Олег Рой - Улыбка черного кота Страница 2

Ему досталось кресло в хвосте самолета. «Боинг» надсадно гудел, набирая высоту. Тяжелая пряжка ремня безопасности холодила кожу живота сквозь тонкую ткань рубашки. Антон знал, что его ждет напряженная и нервная неделя; надо выспаться, чтобы утром, после ночного перелета, быть в форме и сразу взяться за дела.

Прикрыв глаза, он вслушивался в журчащую по соседству незнакомую речь. Его попутчики были в основном китайцы, возвращавшиеся из Европы домой. Молодежь студенческого вида, бизнесмены — люди хоть и молодые, но солидные, степенные семьи дипломатического покроя… Устав вскоре от своих наблюдений, Антон подозвал стюардессу и попросил не будить его, когда будут разносить ужин или напитки. Она озабоченно посмотрела на него, затем на номер кресла, и он понял, что хорошенькая юная китаянка старается запомнить не его, а номер его кресла. Ведь для китайцев все люди европейского типа на одно лицо, как зачастую для нас, например, представители негритянской расы. Улыбнувшись такой простой своей просьбе, неожиданно доставившей девушке хлопоты, Антон устроился поудобнее, закрыл глаза, расслабился и провалился в глубокий сон. А самолет тем временем набрал высоту и летел над облаками на восток.

Проснулся Антон оттого, что машину сильно тряхнуло. Ему показалось, что самолет пошел на посадку, да так оно и было: ровно гудя, мощная птица снижалась, преодолевая густое молоко плотных облаков, — над Пекином в то утро стоял сильный туман, погода оказалась пасмурной. Вдруг раздался мощный грохот, от сильного удара распахнулись дверцы верхних шкафов и на пассажиров посыпались предметы ручной клади. Антон рванулся было привстать с места, чтобы посмотреть вперед, в сторону кабины пилотов, но надетый ремень безопасности резко ограничил его возможности. Попытавшись отстегнуться, он схватился за пряжку, но в этот момент его стукнуло по голове чем-то тяжелым, в глазах потемнело, и сознание отключилось…

Самолет не долетел до китайской столицы всего два десятка километров. При снижении машина врезалась левым крылом в гору. Вспыхнули баки с топливом. «Боинг» развалился на несколько частей; его нос врезался в землю. Оторвавшийся хвост лайнера падал отдельно от других частей машины, и мощные кроны старых сосен смягчили удар о землю.

От пожара в самолете и падения с высоты погибли почти все — стюардессы, члены экипажа, пассажиры первого класса, пассажиры бизнес-класса. И лишь четверо путешественников из эконом-класса, которые сидели в самом хвосте, остались живы: огонь, видимо, был сбит сильными потоками воздуха при падении хвостовой части.

Среди четверых выживших пассажиров оказался и Антон. Его место было справа, в самом конце салона самолета. После удара по голове тяжелым кофром он потерял сознание, да так и остался в кресле, пристегнутый ремнем безопасности. Обожженными у него оказались лицо, грудь, руки и ноги… А вот спину огонь тронуть не успел. В том же ряду, что и Антон, у окна сидела молодая китайская пара — беременная женщина и ее муж; они тоже выжили, хотя и находились в тяжелом состоянии. Четвертым уцелевшим оказался полный мужчина средних лет. При ударе о землю его выбросило из кресла, и он получил такое количество переломов, что спасатели с трудом смогли уложить беднягу на носилки, опасаясь за его жизнь.

Глава 2

Трагическое известие передали все новостные программы мира. Однако в списке погибших иностранных граждан, летевших из Европы в Китай через Москву, который появился в китайском посольстве в Москве лишь через трое суток, российский гражданин Антон Житкевич не значился. Для родственников, коллег, партнеров и друзей Антона это означало безумную, почти несбыточную, но все же надежду, что тот окажется жив. Может быть, именно Антон будет опознан среди троих выживших мужчин…

Пациентам дорогой частной загородной клиники, в которой последние три месяца находился на лечении отец Антона, было разрешено смотреть вечерние новости. Как только закончился сюжет про авиакатастрофу в Китае, Николай Васильевич Житкевич, просидевший все это время затаив дыхание и вжавшись в золотистое велюровое кресло, быстро поднялся со своего места.

Старинные напольные часы показывали четверть десятого; уставленный кадками с пальмами и фикусами, обшитый панелями красного дерева, этот холл для посетителей лечебницы походил на зал дворянского поместья позапрошлого века.

Высокий, худой, с непокорной шевелюрой седых волос, пользовавшийся непререкаемым авторитетом не только у больных, но даже и у лечащих врачей, Николай Васильевич несколькими шагами пересек просторный холл с телевизором и решительно направился к себе в номер. Там он мгновенно собрал в сумку необходимые вещи и, никому ничего не сказав, поскольку привык принимать все решения самостоятельно и не давать в них никакого отчета, молча прошел мимо дежурного врача и покинул стены своей комфортабельной тюрьмы. В последнее время именно так, тюрьмой, и называл этот фешенебельный наркологический диспансер Николай Васильевич, добавляя иногда — для разнообразия, — что это эксклюзивное место для безвольных лентяев. И врачи, понимая, что солидный мужчина преклонного возраста не только выведен из состояния запоя, но и полностью приведен в норму, достаточно очищен и крепок, не стали спорить с пациентом. Они видели, что психологическая зависимость от рюмки в нем ослабела, почти исчезла, однако оставили его здесь еще на месяц по просьбе сына, который оплатил лечение, и чтобы проверить, насколько закрепился эффект терапии. Сейчас они не собирались препятствовать его уходу, хотя, разумеется, все выглядело бы иначе, если бы больной не считался ими полностью готовым к выписке.

— Борис Викторович, Житкевич уходит, — тихо проговорил в трубку прямого переговорного устройства дежурный врач, спокойно проводивший взглядом удаляющуюся по лестнице на нижний этаж спину и ни словом не попытавшийся остановить пациента.

— Пусть идет, — донеслось в ответ негромкое распоряжение. — Нам все равно пришлось бы его отпустить в этих обстоятельствах. Ты ведь слышал, Женя?…

И молодой ординатор мягко кивнул, забыв, что собеседник не может его видеть. Он знал, что сын Житкевича должен был на днях лететь в Китай, а сегодня слышал последние известия…

Тем временем Николай Васильевич, даже не подозревавший, что в другой ситуации его непременно задержали бы при выходе из корпуса, не пропустив и до проходной, упруго и размашисто шагал по темному шоссе. Добравшись до железнодорожной станции, он сел на первую же электричку и поздно ночью приехал в московскую квартиру сына. Он постарался не разбудить Настеньку, которая, похоже, еще ничего не знала, до утра просидел на кухне, проводил внука в сад и поехал в китайское посольство.

Вечером, вернувшись ни с чем, он подробно рассказал Насте о катастрофе. У девушки опустились руки, а на Николая Васильевича страшное известие, напротив, подействовало мобилизующе, его реакция была вполне мужской и правильной — собрать все силы, действовать во что бы то ни стало, надеяться до последнего и искать, искать, искать Антона…

Все последующие дни он оставался бодр, полон сил и энергии. Николай Васильевич принял решение полностью посвятить себя воспитанию внука, и с этого дня забыл про свой недуг. Он переехал в квартиру сына, чтобы не менять привычного для ребенка режима дня, больше не мыслил себе жизни без мальчика и уделял ему столько внимания, сколько никогда не дарил раньше.

Сын Антона, Костик, узнал новость последним. Разумеется, он не мог еще осознать всех размеров своей утраты; ему сообщили только, что папа заболел, из командировки вернется нескоро. Но у ребенка, фактически выросшего без матери, было обостренное чувство любви и потери. По лицам взрослых, по затаенным слезам Насти и Николая Васильевича Костик не то чтобы догадался, а скорее ощутил: случилось что-то по-настоящему серьезное. И он потянулся к деду, которого знал до сих пор мало.

Для всех этих людей катастрофа китайского лайнера была личной, ни с чем не сравнимой трагедией.

А вот Светлана, жена Антона и мать Костика, вначале восприняла эту неожиданную новость почти как благую весть о внезапном освобождении и разрешении всех своих проблем. Они с Сергеем, как обычно, ужинали на кухне с включенным телевизором, лениво следя за российскими «Вестями», и узнали об авиакатастрофе самыми первыми. Сергей начал нервно названивать в аэропорт, куда отвез Антона всего сутки назад; в справочной отвечали уклончиво: список погибших уточняется, окончательные данные китайской стороной еще не предоставлены…

Тогда они сели в машину и помчались в Шереметьево. Сергей понимал, что это все наверняка зря — так, неумелая попытка сделать хоть что-нибудь и успокоить собственную совесть, — но он хотел лично поговорить с администратором, узнать, к кому обращаться, выяснить, есть ли хоть какая-то надежда… Он взял с собой Светлану, потому что официально она все-таки являлась женой Антона и у нее были все необходимые документы.