Чарльз Буковски - Первая красотка в городе Страница 2
Чарльз Буковски - Первая красотка в городе читать онлайн бесплатно
— Кто-нибудь есть?
— Нет никого. Один ты. Но я тут мужиков кадрю. Стоит десять баксов. Тебе же — бесплатно.
— Вытащи эти булавки.
— Нет, это фенечка.
— Мне от нее очень плохо.
— Ты уверен?
— Еще как уверен.
Кэсс медленно извлекла булавки и убрала в сумочку.
— Зачем ты уродуешь свою красоту? — спросил я. — Разве нельзя просто жить с нею?
— Чтобы не думали, будто во мне больше ничего нет. Красота — ничто, она не останется. Ты даже не знаешь, как тебе повезло, что ты такой урод, — раз ты людям нравишься, они тебя любят не за красоту.
— Ладно, — ответил я. — Мне повезло.
— То есть я не хочу сказать, что ты урод. Люди только считают тебя уродом. У тебя лицо завораживает.
— Спасибо.
Мы выпили еще по одной.
— Что делаешь? — спросила она.
— Ничего. Ничем не могу заняться. Интереса нет.
— Я тоже. Был бы бабой, тоже мог бы мужиков кадрить.
— Вряд ли бы мне понравилось близко общаться с такой толпой чужих людей. Утомляет.
— Утомляет, ты прав, все утомляет.
Ушли мы вместе. На Кэсс по-прежнему пялились прохожие. Она все равно была красотка — может, даже красивее прежнего.
Мы добрались до меня, я открыл бутылку вина, и мы сидели и разговаривали. С Кэсс всегда легко было разговаривать. Она немного поговорит, а я послушаю, потом я поговорю. Беседа у нас текла без напряга. Казалось, мы вместе раскрываем тайны. Когда раскрывалась хорошая, Кэсс смеялась эдак по-своему — только она так и умела. Словно радость из огня. За беседой мы целовались и придвигались все ближе друг к другу. Довольно сильно разогрелись и решили лечь в постель. И лишь когда Кэсс сняла платье с высоким воротником, я увидел его — уродливый зазубренный шрам поперек горла. Длинный и толстый.
— Чтоб тебе, женщина, — сказал я с кровати, — черт бы тебя драл, что ты натворила?
— Как-то ночью попробовала разбитой бутылкой. Я тебе больше не нравлюсь? Я по-прежнему красивая?
Я притянул ее к себе на кровать и поцеловал. Она оттолкнула меня, рассмеялась:
— Некоторые платят десятку, а потом я раздеваюсь, и им уже не хочется. Десятку я оставляю. Очень смешно.
— Да, — сказал я. — Просто умора… Кэсс, сука, я же тебя люблю… хватит себя уничтожать; живее тебя я никого не встречал.
Мы снова поцеловались. Кэсс плакала — без единого звука. Слезы я чувствовал. Эти ее длинные черные волосы лежали у меня за спиной, будто флаг смерти. Мы слились и медленно, торжественно и чудесно любили друг друга.
Утром Кэсс готовила завтрак. Вроде бы спокойная и счастливая. Пела. Я валялся в постели и наслаждался ее счастьем. Наконец она подошла и растолкала меня:
— Подъем, сволочь! Плесни себе на рожу и пипиську холодной воды да иди уже пировать!
В тот день я отвез ее на пляж. День стоял рабочий и не вполне летний, поэтому берег был великолепно пуст. Пляжные бичи в лохмотьях дрыхли на лужайках над полосой песка. Другие сидели на каменных скамьях с одинокой бутылкой. Кружили чайки, безмозглые, но рассеянные. Старухи лет по 70–80 рассиживали на лавках и обсуждали продажу недвижимости, оставленной мужьями, что давным-давно сдохли от гонки и глупости выживания. По всему по этому в воздухе разливался мир, и мы бродили по пляжу, валялись на лужайках и почти не разговаривали. Хорошо быть вместе, и все. Я купил пару сэндвичей, чипсы и чего-то попить, мы сели на песок и поели. Потом я обнял Кэсс, и мы поспали часик. Так было почему-то лучше, чем заниматься любовью. Мы текли вместе без напряжения. Проснувшись, снова поехали ко мне, я приготовил ужин. После него предложил Кэсс жить вместе. Она долго сидела, смотрела на меня, потом медленно ответила:
— Нет.
Я отвез ее обратно в бар, купил ей выпить и ушел. На следующий день устроился фасовщиком на фабрику и весь остаток недели ходил на работу. Уставал я так, что не особо пошляешься, но в ту пятницу все равно поехал в бар на Западной Окраине. Сел и стал ждать Кэсс. Шли часы. Когда я уже надрался, бармен мне сказал:
— Жалко, что так с твоей девчонкой вышло.
— Что вышло? — не понял я.
— Прости. Ты что, не знал?
— Нет.
— Самоубийство. Вчера похоронили.
— Похоронили? — переспросил я.
Казалось, моргни — и она войдет. Как же ее может больше не быть?
— Сестры похоронили.
— Самоубийство? А как, не знаешь?
— Горло перерезала.
— Понятно. Налей-ка мне еще.
Я пил до самого закрытия. Кэсс, самая красивая из 5 сестер, самая красивая в городе. Мне удалось доехать до себя, а из головы не шла мысль: надо было заставить ее остаться со мной, а не принимать это ее «нет». Все в ней говорило, что я ей небезразличен. Но я слишком небрежен, ленив, слишком черств. Заслуживаю и ее смерти, и своей. Собака я. Нет, зачем собак обижать? Я встал, отыскал бутылку вина и глубоко глотнул из горла. Кэсс, первая красотка в городе, умерла в 20 лет.
Снаружи кто-то давил на клаксон. Очень громко и настойчиво. Я поставил бутылку на пол и заорал в окно:
— ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ДРАЛ, ПАДЛА, ЗАТКНИСЬ! Ночь наступала себе дальше, и тут уж ничего не поделать.
Бифштекс из звездной пыли
удача моя снова скисла, и я тогда слишком дерганый был от чрезмерного винопития; шары дикие, сил нет; слишком паршиво все, искать обычного перестоя особо не поищешь, какой-нибудь спокойной работенки типа экспедитора или кладовщика, поэтому я пошел на мясокомбинат, захожу прямо в контору.
а я тебя раньше нигде не видел? спрашивает мужик.
не-а, соврал я.
я там уже был года 2 или 3 назад, прошел всю волокиту, сдал анализы и прочее, меня повели вниз по лестнице, 4 пролета, а там все холоднее, и полы в крови, зеленые полы, зеленые стены. мне объяснили, что делать — нажимать кнопку, и тогда из дыры в стене грохочет так, будто защитники на поле столкнулись или слон попал в капкан, и оно выползает — что-то дохлое, много дохлятины, кровавое, и мужик мне показал: берешь и кидаешь на грузовик, а потом опять жмешь кнопку, и выползает еще, а потом ушел. едва он скрылся, я снял робу, каску, сапоги (выдали на 3 размера меньше), поднялся по лестнице и свалил. а теперь вот вернулся — снова застрял.
староват ты для такой работы.
хочу немного подкачаться. мне нужна тяжелая работа, хорошая трудная работа, соврал я.
а справишься?
сплошные мускулы. я раньше на ринге дрался. с лучшими.
вот как?
ага.
ммм, по роже видать. должно быть, круто приходилось.
да что там рожа. у меня были быстрые руки. и до сих пор быстрые. надо было хоть что-то ловить, а то бы скверно выглядело.
я слежу за боксом. что-то имени твоего не припоминаю.
я под другим дрался — Пацан Звездная Пыль.
Пацан Звездная Пыль? не помню я Пацана Звездную Пыль.
я дрался в Южной Америке, в Африке, в Европе, на островах, в глуши, в общем, поэтому у меня в трудовой такие пробелы — не люблю писать «боксер», тогда все думают, я или шучу, или вру. оставляю пробелы, и ну его на хер.
ладно, приходи на медкомиссию, в 9:30 завтра утром, определим тебя на работу. говоришь, потяжелее хочешь?
ну, если у вас что-нибудь еще есть…
нет, сейчас нету. знаешь, тебе на вид уже полтинник. прямо не знаю, правильно ли я делаю. мы здесь не любим, когда вы тратите наше время.
я не мы — я Пацан Звездная Пыль.
ладно, пацан, рассмеялся он, будет тебе РАБОТА!
не понравилось мне, как он это сказал.
2 дня спустя я через проходную вошел в деревянный сарай, где показал какому-то деду квиток, на котором стояло мое имя: Генри Чарльз Буковски-мл., — и он отправил меня к погрузочной рампе, а там следовало найти Турмана. я пошел. на деревянной скамейке сидели в ряд мужики — посмотрели на меня так, будто я гомосексуалист или инвалид в коляске.
я же одарил их легким, на мой взгляд, презрением и протянул как мог трущобней:
де тут Турман? сказали найти.
кто-то показал.
Турман?
ну?
я у вас работаю.
ну?
ну.
он посмотрел на меня.
а сапоги где?
сапоги?
нету, ответил я.
он сунул руку под лавку и протянул мне пару. старых жестких задубевших сапог. я их натянул, та же история: на 3 размера меньше, пальцы у меня расплющились и согнулись.
затем он вручил мне окровавленную робу и жестяную каску. я стоял перед ним, а он закуривал или, как сказали бы англичане, поджигал сигарету. спичку он выкинул спокойным и мужским росчерком руки.
пошли.
там сидели одни негры, и, когда я подошел, все на меня посмотрели так, будто они черные Мусульмане. во мне почти шесть футов росту, они же все были выше меня, а если и не выше, то в 2–3 раза шире.
Чарли! завопил Турман.
Чарли, подумал я. Чарли, совсем как я, это славно.
под каской я уже весь вспотел.
дай ему РАБОТУ!
господи боже мой, о господи ты ж боже мой, во что превратятся милые и легкие вечера? почему такого не случается с Уолтером Уинчеллом[1], верующим в Американский Путь? я ли не был самым блестящим студентом на курсе антропологии? что же произошло?
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.