Ольга Смецкая - Украденная память Страница 20

Бондаренко по-прежнему сидела на полу. Рыдать она перестала, вперилась отсутствующим взглядом в одну точку и судорожно вздыхала. Громко, со свистом.

– Лариса, в чем дело? – строго спросила ее Агафонова. Словно учительница математики нерадивую ученицу. Как ни удивительно, но именно такое обращение привело Бондаренко в чувство. Она протянула к Светке ладони с торчащими из них занозами и попросила:

– Больно, вытащи.

– Темно здесь, – авторитетно заявила Агафонова. – Пошли в гримерку.

Катя еле дождалась окончания рабочего дня. Весь вечер Бондаренко разводила капризы, скандалила, грозилась развернуться и уйти – сорвать спектакль. Весь театр суетился вокруг нее. Ржевская вливала в нее валокордин, Агафонова, сменившая гнев на милость, таскала из буфета зеленый чай и апельсиновый сок. Бледный директор, покинув свой уютный кабинет, долго убеждал в чем-то артистку Бондаренко за закрытой дверью гримерки. Яков Борисович Пескарь, красный как рак, хватался за сердце и горстями глотал валерьянку.

К концу сыгранного с грехом пополам первого акта Бондаренко угомонилась. Все вздохнули с облегчением. Директор порозовел, а зав. труппой, наоборот, приобрел нормальный цвет лица.

Как вдруг... В антракте на женском этаже появилась законная супруга Михал Михалыча Порогова, скрипачка из оркестра театра, и принялась с торжествующей улыбочкой прогуливаться по длинному, как кишка, коридору. Это вызвало новый приступ истерики у Бондаренко. Все началось сначала. Суета пошла по второму кругу. Ржевская – с валокордином, Агафонова – с чаем, директор – со скорбным ликом, Яков Борисович – с валерьянкой... Короче говоря, сумасшедший дом!

Поэтому, едва закончился злополучный спектакль, Катя, как ошпаренная, выскочила из театра.

Дома, лежа в постели, она вернулась мыслями к Юле Дроздовской.

Они подружились около двух лет назад. В тот день давали «Чайку». У Кати все валилось из рук – бывают такие дни. Сначала она, когда клеила усы, попала клеем народному артисту прямо в нос. Потом испачкала гримом белоснежное платье актрисы, игравшей Нину Заречную. И наконец, криво приколола шиньон Бондаренко, выступавшей в роли Маши. Приплетенная коса слетела с нее во время действия.

Окончательно расстроившись, Катя уселась на диван в «зеркалке» – комнате, примыкающей к сцене, предназначенной для концентрации артистов перед выходом к зрителю, – закрыла глаза и попыталась отключиться.

– Неудача – это тоже удача, но не твоя, – раздался над ухом низкий ироничный голос.

– Что? – встрепенулась Катя. На соседнем кресле примостилась Юля Дроздовская. Она была занята в массовых сценах, и костюм у нее был соответствующий – нелепая, некогда белая шляпка с огромными полями и длинное платье в застарелых пятнах. В руках, затянутых в штопанные сетчатые перчатки, Юля вертела потрепанный кружевной зонтик.

– А мне сегодня тридцатник стукнуло, – вдруг улыбнулась Юля.

– Поздравляю...

– Спасибо. Шикарный возраст для актрисы. – Дроздовская закурила сигарету и глубоко затянулась.

Подвинула поближе старую консервную банку, служившую пепельницей. – Еще молода и полна сил. И в то же время накоплен жизненный опыт. Полный шкаф скелетов, – принялась Юля загибать сетчатые пальцы, – пара чемоданов разочарований, сундук расколотых надежд, целый ящик предательств и крохотный мешочек счастья. Чем не арсенал для дальнейшего развития творческого потенциала? Представляешь, с какой неожиданной стороны я смогу теперь раскрыть образ зайчика из детского утренника? А? Или какое двойное, тройное дно вложить в знаменитую фразу «Кушать подано»?

– Да уж, – расхохоталась Катя.

– Я целый день об этом думаю... У меня вредная привычка подводить под любое событие базу, пытаться все объяснить с точки зрения логики. Что ты смеешься? Правда, вредная, совершенно бесполезная привычка. Знаешь, чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю, что выбрала не ту профессию. Ну, не умею, не хочу я прогибаться, подстраиваться. Не мое это. А с другой стороны, засосало уже по самое... Не улыбайся! – Юля устроилась поудобнее, закинула ногу на спинку кресла. Тупоносый туфель на каблуке-обрубке скатился на пол.

– Зря ты так, – покачала головой Катя, – ты очень талантливая. Честно, я искренне говорю. Я уверена, что у тебя все еще впереди. Все получится. И твой бесценный жизненный опыт обязательно пригодится для работы над какой-нибудь грандиозной ролью. Да вот хотя бы Нины Заречной... Уж у тебя-то как раз эта несчастная дамочка откроется с невиданной стороны, заблестит новыми гранями. У тебя...

– Друг мой Аркадий, не говори красиво, – перебила Дроздовская. В ее зеленых глазах плясали насмешливые искорки. – Видишь, уже классиков цитирую. Возраст! Погоди-ка... – Юля прислушалась к происходящему на сцене. – Ух ты, черт, чуть свой эпохальный выход не пропустила!

После спектакля они поехали к Юле. Проболтали всю ночь, будто знали друг друга тысячу лет. Пили текилу. Тягучую, обжигающую. Словно лава великих мексиканских вулканов – Попокатепетля и Икстасихуатля. Наливали текилу в специальные стопки с толстым донышком – caballito. Потом капали сок лимона на тыльную сторону ладони, сверху посыпали солью и слизывали языком. Так началась их странная дружба...

Глава 23

Она прошмыгнула в подъезд, предварительно убедившись, что ее никто не видел. Бесшумно поднялась по лестнице.

– Здравствуй, деточка! – воскликнула хозяйка, пожилая женщина, отворившая дверь. – Как я рада тебя видеть.

– Я тоже, – улыбнулась «деточка» и поскорее проскользнула в квартиру.

– Проходи, проходи. Разуйся только, я полы мыла.

Скривившись, гостья скинула сапоги. Потом подумала, что так только лучше. Соседи снизу не услышат. Прошла на кухню.

– Борщ будешь? Свеженький, наваристый...

– Нет, нет, я ненадолго.

– Зря, милая. Тогда чайку? – подмигнула хозяйка.

– Это можно...

– Знаешь, я вот что думаю, – пожилая женщина выставила на стол домашнее печенье, розетку с вишневым вареньем и села напротив, – я вот думаю, что надо бы этой девочке правду рассказать. У меня прямо сердце не на месте. Смотрю на нее, и так жалко бедняжку. Как ты считаешь?

– Не знаю, – гостья неопределенно пожала плечами. – Как хотите.

– А я уже решила все, – хозяйка подперла круглое лицо натруженными ладонями. – Да ты кушай, кушай. У меня вареньице вкусное, сама варила.

– Руки у вас золотые, – усмехнулась гостья и отправила в рот ложку варенья. – Вкусно очень.

– Я уже решила, – повторила хозяйка, удовлетворенно кивнув. – А то не нравится мне все это. Странно как-то. Нехорошим пахнет.

– Можно, я покурю?

– Кури, кури. – Хозяйка достала пепельницу. – Так что я поговорю с девочкой. Она поймет, зла держать не станет. Она добрая, рассудительная...

– А что это у вас шумит? – сменила тему гостья. Она уже услышала все, что хотела.

– Ох, батюшки! – пожилая женщина вскочила и устремилась в ванну. – Вода. Через край перельется. А я и думать забыла.

– Постирушки? – хохотнула гостья. – Давайте я вам помогу белье повесить.

– Спасибо, деточка. – Хозяйка сунула таз с отжатым бельем в раковину, взгромоздилась на табуретку. – Ты мне подавай, а я тут разберусь. Я... – Она не успела договорить. Табуретка почему-то закачалась, старушка не удержалась и рухнула вниз.

Глава 24

– Вот это движение – прокатывание валика – дает поразительные результаты, – восторженно щебетала косметолог Вероника. – Оно способствует выведению токсинов и лишней жидкости из тканей, разрыхляет фиброзы. Усиливает лифтинговый эффект. Метаболический массаж – будущее косметологии. Профессор Паскаль Кош, придумавший это чудо, просто гений! Женщины на него молиться должны, памятник при жизни поставить. Ну вот, Наталья Андреевна, двадцать минут, и вы себя в зеркале не узнаете, – удовлетворенно улыбнулась Вероника, накладывая питательную маску на кожу Натальи.

Наталья Дроздовская лежала на массажной кушетке и вполуха слушала Веронику. Перед мысленным взором застыло бледное осунувшееся личико сына за стеклом стерильного больничного бокса. Его огромные страдающие глаза. Глаза олененка Бэмби, угодившего в капкан...

– Мой бедный малыш, – прошептала Наталья, с силой сжав кулаки. – Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо.

– Простите, Наталья Андреевна, вы что-то сказали? – встрепенулась услужливая Вероника.

«Еще бы, за такие деньги будешь услужливой. Одна процедура – несколько минимальных зарплат, никак не меньше», – усмехнулась про себя Дроздовская, а вслух буркнула:

– Нет, ничего.

– Вот и чудненько. Потому что вам сейчас не нужно разговаривать. Вы должны расслабиться и отдыхать. – Вероника включила радио. Судя по всему, «Радио Классик». В машине у Натальи всегда работала именно эта радиостанция. Из динамиков полился волшебный голос Сары Брайтман. Ария Кристины из «Призрака Оперы».