Александр Зевайкин - Серый стол Страница 2

— Ах, ты, такой-сякой! Всем мяса к празднику дал, а про меня забыл!

— Какое мясо?! — простонал председатель. — Только что мужики пошли бычка резать. Никому ничего еще не давали. Да и как же я про тебя-то забуду, Клим Егорыч? Ведь ты у меня на особом счету.

— Эт… надо же… — растерянно прошептал герой, клюшка выпала из безвольной руки, в этот момент он стал похож на обескураженного ребенка, который за яблоками залез на березу. До него наконец-то дошло, в какую историю он вляпался. — Ах, Наум, ах, паразит!

Выдавив неуместную улыбку на кислое, растерянное лицо, он развернулся и побрел домой.

Но несмотря на все причуды, на деревне его любили за широту души русской и характер безотказный, а за глаза называли Мясным Королем. Нет, конечно, не за случай у правления. Была тому другая причина и весьма основательная. Но обо всем по порядку.

В те славные времена с мясом в Москве было тяжеловато. И приноровились деревенские мужики столичный люд говядинкой баловать. Завалят, бывало, бычка, возьмут бутылку водки и к Клим Егорычу. «Так, мол, и так, выручай, родной, мясо надо продать». А вся хитрость в чем заключалась? Станция у деревни была маленькая, и на ней только пассажирские поезда останавливались. А на пассажирском до столицы чуть ли не вдвое дольше ехать. Так и мясо пропасть может, поскольку лето на дворе. А Клим Егорыч знает, что надо делать и завсегда выручит. Махнет полную стопку и жене командует:

— Манька, неси звезду.

Нацепит на лацкан звезду Героя Советского Союза, а рядом значок депутата Верховного Совета. Да, был за ним и такой титул. Правда, только раз в Москву съездить-то и пришлось. То ли руки он там о бархатные занавески вытер, то ли еще что учудил, про то ничего неизвестно, да только на заседания его больше приглашать не стали, а значок на память оставили.

И вот приезжают они с мясом на станцию. По расписанию скорый поезд должен вот-вот пройти. Клим Егорыч подходит к диспетчеру, цоп у него красный флажок и давай им махать. Машинист с испуга по тормозам. Кто его знает, может, там рельсы украли? После остановки машинисты выскакивают, как положено, кто с ключом на «62», кто с монтировкой. А наш герой пиджак за лацкан хватает и звездой им в нос тычет:

— Ты на кого руку поднимаешь?! Ты на Героя руку поднимаешь?! Ты на депутата руку поднимаешь?!

Машинисты прекрасно понимают, что с героями и депутатами лучше не связываться. Разворачиваются, плюются, ворчат и бредут к паровозу.

— Грузи, — скомандует герой.

Мясо закидывают в тамбур, там же размещаются хозяин и Клим Егорыч. Герой командует оторопевшему диспетчеру:

— Отправляй, чего рот раззявил?

На скором, почти без остановок они добираются до Москвы. Там, с вокзала берут машину и прямиком на рынок. Клим Егорыч идет в администрацию, трясет депутатским значком. Этот козырь действует и в столице. Директор тоже не желает связываться с депутатом Верховного Совета. Иначе с теплого места и слететь запросто можно. Клим Егорыч мужик горячий, скандальный. Это сразу видно. Нежданным визитерам выделяют самое выгодное место. Быстро распродав все мясо, вечерним поездом они отправляются домой. По возвращению Клим Егорыча еще раз душевно угощают. Какая-нибудь отдельная плата на этот случай предусмотрена не была. Герой не намекал, народ — тоже. Все оставались довольны.

За столом у каждого было свое место, как расселись первый раз, кто с кем хотел, так и пошло. И даже… когда смерть пришла собирать второй урожай, пришла к тем, кого случайно миновала десять, двадцать, тридцать лет назад на той войне. Первым ушел Акимка. Гармонист и весельчак. В тот день к сроку их собралось девять. Наум где-то забегался. Они уже отстояли минуту молчания и помянули всех павших, когда явился пропавший. Заметив свободное место в середине стола, он направился туда и уже перекинул через лавку одну ногу, как мужики оборвали мирно текущую многоголосую беседу, и девять пар глаз устремили на него негодующие взгляды. Наум замер, и в нерешительности промямлил:

— Мужики, а вы чего?

— Здесь Акимка сидит, — прошептал одними губами Петруха, лучший друг ушедшего.

— Мужики, так он же… — недоуменно озираясь, возразил бывший командир танка.

— Он с нами! Понимаешь, с нами!!! — вскочив с места, срывающимся голосом заорал Петруха. На него было страшно смотреть: он побледнел, глаза налились кровью, его колотило, словно в диком ознобе.

— Ага, — пролепетал ошарашенный Наум и сел на свое место.

Над столом вознеслась тяжелая фигура хозяина.

— Налейте ему штрафную. Помяни стоя и помолчи. И впредь больше не опаздывай. Раз в год за сто метров и вовремя прийти можно.

Так и пошло. От года в год за столом Филиппыча становилось все свободнее. На опустевшее место ставили стопку, накрывали хлебом, на него — тонкий ломтик сала и кружок огурца. Как-то не пришел Клим Егорыч. Нет, слава Богу, его костлявая не прибрала. Просто уехал к сыну в Челябинск. Ему тоже поставили стопку, но бутербродик положили рядом. Он же не совсем ушел. Вернется, мол, а тут уже все готово.

Науму сразу стало скучно.

— Да-а-а, — задумчиво протянул он. — Один ты теперь у нас герой остался, Сергей Иванович.

Тот спокойно улыбнулся, прикрыл глаза и ответил вопросом.

— Да вот надолго ли?

Наум хитро улыбнулся и вдруг резко повернул разговор:

— А скажи-ка, Сергей Иванович, тебе уж точно приходилось стирать генеральские портянки?

— Что за подлая душонка у тебя, Наум, не к одному, так к другому пристанешь, — заметил Петруха.

— Не подлая, а веселая, — парировал Наум.

— Приходилось, — совершенно спокойно, на радость Науму, ответил оставшийся герой.

— Вот-вот, — обрадовался Наум, потирая от удовольствия руки. — За это тебе и дали золотую звезду.

— Слишком дорого ты ценишь генеральские портянки, — совершенно спокойно ответил Сергей Иванович. Взгляд его был устремлен вдаль, сквозь собеседника.

Историю героев в селе знал каждый. Не раз, не два и даже не десять раз их приглашали в школу, дабы поведать подрастающему поколению об ужасах войны и доблести русского солдата. Клим Егорыч на встречи завсегда шел с превеликим удовольствием. Прихорашивался, наряжался, цеплял все медали, а поверх — звезду Героя. Сергей Иванович напротив, не любил шумных мероприятий. И рассказывал тяжело, через силу. «Вспоминать надо хорошее, — отговаривался он, — а там ничего такого не было». А просто заслонил он генерала своей грудью, когда они на засаду напоролись. Вот и все геройство. И рассказывать, вроде бы нечего.

А с портянками как раз нехорошая история вышла. Все тот же Наум, подлая его душонка, нашептал Клим Егорычу: «А вот Сергей Иванович говорит, что ты герой-то не настоящий. Тебе звезду дали только за то, что ты генералу портянки стирал».

Ну, Клим Егорыч, знамо дело, взбеленился, и бегом на Верхнюю улицу. Сергей Иванович сидит себе, делов не знает, валенки подшивает. Тот подлетает и со всего маху хлоп его по уху. Сергей Иванович удивился: «Клим Егорыч, ты что?»

«Это что же ты про меня такие слухи распускаешь?»

Сергей Иванович головой только покачал: «Делать мне больше нечего». А Клим Егорыч и сам знает, что из Сергея Ивановича и по делу-то слова не вытянешь, и не в его правилах сплетни распускать. Но вот такой уж он вспыльчивый, опять на уловку Наума купился. Извинился Клим Егорыч и с поникшей головой побрел домой.

А по весне, когда Филиппыч узнал об этой шутке, он прямо сказал Науму:

— Если ты, рожа бронированная, еще раз так пошутишь, за стол ко мне не приходи.

С тех пор Наум немного приутих. Да он сам-то по жизни, человек-то хороший был. И медалями не обделен. Трижды в танке горел. Никогда рубаху не снимал и в бане мылся завсегда один. А случись на селе пожар, так Наум первым, очертя голову бросался в огонь. На его боевом счету числились три старухи и восемь мальцов. Сгореть в огне он уже не боялся.

«Я утонуть боюсь», — смеялся он, когда селяне из ведер заливали тлеющую на нем одежду. За это его и прозвали Пожарником.

— А уж медаль «отважную» тебе точно за портянки дали, — не унимался Наум.

— Не-е-е, — с улыбкой без тени обиды отозвался Сергей Иванович. — «Отважную» медаль мне за жену генерала дали.

— За жену?! — Наум аж привстал. — Погоди-ка, а что же ты нам ничего не рассказывал? Причем тут жена?

— Да это уже после войны было, — невозмутимым голосом отозвался герой. — Я ее на «Виллисе» за городом катал.

— Ну и?… — напрягся Наум.

— Ну, ей очень понравилось, — поставил точку Сергей Иванович.

— Это как это?! — Наум затрясся от любопытства. — Это ты давай поподробнее, с деталями. Это почему же я до сих пор ничего не знаю?

— Не положено, вот и не знаешь, — без всяких эмоций, словно эхо, отозвался герой, и погрузился в свои думы. И как ни старался распаленный Наум, но так и не смог ничего вытянуть из собеседника. В этот момент он походил на подростка, желающего взболтать море. Не добившись от Сергея Ивановича продолжения истории о генеральской жене, Наум огорченно вздохнул: