Рейчел Джойс - Невероятное паломничество Гарольда Фрая Страница 20

«Он хороший, — рассуждала в утешение тетушка Вера, занявшая место отбывшей тетушки Мюриэль. — Так славно рассказывает анекдоты. Вот только концовку всегда зажевывает».

Измученный и несчастный, Гарольд зашел поужинать в «Рыбацкую хижину» с видом на реку. Поговорив с несколькими посетителями, он узнал, что мост через бурный поток вдохновил Саймона и Гарфункеля на создание известной композиции, но, кивая и улыбаясь в течение всей беседы и усиленно притворяясь внимательным слушателем, он ощущал, что в действительности его мысли поглощены его походом, его прошлым и тем, что же творится с его ногой. Опасно ли это? Пройдет ли само собой? Гарольд лег пораньше, уповая на то, что сон — лучшее лекарство. Но он обманулся.

«Дарагой сынок, — писала Джоан в своем единственном письме к нему, — Новая Зиландия — чюдесное место. Правильно я сюда переехала. Мотеринство не для меня. Передавай отцу от меня превет». Больше всего Гарольда мучил не ее отъезд, а то обстоятельство, что она не смогла толком его объяснить.

На десятый день ходьбы Гарольд при сгибании правой ноги не знал ни секунды, чтобы свербящая боль в икре не напомнила ему о себе. Ему пришло на память, с какой поспешностью он пообещал медсестре из хосписа прийти к Куини пешком — этот поступок теперь казался ему по-детски опрометчивым. Гарольд устыдился и своего недавнего разговора с соцработником. Ночью как будто что-то стронулось с места — словно поход и вера, прежде неделимые, теперь раскололись и стали двумя половинками, а Гарольду в результате досталась только изнурительная ходьба. Десять дней подряд он просто шел, тратя всю свою энергию на простое упражнение по переставлению ног. Но теперь, когда вся его вера сосредоточилась в этих самых ногах, на смену утилитарным опасениям пришло нечто куда более коварное.

Отрезок в три с половиной мили по шоссе А-396 до Тивертона оказался самым тяжелым. От машин практически некуда было спрятаться, и хотя из-за свежеподстриженных изгородей посверкивала серебром река Экс, ее отблески бесчеловечно слепили Гарольда, и он отводил глаза. Водители неистово сигналили ему и орали, чтобы он убирался с дороги, а он ругал себя за медлительность: такими темпами он едва ли доберется до Берика и к Рождеству. «Ребенок, — бранил он себя, — и тот бы тебя обогнал».

Он вспомнил демонический танец Дэвида. Его мальчишеский заплыв в Бантэме. Гарольду вспомнился и эпизод, когда он пытался рассмешить сынишку анекдотом, но тот только морщился. «Я не понимаю», — твердил он, готовый вот-вот расплакаться. Гарольд объяснил ему, что это шутка, что она веселая, над ней смеются. Он повторил все сызнова. «Все равно не понимаю», — уперся Дэвид. Позже Гарольд подслушал, как сын в ванной пересказывал анекдот Морин. «Он говорит, что это смешно, — жаловался Дэвид. — Он два раза повторил, а мне вовсе не хотелось смеяться». Даже в том возрасте сын во всем видел мрачную сторону.

А потом Дэвид припомнился Гарольду восемнадцатилетним — с волосами ниже плеч, с непомерно длинными руками и ногами. Сын, уже молодой человек, лежал на кровати, взгромоздив ноги на подушку и глядя в пространство, так что Гарольду на миг показалось, будто сын видит что-то, ему самому недоступное. Запястья у Дэвида были как у скелета.

Гарольд как сейчас услышал себя: «Мама сказала, ты поступаешь в Кембридж…»

Дэвид даже не удостоил его взглядом. И продолжал взирать в никуда.

Гарольду так хотелось обнять его — крепко-крепко. Сказать: «Ты мой красавчик! И откуда в тебе столько ума, ведь у меня-то нет!» Но, взглянув в непроницаемое лицо Дэвида, он вымолвил только: «Ну, надо же… Очень хорошо. Ну и ну…»

Дэвид фыркнул, будто услышал что-то донельзя остроумное о своем отце. А Гарольд в ответ закрыл дверь в его комнату, утешая себя, что когда-нибудь, когда сын станет достаточно взрослым, им будет легче договориться друг с другом.

Выйдя из Тивертона, Гарольд решил придерживаться магистральных дорог. Он рассудил, что такой маршрут будет наикратчайшим. Надо идти вдоль Большой Западной дороги[14], а там срезать проселками, пока не выйдешь на шоссе А-38. Тогда путь до Тонтона займет не больше двадцати миль.

Приближался ливень. Тучи нависли над землей, словно клобук, источая жутковатое свечение над Блэкдаунскими холмами. Гарольд впервые пожалел о своем мобильнике; он вдруг почувствовал, что не готов к тому, что вот-вот начнется, и ему страшно захотелось поговорить с Морин. Вершины деревьев сияли на фоне взбухшего гранитного неба и вдруг заколыхались от налетевшего порыва ветра. В воздух взметнулись листья и ветки. Птицы всполошились и громко загалдели. Вдали уже развернулась полоса дождя, раскинувшись между холмами и Гарольдом. Упали первые капли, и он поплотнее запахнулся в куртку.

Укрыться было негде. Струи воды молотили по его непромокаемой куртке, затекали за воротник, проникали даже под эластичные обшлага. Капли отскакивали от него, словно зернышки перца. Они сливались в лужицы и ручейки по краям сточных канав и с каждой проезжавшей машиной перехлестывали через край тапочек Гарольда. Через час его обувь окончательно раскисла, а кожа от непрерывного трения о мокрую одежду начала зудеть. Гарольд не понимал, голоден ли он, и не помнил, когда ел в последний раз. От боли в правой икре в глазах рябило.

Рядом остановилась машина, окатив Гарольда водой по пояс. Он даже не обратил на это внимания: стать мокрее для него было уже невозможно. Окно с пассажирской стороны медленно опустилось. Из салона хлынул запах новой кожи и разогретого воздуха. Гарольд втянул голову в плечи.

Из окна на него глядело юное и сухое личико.

— Заблудились? Подсказать дорогу? — осведомилось личико.

— Я знаю, куда идти. — От дождя у Гарольда щипало в глазах. — Но спасибо вам, что остановились.

— Нельзя гулять в такую непогоду, — не унималось личико.

— Я дал зарок, — ответил Гарольд и выпрямился. — Но я признателен вам, что меня заметили.

Одолевая следующую милю, Гарольд уже спрашивал себя, не сделал ли он глупость, не попросив о помощи. Чем больше он упорствовал в своем начинании, тем меньшей казалась ему вероятность того, что Куини доживет до его завершения. И тем не менее Гарольд не сомневался, что она его ждет. Если он не выполнит свою часть сделки, пусть и лишенной всякой логики, навряд ли он снова увидит Куини.

«Что мне делать? Подай же мне знак, Куини!» — взмолился Гарольд то ли вслух, то ли про себя. Он уже не мог точно определить, где проходит граница между ним и внешним миром.

На Гарольда с грохотом надвинулся грузовик, истошно просигналив и с головы до ног обдав его грязью.

И вот тогда-то оно и случилось — одно их тех мгновений, проживая которые осознаешь, что они несут в себе символический смысл. К вечеру дождь прекратился — настолько внезапно, что трудно было даже поверить в его недавнюю неистовость. На востоке тучи разошлись, и в узкий опоясок над самым горизонтом хлынул ясный серебристый свет. Гарольд стоял, не в силах оторвать глаз от серой облачной массы, являющей сквозь расколы все новые и новые оттенки: голубой, янтарно-бурый, персиковый, зеленый и малиновый. Затем туча вылиняла в тусклую розовость, как будто праздничные цвета просочились сквозь нее и слились в единое месиво. Гарольд не двигался. Он должен был пронаблюдать все изменения. Землю заливало золотистое сияние, и даже кожа Гарольда казалась от него теплой на ощупь. Почва под его ступнями шуршала и вздыхала. В воздухе пахло зеленью и свежими побегами. От земли поднимались испарения, тонкие, как струйки дыма.

Гарольд так утомился, что едва волочил ноги, но чувствовал себя настолько обнадеженным, что грезил наяву. Теперь он знал, что если и дальше будет устремлять взгляд на то, что превосходит его самого, то когда-нибудь все же доберется до Берика.

11. Морин и дежурный врач

Регистраторша извинилась: установленная в клинике система электронной записи не позволяла ей самолично отправить Морин на прием к врачу.

— Но вот же я, стою перед вами, — не поняла Морин. — Что тут невозможного?

Регистраторша указала ей на монитор, расположенный рядом с ее стойкой, уверяя, что новая процедура записи предельно проста.

У Морин взмокли ладони. Электронный регистратор спросил у нее, какого она пола, и Морин нажала неверную кнопку. Затем нужно было ввести дату рождения, и она набрала месяц перед датой. В конце концов, она вынуждена была призвать на помощь молодого пациента, чихавшего прямо за ее плечом. К тому времени, как Морин прошла весь реестр вопросов, за ней образовалась небольшая очередь из охающих и кряхтящих больных. На мониторе высветилась надпись: «Обратитесь в регистратуру», — и вся очередь дружно покачала головами.

Регистраторша снова извинилась: терапевта Морин вызвали по неотложному делу, поэтому она, если хочет, может посетить дежурного врача.