Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры Страница 20

— Еще чего! — возмутился Джо.

— Да! — воскликнула я.

Эл внимательно посмотрел на меня.

— Посмотрите, — я приподняла парик и вытянула каштановый локон.

— Кажется, это она, — сказал Ал. — Кто бы мог подумать!

Джо не поверил.

— Что у вас в пакете? — подозрительно спросил он.

— Вы знаете, что в пакете? — сказала я. — То же, что и всегда.

Я открыла пакет и вытащила пончик.

— Господи, — поразился Джо. — И в самом деле.

Они смотрели на меня, раскрыв рот и качая головами. И затем Эл произнес то, что говорил каждое утро.

— Вы ресторанный критик. Как вы можете есть такую дрянь?

Донаты были не только нездоровой пищей, они вредили моей репутации. Но мне нравился человек, который торговал ими, нравилось останавливаться по утрам на перекрестке, обмениваться с ним парой фраз. Благодаря этому ритуалу редакция — не самое дружелюбное место на свете — становилась более похожей на дом. Донат был и в самом деле ужасным, но каждое утро я разламывала его пополам, съедала фруктовую начинку, а остальное выбрасывала.

Если бы в комнате был Брайан, то я изменила бы своей привычке и бросила бы пакет в урну, не открывая. Я легко могла представить, что он войдет в кабинет Уоррена и спросит, зачем они взяли на работу ресторанного критика, который покупает в уличном фургоне донаты по полдоллара за штуку и уплетает их за милую душу.

Брайана в комнате не было. Уверенная в том, что все на меня смотрят, я смущенно прошла к своему столу, открыла пакет и вынула тяжелый комок теста. Однако мой приход остался незамеченным. Я положила в рот начинку и стала ждать: что-то теперь будет?

Отдел стиля и моды был странным маленьким анклавом. Мы мало контактировали с репортерами, сидевшими внизу, в отделе новостей. И, несмотря на то, что мы делили помещение с отделами спорта и моды, ресторанные критики этих сотрудников тоже почти не видели (хотя радовались обилию цветов, доставляемых в отдел моды).

Мои коллеги в офисе появлялись нечасто. Молли О’Нейл работала по большей части дома, поэтому ее рабочее место почти всегда пустовало. Мариан Буррос половину времени проводила в Вашингтоне, а Флоренс Фабрикант была свободным художником, и поэтому стола ей не полагалось. Эрик Азимов вел низкооплачиваемую колонку, и ему приходилось подрабатывать на стороне, Фрэнк Прайал появлялся так редко, что они с Брайаном довольствовались одним компьютером.

Оставалась Триш Холл, Она редактировала рукописи и была так занята, что не заметила моего прихода. Я оторвалась от доната: на меня смотрели лишь четыре пары глаз. Одна пара принадлежала Александре Палмер, сидевшей через проход от меня. С пятидесятых годов она работала секретарем в отделе повседневной жизни. Одета, как всегда: прямая твидовая юбка, футболка, обтягивающая полную грудь, теннисные туфли. Она убирала каштановые волосы в строгий пучок, но даже такая прическа не могла скрыть исключительную доброту ее лица.

Алекс задумчиво смотрела на меня, к я поняла, что ее ничто не обескуражило. Я подозревала, что босса она недолюбливает, однако она ни разу не сказала о нем плохого слова (как, впрочем, и ни о ком другом). Она была одинокой женщиной, и работу выполняла незавидную, однако находила достоинства во всем, что делала, и иногда казалось, что она довольна жизнью больше, чем все мы.

Мне было интересно, в чем здесь секрет, и я без смущения подслушивала ее разговоры, надеясь разгадать ее тайну. Думаю, дело заключалось в бескорыстии. Она жила в нескольких кварталах отсюда, в одном из нью-йоркских захудалых районов. Кажется, она приютила всех молодых людей, что жили по соседству. Она постоянно советовала, утешала, хлопотала за стариков. Я подозревала, что в данный момент она готова и Мириам принять в число своих подопечных.

Элен Луи тоже на меня смотрела Это меня беспокоило. Я знала Элен задолго до прихода в газету. Меня восхищали ее статьи о моде, дизайне, еде. Я была уверена, что она мгновенно догадается, кто я такая, разоблачит. Думала, что она засмеется, подбежит ко мне и стянет с меня парик.

Сюзанна Риччи тоже вызывала мое беспокойство. У редактора, работающего с фотографиями, острый глаз. Она-то уж разглядит настоящую Рут за гримом и старомодным костюмом. Но нет — она продолжала говорить по телефону. Разве не удивительно, что странная седая женщина ни с того ни с сего уселась за чужой стол?

В конце концов с места поднялась Кэрол Шоу. «Конечно, — подумала я, когда она направилась ко мне, — разве я могу одурачить Кэрол?»

Она была мечтой ресторанного критика: не страшилась пойти в любой ресторан, лишь бы попробовать что-нибудь новое. С самого начала она стала моей компаньонкой. В отличие от редакторов, которые хотели, чтобы я взяла их с собой в модные рестораны, Кэрол предпочитала маленькие корейские и мексиканские забегаловки, в изобилии окружившие наш офис. Она в любой момент была готова прыгнуть в любой проходящий транспорт и совершить поездку.

Она направлялась ко мне. Я почувствовала, как под гримом разгорелись щеки. Заметила, что Алекс, приготовившись встать на защиту, заметалась позади нее с ножницами в руке.

Кэрол откашлялась.

— Прошу прощения, — сказала она, встав надо мной. — Вы не можете здесь сидеть. Вам придется перейти в другое место. Я не знаю, кто вы такая, но этот стол принадлежит нашему ресторанному критику.

Под конец они заставили меня снять парик и рассказать им о Клаудии. Все это происходило в такой благодушной атмосфере, что я впервые почувствовала: возможно, приживусь в газете.

— Возвращайтесь и расскажите нам, как все прошло, — сказала Кэрол, когда я пошла на ленч. — Страшно хочется узнать, что делается во «Временах года».

Клаудия жила на Западной Пятьдесят четвертой улице, поэтому я захватила ее по дороге. Вчера она едва не упала в обморок при виде старой подруги, но сегодня забралась в такси совершенно спокойно. Если она и помнила, что Мириам больше нет с нами, то не подавала виду. Сегодня мы обе разыгрывали свои роли.

Подъехав к ресторану, я обернулась к ней и сказала:

— Прежде чем мы войдем, я должна кое-что сказать.

— Что? — спросила она.

— Мы не зарезервировали столик.

— Ты не смогла зарезервировать стол? — спросила она. — Могу я узнать почему?

Я рассмеялась злораднейшим маминым смехом.

— Это эксперимент. Хочу посмотреть, как поведут себя работники самого элегантного нью-йоркского ресторана, когда в его дверях появятся две старые дамы.

— Но мы же попадем в неудобное положение! — воскликнула Клаудия.

— Только не я, — парировала Мириам. Маленькие жизненные неудобства маму не пугали. — Кроме того, во «Временах года» два обеденных зала, и у них наверняка есть стол в «неправильном» зале.

— Как ты узнаешь, какой из них неправильный? — спросила Клаудия, когда я помогала ей выйти из такси.

Моя мать не зря изучила нравы нью-йоркского общества.

— На ленче, — сказала я, остановившись под козырьком ресторана, — ты захочешь пойти в гриль-бар — посмотреть на Генри Киссинджера, тележурналистку Барбару Уолтерс или Вернона Джордана.[25] А вечером приспичит пойти в помещение, где можно поиграть в пул, потому что атмосфера там куда более романтичная. Я удивлена, что ты не знаешь этого, моя дорогая.

— Жаль, что ты меня не посвятила в свои планы заранее, — сказала Клаудия.

— Ты бы пошла? — спросила я.

— Конечно нет!

— Поэтому и не посвятила.

— Это так мне знакомо, — вздохнула она.

С Клаудией на хвосте я пересекла прохладный вестибюль Сиграм-билдинг. Все выглядело так же, как в детстве. Я припомнила себя десятилетнюю, в синем бархатном платье. Мать заставляла меня надевать его, когда мы куда-то с ней выходили.

— У них есть настоящие картины Пикассо! — говорила она. — А над баром висит композиция Ричарда Липполда.[26] Прямо как в музее. Мы возьмем какие-нибудь напитки, посмотрим, кто пришел, и пойдем обедать в ресторан.

Мне вспомнились дамская комната и мое детское смущение, когда служащая протянула мне полотенце, предложила туалетную воду, губную помаду, расческу, чтобы я навела полную красоту. «Интересно, — думала я, — что чувствует человек, проводящий всю свою жизнь в туалетной комнате, предлагающий полотенца богатым людям?» Мне было неловко за женщину, неловко за себя, когда я взяла полотенце из ее рук. Интересно, стоит ли до сих пор у раковины женщина в дамской комнате? Надо будет проверить.

Но когда я поставила ногу на первую ступеньку, служительница из дамской комнаты выскочила у меня из головы. Сейчас я чувствовала то, что чувствовала бы моя мать, собирающаяся пойти отобедать. Поднимаясь по ступенькам и вдыхая ароматный воздух, я переполнялась ее радостью. Поднявшись на площадку, я смотрела на все ее глазами: мне страшно нравились цепочки, соблазнительно шуршащие на окнах, и приватная атмосфера помещения. Над баром по-прежнему висела скульптура Липполда, напоминавшая бронзовые сосульки. Мой взгляд упал на застеленный ковром пол, потом я приметила в одном месте огромный бриллиант, в другом — дамскую сумочку, а уши словно бы услышали роскошно-соблазнительный шелест денежных купюр. С материнской самоуверенностью я подошла к бледному мужчине, сидевшему за столом с книгой регистрации забронированных столиков.