Игорь Данилевский - Сессия: Дневник преподавателя-взяточника Страница 20

Мы кончаем с ней почти одновременно. Она, начав стонать, закусывает губу, чтобы ее, не дай бог, не было слышно в коридоре, а я усиливаю и без того неслабый темп, чтобы излиться как можно скорее. Через минуту мы отваливаемся друг от друга, как плохо склеенные половинки вазы, в разные стороны. Она, натянув трусы, но все еще в спущенных колготках и в задранном платье, садится за парту в правом крыле аудитории, я бухаюсь на такую же парту, но только в левом ряду. В отличие от нее, я сижу на скамье с голой задницей, а мой друг, как флюгер, указывает в ее сторону. Надо бы подсесть к ней поближе, поцеловать или погладить ее, так или иначе без лишних слов отблагодарив за оказанное удовольствие. Но я пока этого не делаю. Все-таки она студентка, а я – ее преподаватель. Формально нас разделяет дистанция, иерархия. Я решаю сделать это позже.

Отдышавшись, она быстро вскакивает; за ней встаю и я. Мы начинаем одновременно приводить себя в порядок. Мои трусы и брюки все еще болтаются где-то внизу, и когда я наклоняюсь, чтобы поднять их, мой мозг не может не отметить лишний раз, как соблазнительна Синельникова. Я замечаю, как сексапильно она сгибает то одну, то другую ногу, подтягивая колготки; затем приспускает платье, поглаживая сквозь него бедра. Наверное, ей сейчас очень не хватает зеркала в полный рост, чтобы осмотреться и убедиться на сто процентов, что всё в порядке и можно смело выходить в коридор. Я вижу, что она уже в форме и выжидающе смотрит на меня, но я должен вести себя солидно, а, значит, не слишком торопливо. Затянув ремень на поясе, я делаю два шага к ней. Обнимаю ее за талию и, смотря прямо в глаза, говорю:

– Спасибо, Людмила!

– Не за что, – выдыхает она.

Мы долго, затяжно целуемся. Я при этом бросаю несколько коротких взглядов на вид, открывающийся из окна: спешащие по своим делам студенты и студентки, преподаватели и преподавательницы даже не догадываются о том, что только что происходило в угловой комнате на четвертом этаже Д-корпуса. От этого мне становится еще кайфовей на душе. И в том удивительном обстоятельстве, что за все это время нам с Людмилой никто не помешал, я вижу руку Бога, указующий перст судьбы; знак, что и дальше всё должно быть нормально.

…Но, к сожалению, весь этот достойный Казановы секс – сейчас только мечты.

– Мне было очень хорошо с вами, Людмил, но мне надо идти! – наконец, говорю я ей. – Эшпай будет сегодня в институте?

– Она сегодня до трех, – сообщает мне Синельникова. В ее глазах вспыхивает огонек, свидетельствующий скорее всего об удовлетворенности тем фактом, что я наконец-то занялся ее проблемой.

– Ладно. Вы сейчас идите домой, если у вас других дел нет. Я сообщу вам по эсэмэс, каковы результаты.

– Хорошо, Игорь Владиславович. Но вы меня выпустите? – она улыбается лукаво и, как мне кажется, очень сексуально. Впрочем, сейчас мне всё, связанное с ней, кажется сексуальным: даже ее сумочка, которую она накинула на плечо.

– Конечно, моя дорогая! – киваю я и, вынув из пиджака ключ, подхожу к двери и делаю два поворота в замке.

Она выпархивает из аудитории. Я удивляюсь, что в том маленьком коридоре-тупике, который ведет в четыреста шестую, нет ни единого человека. Хотя и в основном коридоре шума стало заметно меньше. Наверное, кто-то уже принял зачет. И, возможно, принял его так, как это частенько делал я: по списку сданных денежных средств в помощь голодающим преподавателям Поволжья. Что ж: тем лучше.

На прощание Синельникова оборачивается ко мне:

– До свидания, Игорь Владиславович!

Поворот ее плеча мне кажется суперграциозным. Я чувствую, что умиляюсь, как пацан, глядя на нее.

– До свидания, Людмила.

Я смотрю, как она повернет за угол. Цокание ее каблуков становится все более тихим и, наконец, неразличимым на фоне доносящихся из главного коридора звуков. Тогда я закрываю дверь на ключ, вынимаю его из скважины и прислоняюсь спиной к стене. Никто сейчас не должен мешать мне пережить заново в памяти те мгновения, которыми я упивался несколько минут назад. У меня в ушах звучит музыка – песня группы «Винтаж», которую, кроме меня, никто не слышит. Но в этом-то и вся прелесть…

Неистовый зверь – мой повелитель,Моя колыбель – твоя обитель,И ты решил, что будет делать всё навернякаПлохая девочка…

Через двадцать минут я поднимаюсь на второй этаж Б-корпуса и сразу натыкаюсь на «подшефную» Валиуллину.

– Игорь Владиславович, хорошо, что вы пришли! – оглоушивает она меня своим возгласом….

– …Подождите, подождите, Лейсан! – прерываю я возможный поток эмоциональных и не относящихся к делу причитаний. – Расскажите мне в точности, как всё было.

– Я захожу к нему и отдаю ту расчетку, которую вы мне дали. Со своей фамилией, естественно…

– …Дальше! – проявляю нетерпение я.

– Беру билет. Ну, естественно, я ничего не смогла по нему написать. Он меня вызывает и говорит, что за пустой листочек он может поставить только два. Я ему говорю: «Я же от Соко…» – ну, то есть от вас. А он мне говорит: «Ну, и чё?» И раз – двояк прямо в ведомость!

– М-да… – не зная, что сказать на это, протягиваю я. – Может, это у него юмор такой?

– Не знаю. Чё же мне теперь делать? – у Валиуллиной на глаза наворачиваются слезы.

– Сейчас я к нему схожу. Ждите здесь. Зачетку только свою дайте.

Она протягивает мне зачетную книжку и с надеждой смотрит на меня, поднося руку к лицу, чтобы сдержать готовый прорваться плач.

Знакомым маршрутом я сначала прохожу в двести двадцать третью аудиторию, потом ныряю за шкаф, где, как в укрепленном бункере, отсиживается Шарафеев.

– Здравствуйте, Марат Фарукович, – без особого энтузиазма я протягиваю ему ладонь, которую он пожимает с такой же мерой готовности. – Что случилось-то у вас с Валиуллиной из ВПП-1-04? Она утверждает, что вы ей два поставили, хотя она принесла вам вашу расчетку и напомнила насчет нашего разговора.

– Да. Но это вы должны были принести расчётку так, чтобы никто этого не видел. …

– А-а! Так это я должен был ее принести? Вы вроде такого не говорили…

– Ну, конечно. Она пришла на зачет вместе со всеми и, естественно, я вынужден был поставить ей двойку.

– Исправить уже никак нельзя?

– Я в ведомость поставил. Теперь только когда я заполню ее до конца, сдам и получу новую.

– А если она сейчас разрешилку возьмет?

– У них в деканате не принято так. Даже если три человека из группы осталось, все равно дают допведомость.

– А-а! Ну да, точно, – киваю я.

«Валиуллина, конечно, глупо сделала, что поперлась к нему на глазах у всех, но и он, судя по всему, просто денег терять не хочет» – шевелится у меня в мозгу очевидное заключение.

– Ладно, Марат Фарукович. Значит, вопрос лежит теперь в сугубо технической, но не принципиальной плоскости, верно?

– Нет-нет, не в принципиальной! – спешит заверить меня Шарафеев.

– Отлично. Тогда она подойдет к вам в свое время, да?

– Конечно-конечно!

– Ну, хорошо. До свидания.

Я выхожу из двести двадцать третьей аудитории и второй раз за последние две минуты почти впечатываюсь в свою клиентку. Как и следовало ожидать, она не вытерпела ожидания и решила подойти поближе, опять на глазах у прочих товарищей из своего потока.

– Так, Лейсан, пойдемте-ка туда, – я показываю рукой в конец коридора. Секунд через двадцать мы вновь останавливаемся с ней у Б-203.

– Он говорит, что поставит вам, но позже, когда у него закончится ведомость…

– Но у меня в понедельник первый экзамен, а он завтра последний день принимает! – хнычет она. – У меня не будет допуска! И он врет, я это чувствую – он просто не хочет ставить…

– …Честно говоря, Лейсан, у меня самого сложилось такое ощущение. Поэтому сейчас мы с вами сделаем финт ушами. Я пока, чтобы не сглазить, не буду объяснять вам, в чем суть. Постойте здесь минут пятнадцать-двадцать. Я скоро приду.

С этими словами я выхожу на лестницу и бегу вниз. Через несколько минут (повезло с лифтом, поднявшим меня на восьмой этаж Г-корпуса) я уже оказываюсь в деканате вечернего отделения. На мое счастье, в нем сейчас в гордом одиночестве дежурит студентка Алия Закиуллина, которая благодаря мне трижды на халяву получала экзамены, а недолюбливающая меня её напарница – дама бальзаковского возраста – куда-то отлучилась.

– Алия, здравствуй! – дружески приветствую я её.

– Здравствуйте! – как всегда, подчеркнуто вежлива со мной она.

– Ты не могла бы меня выручить? Тут ваши Шарафееву сейчас зачет сдают. Он случайно, по ошибке одной моей подзащитной трояк поставил вместо четверки. Ты не могла бы мне распечатать еще одну ведомость на группу ВПП-1-04? Она у него до сих пор меньше чем наполовину заполнена, я видел, так что переписывать ему долго не придется.

– Там же еще подпись замдекана нужна, – говорит Закиуллина.

– Ну, если хочешь, схожу я сейчас к вашему заму. Где он?