Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор. Страница 2

Гретхен поднялась из-за стола, не дожидаясь десерта — вишневого пирога трехдневной давности. Она спешила в военный госпиталь на окраине города. Пять раз в неделю она дежурила там вечерами.

— Смотри не позволяй солдатам себя лапать. У нас мало комнат, и детскую устроить будет негде, — напутствовал ее отец своей всегдашней грубой шуткой.

— Па! — укоризненно сказала Гретхен.

— Уж я-то знаю, — не унимался Аксель. — Так что гляди в оба.

Гретхен такая аккуратная, красивая, порядочная, подумал Рудольф. Ему было неприятно, что отец говорит ей такое. Уж если на то пошло, она единственная в их семье хоть что-то делает для победы.

После ужина Томас тоже ушел. Каждый вечер он где-то пропадал. Томас никогда не готовил никаких уроков и в школе получал только плохие отметки. Ему было на всех наплевать.

Аксель Джордах прошел в гостиную почитать газету перед тем, как отправиться на ночь в подвал печь хлеб.

Рудольф остался помочь матери. Она мыла посуду, а он вытирал. Если я когда-нибудь женюсь, подумал он, моей жене не придется мыть посуду.

Потом мать собралась гладить белье, а Рудольф поднялся в их с Томасом комнату и сел за уроки. Он твердо знал одно: только учеба может избавить его от необходимости есть на кухне, выслушивать грубости отца и вытирать посуду — и поэтому готовился к любым экзаменам лучше всех в классе.

«Может, стоит положить отраву в одну из булочек, — думал Аксель Джордах, вымешивая тесто. — Просто так, ради смеха. Проучить их. Один разок, сегодня. И посмотреть, кому достанется».

Он отхлебнул дешевого виски прямо из горлышка. К утру бутылка будет почти пустой. Руки его по самые локти были в муке, лицо тоже запорошила мука, поскольку он поминутно вытирал ладонью потный лоб. Клоун, да и только, подумал он. В самый раз в цирке работать.

Из окна, открытого навстречу мартовской ночи, в подвал лился влажный свежий запах реки — запах Рейна, — но воздух был раскален от жара печи. «Я уже в аду, — подумалось ему. — Поддерживаю адский огонь, чтобы заработать себе на хлеб и чтобы испечь свой хлеб. Пеку булочки в геенне огненной».

Он подошел к окну и набрал в легкие воздуху. На широкой груди под мокрой от пота майкой напряглись сильные, разработанные с годами мышцы. Отсюда до Рейна четыре тысячи миль. Легендарная река, родная река Джордаха. Кельнский собор, стоит как прежде, а больше почти ничего не осталось. Аксель видел фотографий в газетах. Кельн — родной дом, любимая отчизна… Руины, перепаханные бульдозерами, знакомое зловоние мертвецов, погребенных под обвалившимися стенами. Почему так случилось именно с этим прекрасным городом?!

Джордах задумался о своей молодости, потом плюнул в окно, в ту сторону, где текла эта, другая река. Где же она, невидимая германская армия? Сколько народу погибло! Он снова плюнул и облизал кончики поникших усов. Да здравствует Америка! Чтобы попасть сюда, ему пришлось убить человека. Еще раз глубоко вдохнув речкой воздух, Аксель, прихрамывая, отошел от окна.

Кошка, лежавшая рядом с печью, смотрела на него. У кошки не было имени, об этом никто не позаботился. Ее держали в пекарне, чтобы она ловила мышей и крыс. Когда Акселю нужно было позвать ее, он просто говорил: «Кошка!» И кошка, наверное, думала, что ее так и зовут — Кошка. Ночь за ночью она непрестанно следила за ним. Раз в день кошка получала миску молока, а остальное пропитание должна была добывать сама. Кошка смотрела на Акселя так, что он был уверен: она мечтает стать громадной, как тигр, чтобы однажды броситься на него и хоть раз наесться досыта. Он открыл нагревшуюся до нужной температуры духовку и, морщась от ударившего в лицо жара, поставил первый за эту ночь противень с булочками.

Наверху в узкой комнате Рудольф, разделавшись с уроками, писал по-французски любовное письмо мисс Лено.

Закончив, он прочитал его, потом — первоначальный английский вариант. «…И наконец, я должен сказать Вам, дражайшая мадам, что, когда я случайно встречаюсь с Вами в школьном коридоре или вижу, как Вы в одиночестве бредете по улице в своем голубом пальто, у меня возникает страстное желание отправиться в ту далекую страну, из которой Вы к нам прибыли, и перед моими глазами встает пленительное видение: мы с Вами гуляем под руку по бульварам Парижа, только что освобожденного отважными солдатами Вашего отечества и моей страны. Ваш покорный слуга Рудольф Джордах».

Он опять с удовольствием прочел французский перевод. Что и говорить. Хочешь выглядеть элегантным — пиши по-французски. Затем, не без сожаления, порвал оба листка в мелкие клочки. Он знал, что, конечно же, не пошлет мисс Лено никакого письма. До сегодняшнего вечера он уже шесть раз писал ей, но потом рвал письма, потому что она наверняка сочла бы его сумасшедшим и, чего доброго, нажаловалась бы директору школы. Ну и, кроме того, он, естественно, не хотел, чтобы отец, или мать, или Гретхен, или Том нашли в его комнате любовные письма — не важно, на каком языке.

Рудольф встал из-за стола и взглянул на себя в маленькое неровное зеркало, висевшее над ветхим дубовым туалетным столиком. Он очень следил за своей внешностью и часто смотрелся в зеркало, отыскивая в своем лице черты человека, каким ему хотелось бы стать. Его прямые черные волосы всегда были зачесаны идеально гладко; время от времени он выщипывал редкий темный пушок на переносице. Чтобы не было прыщей, не ел сладкого. Приучал себя не хохотать во все горло, а лишь улыбаться, да и то не слишком часто. Был очень консервативен в выборе цвета одежды, упорно работал над походкой, стараясь держаться прямо и ходить не спеша, легким, скользящим шагом. Ногти он полировал, а раз в месяц сестра делала ему маникюр. Он избегал драк — ему вовсе не хотелось, чтобы его приятное лицо обезобразил перебитый нос, а длинные тонкие пальцы распухли в суставах. Чтобы держаться в форме, он занимался спортом. Когда хотелось полюбоваться природой и насладиться одиночеством, ходил на рыбалку и ловил на блесну, если кто-нибудь наблюдал за ним, а если вокруг никого не было — просто на червей.

«Ваш покорный слуга», — сказал он по-французски, глядя на свое отражение в зеркале и стараясь походить на настоящего француза, — мисс Лено всегда выглядела истинной француженкой, обращаясь к классу по-французски.

Он сел за маленький желтый столик, служивший ему письменным столом, придвинул к себе лист бумаги и попытался мысленно представить мисс Лено. Она была высокой, с узкими бедрами, тонкими стройными ногами и полной грудью, всегда торчавшей вперед, почти под прямым углом. Ходила на высоких каблуках, любила разные ленточки и щедро мазала губы. Вначале он нарисовал ее одетой. Лицо получилось не слишком похожим, и он добавил у висков по локону и заштриховал губы потемнее. Потом попробовал вообразить ее вообще без одежды. Изобразил нагой — мисс Лено сидела на высоком табурете и смотрелась в ручное зеркальце. Он порвал рисунок. Ему стало стыдно. Узнай кто-нибудь из родных, о чем он думает и чем занимается…

Он начал раздеваться. Спальня матери была этажом ниже, и, чтобы мать не догадалась, что Рудольф еще не лег, он ходил по комнате в носках. Каждое утро ему приходилось вставать в пять часов и развозить на тележке, прицепленной к велосипеду, свежие булочки покупателям. И мать сетовала, что он не высыпается.

На экране кинотеатра «Казино» Эррол Флинн убивал японцев направо и налево. Томас Джордах сидел в последнем ряду и жевал в темноте карамель из пакетика, который он выудил из автомата в фойе, опустив вместо монеты оловянную плашку. По части изготовления таких плашек он был большой мастер.

— Подкинь-ка одну, старик, — попросил его Клод нарочито грубым голосом, каким гангстеры в кинофильмах просят новую обойму. Дядя Клода Тинкера был священником, и Клод, чтобы его из-за такого невыгодного родства не считали пай-мальчиком, старался произвести впечатление тертого парня. Том щелчком подбросил карамель в воздух. Клод поймал ее и начал громко чавкать. Ребята сидели, развалившись и положив ноги на спинки передних свободных кресел. Как всегда, они проникли в зал через окошко расположенного в подвале мужского туалета — решетку на окне они сорвали еще в прошлом году.

Тому надоело смотреть фильм. Глядя, как Эррол Флинн с помощью различных видов оружия в одиночку уничтожает целый взвод японцев, он буркнул:

— Фонус болонус.

— На каком это языке вы говорите, профессор? — начал их обычную игру Клод.

— На латыни, — ответил Том. — В переводе это означает — дерьмо.

Какое глубокое знание иностранных языков! — покачал головой Клод.

— Глянь-ка вон туда, — сказал Том. — Видишь того солдата с девчонкой?

Через несколько рядов от них сидел в обнимку с девушкой какой-то солдат. Народу в зале было мало, и места вокруг парочки пустовали. Клод нахмурился.