Александр Ольбик - Ящик Пандоры Страница 20

Он выбрал несколько картинок и, сложив их одну на другую, завернул в большие листы упаковочной бумаги. Потом он в комоде поискал бечевку, но, не найдя, вынул из старых брюк ремень, связал им картины. Несколько миниатюр он положил в карман куртки, кои предназначались больше для презентации, нежели для продажи. Потом сходил в магазин и купил то, что предписала Пандора. Сварил кофе, выпил его с белым тостерным хлебом и с упакованными картинами отправился на промысел.

При выходе из дома он встретил Олигарха, который, не поднимая от дорожки глаз, напористо шел к цели, напоминая чем-то носорога с распухшими железами, готового за обладание самкой отдать свою вислобрюхую тушу. В его руках – хлипкий пакет, в коем, как полагал Дарий, наверняка есть соблазнительный градус и какая-нибудь небогатая закусь. Под левым глазом у приходящего е…я повис фингал, видимо, рукотворный упрек жены.

Вид настроенного на Медею Олигарха всколыхнул в Дарие ревность, которую он всегда носил в себе и которая, как наваждение, подстерегала его на каждом шагу.

В санатории, предводимым мудрым евреем Нафталеем и двумя его сыновьями Авелем и Абелем, царила тишина – большая часть отдыхающих были на пляже или принимали процедуры. В нос шибанули сероводородистые запахи, напомнившие о точно таких же запахах, которые иногда во сне испускает Пандора, особенно после того как наестся блинов собственной выпечки. Однако этот невинный грех он ей прощает и даже умиляется, когда происходит исход газов из ее желудочно-кишечного тракта. Иногда он подсыпал ей в пищу экосорб – активированный уголь с экстрактом травы зверобоя, что было защитой от внезапно приходящего метеоризма…

…Дарий начал с администраторской. За стойкой сидели две женщины, очень напоминающие кукол Барби – таких же блондинистых и таких же по-инкубаторски накрашенных и безупречно неодухотворенных. Они, в зависимости от ситуации и контингента, бывают ласковы, как лесбиянки, и злобны, как древесные гадюки каскавеллы. Особенно они предупредительны с прибывающими из Израиля пенсионерами, ибо те из Обетованной привозят дешевые сувениры – когда-то им самим подаренные безделушки, начиная от простеньких духов и кончая такими же никудышними и никому не нужными браслетиками, заколками и прочей чепухой. Но бизнес не имеет стыда: какая-то часть неликвида оседает на прилавке администраторов и постепенно в течение зимнего сезона рассасывается…

– Чем вы нас сегодня порадуете? – спросила Дария та, что помоложе и губы у которой так и просятся на грех.

Дарий, насилуя себя, улыбнулся, и каждую Барби одарил миниатюрой. Пейзажиками времен года, состряпанными им на скорую руку. Это уже традиция, и он к такому вымогательству давно привык, ибо понимает всю важность в налаживании «партнерских отношений». Иногда он оставляет им одну-две картины, которые они потом продают, разумеется, себе в прибыль, избавляя творца от муторного, а главное, унизительного занятия, каковым он считает самоличную торговлю искусством…

Минуя бар с его кофейными запахами, Дарий прошел по длинному коридору и расположился возле входа в клуб. Очень удобное место: большие окна с тюлевыми занавесками и широкими подоконникам, на которых он обычно раскладывает картины и на которых иногда отдыхает – отсюда хорошо видна дорожка и возвращающиеся с пляжа отдыхающие. Однако картины он расставил не на подоконнике, а у противоположной от окон стены: свет исходит как раз с северной стороны, а потому для созерцания это идеальное место.

За окнами прошел белый как лунь пращур Иисуса, но Дарий с первого взгляда понял, что это не его клиент. Слишком потертые каблуки сандалий и слишком низко опущены плечи. Правда, тут еще надо погадать: может, человеку для счастья не хватает какой-нибудь малости в виде… Пандоры или неожиданно отмененного диагноза – рака печени, прямой кишки или нечаянно подхваченного СПИДа… За пращуром Иисуса шли две, тоже не ротшильдовской породы, клуши, за которыми семенили две девочки и мальчик.

Дарию хотелось курить, и он, оглядев придирчиво свою галерею и не найдя в ней изъянов, с легким сердцем отправился на улицу выкурить сигарету. Но, проходя мимо бара, он услышал доносящиеся из него перезвоны, очень напоминающие те, какие дурманно озвучивают игральные салоны. И он, сменив курс, вошел в бар и первое, что бросилось ему в глаза, были два игральных автомата, заманчиво перемигивающихся в углу цветными огоньками. За прилавком, играя блестящей металлической колбой, бармен Зенон взбивал коктейль. Они поздоровались, ибо давно знали друг друга, и бармен, поставив на стойку колбу, плеснул в два фужера коньяку.

– Бери, – обратился он к Дарию, – есть повод… если, конечно, поводом можно считать развод с женой…

Дарий взял в руки фужер и несколько мгновений соображал, как отреагировать на слова Зенона. И, не найдя ничего лучшего, сказал:

– От этого никто не застрахован… Важно уяснить, почему это произошло.

– Ну ты даешь, Пикассо! Разве в этом дело? Моя женушка выкинула такой фортель, что тебе и во сне не приснится… Ладно, это мои проблемы, – он взял из вазы две шоколадные конфеты и одну из них протянул Дарию. – Сейчас сюда должна прибыть Орхидея со своей кодлой, поэтому, прости, надо столики приготовить…

– А что она тут забыла?

– Лечит свои придатки… Она у нас почти каждый год ремонтируется, еще с советских времен… грязи, сероводород, любую шахну могут поставить на ноги…

Дарий осклабился, ему показалась занятной такая формулировка Зенона.

– А ты ей не можешь подсказать, чтобы она посетила мою выставку? Может, что-нибудь захочет увезти в Москву.

– Да тут начнется такая пьянь, что будет не до тебя. Впрочем, ты сам можешь сюда подгрестись… как бы случайно, вошел-вышел, подумаешь, делов…

Дарий вытащил из кармана миниатюры и все разложил на прилавке.

– Выбирай, какая тебе больше нравится, – сказал он бармену.

И Зенон взял картинку, на которой было изображено озерцо Слоцене с заснеженными берегами и одинокой, укутанной в иней елочкой.

– Я знаю это место, со швагером иногда ловим тут рыбку, – бармен отстранил картинку на вытянутой руке и с видимым удовольствием ее рассматривал.

Пока Зенон занимался приведением в порядок столов, то есть раскладывал на них взятые со склада специально для «кодлы Орхидеи» хрустальные пепельницы и ставил в вазочки искусственные лютики, Дарий подошел к игральным автоматам. И ничего нового не увидел: та же «Золотая Клеопатра» и «перчик» (он же «Амиго» и «мексиканец»), на котором особенно любит играть Пандора. Точно такой же автомат есть в салоне «Мидас», что на их вокзале…

– Ну, чем ты меня, овощ, порадуешь? – спросил Дарий у «перчика» и зарядил в него десять латов.

Бармен, видимо, услышав Дария, тотчас отреагировал на его слова:

– Этот железный гроб позавчера меня обул на стольник… Видимо, фаза забора…

– Сейчас увидим, в какой он фазе…

Приманка у «Амиго» абсолютно неотразимая: когда на экране появляется джокер, а это такой стильный мексиканец в сомбреро, на полях которого нежно трепещет перышко, он задорно выкрикивает слово «Амиго», после чего исполняет кукарачу… И это так греет душу и распаляет воображение… А вот если сразу появятся три «Амиго», вернее, три стилизованных перчика… Однажды такой фортель фортуна выкинула Пандоре: появившиеся одновременно на трех линиях «Амиго» по ее ставке нащелкали 82 лата…

Но Дарию не фартило. Уже десятка подходила к концу, а «Амиго» объявился всего дважды, да и то на невыгодных линиях…

– Действительно, запор, – он нарочно переделал слово «забор» на «запор»… – Тоже мне «Амиго»… друг… Таких друзей надо выводить дустом… Слышь, Зенон, плесни еще коньячку, больно он у тебя хорош…

Проиграв десятку, выпив коньяку и выкурив еще одну сигарету, Дарий отправился назад, к своим картинам… Но настроение, несмотря на проигрыш, было приподнятое. Впрочем, иначе и быть не могло: коньяк вкупе с приличной дозой игрового адреналина вытворяет с человеком чудеса… Он смотрел в окно, радовался небесной ясности, когда позади услышал чей-то скрипучий голос:

– И сколько такая мазня стоит?

Однако Дарий на хамство не отреагировал. Он повернулся и увидел мятую, улыбающуюся беззубым ртом физиономию местного сантехника. Он был в синей спецовке, с дымящейся сигаретой в уголке губ, а в руках держал большой разводной ключ.

– Привет, Афоня, – Дарий без амбиций, ибо иногда и сам так оценивает свою… Чуть было не сказал «мазню»… – Тебе, как представителю вымирающего пролетариата, подарю любую, – и он провел рукой вдоль ряда своих творений.

И сантехник застеснялся, ибо он хоть и простодушный человек, но добрый и незлобивый.

– Да я так, пошутил… Вообще-то мне твоя мазня нравится, все как на фотографии… Вот, например, эта картинка с баркасами… Хотя уключины ты посадил слишком близко к носу, а надо посередке, вот тут, – и Афоня, наклонившись, головкой ключа указал место на баркасе, где должны быть уключины…