. Рауф отрицательно покачал головой. Он совершенно протрезвел. Он молча оделся и вышел из ресторана.

В зале веселье било ключом. Происшедший скандал казалось подстегнул желание кутить. Девочки из кордебалета танцевали канкан и грузный мужчина с заплывшими глазками и выступающим брюшком упорно пытался всунуть купюру в бюстгалтер самой плотной, с подчеркнуто округлыми формами танцовщице. Наконец ему это удалось и он с победным видом уселся на свое место.

Нигяр ковырялась вилкой в тарелке, пожалев в очередной раз о том, что бросила курить. Ей всегда хотелось делать все наоборот. Она курила с шестнадцати лет, в то время, когда мало кто из девушек ее возраста осмеливался курить. А потом, когда это стало вдруг модно, она перестала курить, но временами желание было настолько сильным, что она выкуривала одну, две сигареты тайком.

Вечер длился и казался бесконечным. Фуад был по прежнему внимательным и милым. Ему хватило такта не говорить о том, что произошло. Наоборот, он шутил, ему хотелось быть остроумным и неотразимым. Может быть в другое время, она бы поддалась его обаянию. Картинка с изображением нового азера была испорчена. Она не могла бы сказать, что ее смущало. Желание говорить самой пропало напрочь, она рассеянно слушала его. Нигяр отбывала повинность в ожидании окончания ужина.

— Ты так и будешь молчать, я рассказал все самые новые, а потом все самые старые анекдоты. Ты одинаково вежливо выслушала и те и другие, из чего я сделал вывод, что ты их просто не слушаешь.

— Ну что ты дорогой, я наслаждаюсь твоим бесценным обществом и красноречием.

— Ну вот теперь по твоему сарказму, я вижу, что ты проснулась и еще, что тебе хочется поскорее уйти отсюда.

Не дождавшись десерта, Фуад попросил счет, оставил щедрые чаевые.

На улице было немного прохладно. Фуад обнял ее за плечи, жест естественный, к тому же продиктованный свежестью вечера. Нигяр поежилась и отстранилась.

В машине он спросил безразличным голосом:

— Как ты собираешься закончить вечер, может поедем куда-нибудь еще.

— Я так понимаю, куда-нибудь еще, это к тебе?

— Ты всегда была слишком откровенна, такой и осталась.

Она рассмеялась, легко, весело.

— Домой, — пропела она, — я хочу к себе домой.

Он рванул машину. У дома Нигяр он взял ее за руку:

— Спасибо за прекрасный вечер, потом запнулся и сказал невпопад и не то, что собирался говорить:

— Умоляю, не встречайся с этим типом. Оставь мне надежду.

Она посмотрела на него с удивлением и первый раз за весь вечер пожалела его.

— Бедненький мой.

Нигяр потянулась к нему, поцеловала и тут же вышла из машины.

Дома, в постели ее разбудил телефонный звонок. Звонил Рауф, трезвый, с извинениями. Он долго объяснял ей свое душевное состояние и также долго просил прощения. Уже почти засыпая, Нигяр подумала, как все-таки чудесно, что она дома, где все такие сложные, ранимые, не такие как там.