Владимир Топилин - Остров Тайна Страница 2

Неизвестно, до каких материальных высот мог подняться Михаил Прохоров к своим преклонным годам, если бы не 1917 год. Может, и сбылась бы мечта хорошего хозяина: завести свой небольшой ямской двор, расширить поголовье лошадей до трёх десятков, гонять обозы с зерном, возить людей в санях до Красноярска. Новая власть и всеобщая коллективизация внесли резкие перемены в нелёгкую жизнь сибиряков.

Народная революция пробиралась в Сибирь годами. Жителям отдалённых таёжных деревень и золотых приисков воевать и бунтовать некогда. Не успеют рожь посеять, как пора сено на зиму косить. Вот уже и пшеница дозрела, картошка подошла, орех пошел. Еще заготовить дров на зиму, рыбу, мясо. Кто не успел запасы сделать, тому до следующей весны поясок на пузе туже подтягивать приходилось. Какое тут может быть бунтарство? Детей бы накормить, да самому валенки к морозам справить.

Не все так просто было в те далекие годы. Сибирские крестьяне практически не знали помещичьего гнета и нехватки земли. В основной массе они любили труд, корчевали под пашню столько тайги, сколько нужно, обзаводились крепким хозяйством. Живущие далеко от больших городов, они не всегда понимали, для чего и зачем нужна была революция семнадцатого года. Если бы каждому из них растолковали смысл ленинской идеи коллективизации, которая предполагала только добровольное объединение крестьян, возможно, все произошло иначе. Они бы, скорее всего, поняли и со временем приняли преобразования.

Но, как говорится, слышали звон, да не знают, где он. Среди них были и лодыри, и пьяницы, которые не имели ни кола, ни двора, а те, кто имел, не хотели даже у себя починить забор и подлатать дырявую крышу дома. Таких немного, по два-три человека на деревню, но они быстро уловили в перемене власти головокружительную, личную выгоду.

Зачем самому пахать землю, ехать в тайгу за лесом или плюхаться в ледяной воде, отмывая золото, если можно под шумок отобрать еду и кров у зажиточного соседа? Да такого со дня рождения ни один лодырь не видел! И с револьвером в руках стали по дворам зерно да скотину считать, как свое, кровно нажитое добро.

Коллективизация в Сибири только разозлила зажиточного крестьянина, насильно загоняя в колхозы. А отказавшихся начали преследовать.

Пришли братья Бродниковы во двор к Михаилу Прохорову, как к себе домой. В первую очередь под себя пару добрых коней подобрали. Из амбара половину зерна выгребли. Косилку и конские грабли конфисковали. На этом вроде успокоились, но пригрозили:

– Смотри у нас, Михаил Григорьевич. Теперь мы – власть! Мы – народ! Как скажем – так и будет.

Посмотрел Михаил на новую власть с тоской и пустотой в душе:

– Что же это за власть такая, чтобы честно нажитое потом, кровью, годами добро в руки ахмадеев перешло?!

Непонятна честному труженику политика новой партии. Да и кто партийцы? Кто ваятели новой жизни? Ванька с Петькой, что в прошлом году нанимались к нему навоз в поля вывозить.

Не только Михаил Прохоров не мог понять подобного. Семен Глазырин, торговавший зерном, с округлившимися глазами разводил руками:

– Как же так получается? Я всю жизнь мозолистыми руками колосок к колоску прибирал, своим дыханием шелуху выдувал, а теперь, значит, должен отдать своё добро на потеху лихоманцам?!

Уважаемый сельчанами дед Валуев топал ногами:

– Вот те раз! Сколько лет скот выращивал, племенных бычков да коров разводил, а тут голь перекатная наверх полезла… Мясо жрут вдоволь, зубы скалят, оскорбляют.

Никифор Мельников с сыновьями скрипят зубами. Третий раз братья Бродниковы на мельницу наведываются. Два обоза с мукой вывезли, ссылаясь на голод в стране и, так называемую, продразвёрстку. Может, и ладно, если бы всё в дело шло. Увезли Петька с Ванькой зерно, муку и сельхозорудия в район. Но только добрая половина оседала в карманах перекупщиков. Каждый день Бродниковы употребляли самогон, ели копчёную колбасу, хвастались новой одеждой и сапогами. Спрашивается, откуда у голытьбы деньги?

Недовольство волнует души крестьян, сетуют мужики на поведение бесчинщиков. В округе дела обстоят не лучше. В каждом населённом пункте есть свои Петьки да Ваньки. Обратиться некуда. Более того, слух в народе плавает, что скоро всё хозяйство на селе станет общим, наступит «коллективизация».

Тяжело на сердце Михаила Прохорова. Всё, чего всю жизнь добивался, в одночасье оплелось паутиной. Впереди – ни просвета, ни отдушины. Для чего стараться, если завтра всё отберут? Недавно умерла жена Дарья. Нет больше в крестьянской семье никого, кроме дочери Маши, которая родилась по деревенским мерам поздно.

Частые недуги одолевали Дарью, не смогла родить Михаилу достойных помощников-сынов. Сама преставилась от мучительной болезни к сорока неполным годам. Остались Михаил с маленькой дочкой одни. Большой, двухэтажный дом казался пустым. Для обслуживания крепкого хозяйства требовались проворные руки. Соседи настаивали:

– Как ты теперь, Михаил, с махонькой дочкой? Нехорошо, неправильно без женщины жить. Дарью не вернёшь. Каким бы ни было горе, а жизнь продолжается! Веди в дом новую жену. И тебе хорошо, и дочке опора. Наталья Потехина, солдатка, без мужика живёт.

Долго думал Михаил, всё не мог забыть любимую. К словам добродетелей прислушивался с неохотой, к улыбчивой Наталье относился с осторожностью. Со стороны посмотреть – ладная баба. Одна коровенку держит, как-то двоих ребятишек поднимает. Муж погиб в Первую мировую войну, но после этого в деревне слуха не было, чтобы Наталья связывала себя с кем-то из мужиков. При людях тиха и спокойна, в работе проворна и быстра. Хоть и внешне не красавица, но с лица воду не пить. На второй год после смерти жены решился Михаил на совместную жизнь с солдаткой. Привёл в дом Наталью с двумя сыновьями-подростками. Как потом оказалось, зря.

Первые месяцы жизни прошли спокойно. Наскучавшаяся по мужику и достатку, Наталья принесла в дом уют и порядок, исправно вела большое хозяйство, уважительно относилась к Михаилу, оставалась внимательна к падчерице. До тех пор, пока на свет родился сын. Отсюда всё и началось.

С появлением мальчика Наталья показала свой истинный нрав. Она стала считать себя полноправной хозяйкой, навязывать окружающим свои порядки. Как в старой сказке о Золушке. Постепенно Михаил покорно принял обязанность чёрного работника. Маша выполняла обязанности прислуги, со слезами на глазах принимая насмешки и издевательства сводных братьев и мачехи. Кроме того, Наталья вдруг оказалась страстной поклонницей алкоголя.

Дела Михаила шли плохо. Тяжёлая обстановка в селе, изъятие зерна, скота, молотилки, вывели мужика из равновесия. Однажды, вернувшись с поля поздно вечером, он застал хозяйку изрядно пьяной. Сварливая жена не могла найти оправдательных слов, не говоря о том, чтобы накормить голодного мужа. Все беды прошедшего дня были свалены на голову малолетней няньки, которая водилась с трёхмесячным Егоркой, но не успела протопить печь и сварить обед. Пьяница схватила девочку за косички, со злостью замахнулась кулаком.

Всегда спокойный, уравновешенный Михаил не сдержался, вступился за дочь, избил бабу. Та затаила обиду, ничего лучше не придумав, как рассказать Ваньке и Петьке Бродниковым, где Михаил спрятал в тайге сорок пудов отборной пшеницы. Исход превзошел все ожидания: Михаилу дали пять лет тюрьмы.

Для Машеньки наступили истинно чёрные дни. Жизнь под гнётом мачехи и двух сводных братьев приравнивалась к каторге. Девочка вставала рано утром, несла в дом дрова, воду, топила печь, убирала комнаты, кормила скот. Когда Наталья болела с похмелья, ей приходилось доить коров. Но основная обязанность падчерицы заключалась в уходе за Егоркой, которому ещё не исполнилось и года. Сводные братья, копируя мать, жестоко подшучивали над девочкой, обвиняли во всех бедах и часто били. Переживая очередную несправедливость по отношению к себе, Маша пряталась за печку или под крыльцо, плакала, но безропотно выходила на голос мачехи исполнять очередное поручение.

Так продолжалось изо дня в день. Маленькая служанка превратилась в волчонка на привязи, который ждёт удара палки и не может выбраться свободу. Помочь было некому, как и некуда пойти.

В тот памятный день сводные братья Тишка и Митька отправились за кедровым орехом, взяв с собой сестру, что бы та собирала и обрабатывала шишки. Наталья не возражала, отпустила падчерицу с одним условием: чтобы та вечером протопила баню. Маша и не подозревала, что мальчишки бросят её и даже не вспомнят, что она босая и голодная. Оставленная на произвол судьбы, она переночевала в тайге под кедром, где её нашли отец и сыны Мельниковы.

Благополучно избежав допроса красноармейцев за поскотиной на краю села, Маша свернула за огороды. Пробраться необходимо было тихо, чтобы не заметили братья. Злых криков и подзатыльников мачехи девочка не боялась, привыкла. Сейчас у неё была одна забота – найти место, где спрятать недоеденный каравай.