Скарлетт Томас - Корпорация «Попс» Страница 20

— Как в пейнтболе, — говорит Эстер.

— Типа того. Только если ты получаешь ранение, допустим в ногу, то и впрямь какое-то время не можешь двигать этой ногой — скажем, пока ее тебе не вылечат, или пока не отдохнешь, или не выпьешь колдовского зелья. Костюм не дает тебе двигаться.

— Боже мой, «зелье»… обожаю такие словечки, — говорю я.

Я уже давно не играла ни в какие видеоигры. А бывало, не отрывалась от монитора; дедушка тогда лежал в больнице, я приходила домой и была буквально не в состоянии заниматься хоть чем-то еще. Каждую среду вечером я как попало составляла за него кроссворд (в редакции далеко не сразу поняли, что это делала я, хотя люди, регулярно разгадывавшие дедушкин кроссворд, тут же заметили перемену в стиле), вся взмокшая и расстроенная, а потом до конца недели с головой погружалась в видеоигры, как другие люди, наверное, погружаются в наркотические грезы или спокойный сон. Сама я сплю беспокойно; всегда так спала. Как бы то ни было, это забавно и странно — что из омута воспоминаний о плохих, в сущности, временах периодически всплывают приятные картинки — например, образ горшков с колдовскими зельями; думаю, это потому, что именно из-за таких вещей мне и было приятно играть в видеоигры.

Дэн все описывает свою задумку:

— Есть центральный узел, ну, вроде компьютерного сервера, что ли; он пересылает всю информацию туда и обратно. Все игроки связаны с ним, как компьютеры в Интернете, и он обновляет все ваши данные — о ваших навыках, запасе жизненных сил, магической энергии, ресурсах, взаимоотношениях — в реальном времени. Допустим, вы нашли знахаря, чтобы он вылечил вашу ногу. Ну, машина посылает сигнал вашему нательному костюму, ваша нога вдруг делается целой и невредимой, а у того, кто вам помог, отнимается какая-то часть целительной энергии. О, кстати — знаете ведь, как в видеоиграх нужно «спать», чтобы пополнить энергию? В общем, в моей игре для этого приходится натурально лечь спать. Когда вы погружаетесь в состояние глубокой релаксации — я думаю, оно как-то связано с бета-ритмом, — костюм считывает информацию с вашего мозга, посылает сигнал в центральный узел, и все ваши показатели автоматически переустанавливаются на максимум.

— То есть это, по сути, способ реально «жить» в видеоигре? — говорю я.

— Да, пожалуй, — кивает Дэн.

Эстер заметно вздрагивает.

— А центральный узел — он вроде как Бог.

Парень и девушка на углу стола смеются. Я кошусь на них, но они на нас не смотрят.

— Я читала об этом статью в одном научном журнале, — говорит Эстер. — У меня от нее шарики за ролики зашли. Там было сказано… В общем, оказывается, есть теории, согласно которым наш мир — видеоигра или симуляция, сконструированная высшими существами или даже самим человечеством в будущем, а уж это у меня в голове совсем не укладывается. Ну, типа, наша эволюция достигает этапа, когда мы наконец создаем искусственный интеллект, а создав его, постигаем, как творить новые миры… Мы становимся Богами. Создаем маленький самодостаточный мир и занимаемся дальше своими делами. Потом обитатели созданной нами вселенной, ну, они тоже начинают прогрессировать и доходят до своих собственных проектов искусственного интеллекта, и тогда весь процесс повторяется. Это напрочь запутывает представления о Боге. Это как… в сущности, это и есть твоя игра. Она функционировала бы точно так же.

— А вот и нет. — Дэн качает головой. — Она в принципе не может работать. Вот почему я сказал, что это всего лишь мысленный эксперимент. Откуда, по вашему, взялась бы необходимая энергия? Как производить колоссальную энергию, без которой подобную штуку не запустить? Что построит центральный узел? Это полное безумие. Если хотите узнать, как функционирует мироздание, изучайте законы термодинамики, а не чокнутые теории искусственного интеллекта. Начните с понятия энтропии — оно объяснит все, что необходимо знать.

Судя по лицу Эстер, ее это не убедило.

— В таком случае, может, мы все на самом деле — мысленный эксперимент, — высказываюсь я. И хотя я намеревалась пошутить, шутки не получается, и фраза моя звучит более зловеще, чем я рассчитывала. Улыбкой дела уже не поправить. Несколько секунд никто не произносит ни слова, и атмосфера воцаряется, как в рассказах про привидения.

— В общем, ребята, прошу прощения, — наконец говорит Дэн. — У меня и в мыслях не было устраивать за ужином дискуссию о смысле жизни. Я даже не хотел никому показывать. К черту. В конце концов, это всего лишь игра.

— Ну, и зачем же тогда затевать такой странный несуществующий проект? — спрашиваю я.

Я решаю не упоминать, что меньше часа назад, когда мы стояли в очереди, сама думала о сходстве между жизнью и видеоигрой. При нормальном раскладе я бы не удержалась: уж больно интересное совпадение. Но я чувствую, что Эстер может начать болтать о сбоях в Матрице и так далее, если я об этом заикнусь, так что решаю рассказать Дэну позже — если вспомню, конечно.

— По правде говоря, сам не знаю. — Он пожимает плечами, осмысляя мой вопрос. — В общем, я начал думать про искусственный мир после того меморандума от Жоржа, но главным образом мне хотелось разработать вещь, которая не состояла бы из одних лишь картинок. Когда я это сделал, а потом начал размышлять над тем, что получилось, и обыгрывать разные идеи, до меня дошло: эта вещь, вещь без картинок, существовать не может. Картинки — это все, что мы вообще способны создать. Так что я нарисовал картинки мира, которого не существует. — Он смеется. — Суть в том, что я буквально подыхал со скуки на работе, пока тебя не было.

Что за меморандум от Жоржа? Я его не получала. Хм-м-м. Картинки. Я думаю о лошадях, печных трубах, линиях железной дороги, лодках, стремянках, стульях: а может, почти все это, в конечном итоге, просто картинки? «Малышки-шмелишки», «Му-Му и Ли-Ли» и все прочие игрушки, дизайн которых мы — люди, сидящие в этой комнате, — придумываем, все они — лишь картинки, в точности как видеоигры. Пластиковая форма выполняет ту же функцию, что и двоичный код — стимулирует воображение, желание, удовольствие… Бог с ним. Мы знаем об этом, и знаем, что это о'кей. Как бы то ни было, нам постоянно твердят, что в наши дни мы всего-навсего продаем имидж, образ, идею. Продукт не имеет значения. Реальное производство не имеет значения. Произведите что-нибудь, а потом, позже, придайте изделию смысл с помощью маркетинга, принудительного ассортимента и промо-акций. А может, это просто такая «попсовская» заморочка; «попс»-перегрузка. Может, работа в этой компании заставляет тебя думать, что весь мир — лишь картонный ящик, ждущий, когда в него засунут что-нибудь пластиковое и наклеят картинку на крышку. Нет, вы не подумайте: мои наборы не такие, у них действительно есть реальное содержание, правда. И, за исключением товаров с веб-сайта «К», все, что мы производим для детей старше десяти, по правде имеет внутреннюю ценность. Так что когда кто-то приходит вытереть наш столик, я никак не могу выбросить из головы картинки, картинки, которые не существуют, и вдруг мысли мои утекают от меня, будто в стенную розетку, и вихрем устремляются к телефонному звонку, который я так хотела бы сделать, и воспоминаниям о книжке с картинками, в которых никто, даже дедушка, не видел никакого смысла.

Глава восьмая

Мак выходит из кафетерия один, неся в руке тонкую папку.

— Черт, — говорит Эстер. — Большой парад и демонстрация силы.

— Что? — говорит Дэн.

— Мак. Надо с ним встретиться, да?

Не то чтобы я забыла про встречу с Маком или не спрашивала себя, в какую, собственно, передрягу мы попали и вообще, не уволят ли нас взаправду. Вовсе нет. Но день был настолько забит другими вещами, требовавшими умственного напряжения, что у меня просто не отыскалось свободной минутки понервничать еще и из-за Мака. Когда мы встаем из-за стола, я засовываю два пальца в карман юбки, проверяю, на месте ли «попсовский» поздравительный бланк. На месте. Карманы у юбки совсем не глубокие, а я вовсе не хочу потерять эту бумажку. Мне так отчаянно хочется знать, что в ней говорится; любопытство даже сильнее, чем по поводу предстоящей речи Мака. Возможно, будь код попроще, я бы просто заскочила в уборную во время ужина и его взломала. Но, к сожалению, тут наверняка понадобится что-то посильнее приблизительного частотного анализа и кроссвордистских навыков.

На выходе из кафетерия нам выдают карманные фонарики из большой коробки у двери. Теперь снаружи темень, и я слышу, как где-то — скорее всего, на холме за «попсовским» комплексом — ухает сова. На стенах некоторых амбаров висят маленькие фонари, но их туманное сияние довольно тусклое, и ничего кругом толком не разглядеть. Они способны лишь дать понять, что где-то здесь стоит дом, или высветить неясный контур двери. Не рановато ли мы вышли? Кроме нас, на тропе никого. Что-то хлопает крыльями во тьме, вроде бы птица — стремительный трепет черных крыльев в застывшем воздухе, а потом — тишина. Эстер взвизгивает.