Вуди Аллен - Сводя счеты Страница 20

— Что я могу сделать для тебя, детка?

— Вы занимаетесь розыском пропавших?

— А кто-то потерялся? В полицию обращалась?

— Не то чтобы потерялся. Видите ли, мистер Любошиц…

— Просто Кайзер, малыш. Кого же мы ищем?

— Бога.

— Бога?

— Бога. Всевышнего, Творца мироздания, Первопричину всего сущего, Верховный принцип бытия. Прошу вас, Кайзер: его надо найти.

Чокнутые у меня в конторе не редкость, но когда они так сложены — слушаешь не моргая.

— Зачем?

— Не важно. Ваше дело разыскать Его.

— Извини, детка. Ты не по адресу.

— Но почему?

— Мне нужно знать все до конца.

Я встал.

— Подождите, хорошо, ладно.

Она закусила нижнюю губу, потом принялась расправлять морщинку на чулочке. Я оценил спектакль, но не купился.

— Давай-ка начистоту, малыш.

— Хорошо. Дело в том, что я не натурщица.

— Нет?

— Нет. И зовут меня не Хизер Баткис, а Клер Розенцвейг, я студентка. Учусь в Вассаре[28] на философском. Изучаю историю западной мысли и тому подобное. В январе мы сдаем дипломную. Тема — религия Запада. Все, конечно, отделаются общими рассуждениями. Но я хочу дать точный ответ. Профессор Гребанье сказал: кто даст ответ — диплом в кармане. А отец обещал “мерс”, если будут все пятерки.

Я открыл пачку “Лаки”, потом пачку жвачки, взял из той и другой по штучке. История начинала мне нравиться. Бывалая малышка. Неслабый IQ[29] и фигурка, с которой следовало познакомиться поближе.

— Как же он выглядит, твой Бог?

— Понятия не имею, никогда его не видела.

— Так с чего же взяла, что он вообще существует?

— Вот это и требуется выяснить.

— Неплохо. Не зная ни какой он из себя, ни откуда копать?

— Откровенно говоря, да. То есть я-то, вообще, подозреваю, он повсюду. В воздухе, в каждом цветке, в вас, и во мне, и вот в этом стуле.

— М-да…

Ну, понятно: пантеистка. Учтем. Я сказал, что готов взяться за дело. Сто баксов в сутки плюс дополнительные расходы и товарищеский ужин с клиенткой. Она улыбнулась и согласилась. Мы вместе спустились в лифте. Вечерело. “Есть Бог или нет, — подумал я, — в Нью-Йорке немало парней, которые любой ценой помешают мне это выяснить”.

Ребе Ицхак Вайсман, местный раввин, был моим должником — как-то раз я помог выяснить, кто натирает ему шляпу свиным салом, — и теперь мне пришло в голову, что он мог бы, пожалуй, подкинуть какую-то зацепку. Но едва ребе услышал, о чем речь, я понял: дело нечисто. Ребе испугался. Здорово испугался.

— Конечно, конечно, Тот, о ком ты спрашиваешь, существует. Но я не имею права даже сказать, как Его зовут. Он просто уничтожит меня. Хотя я никогда не мог понять, почему некоторые так чувствительны к тому, чтобы их называли по имени.

— Ты когда-нибудь видел Его?

— Я? Шутишь? Не видать бы мне собственных внуков.

— Тогда откуда знаешь, что Он существует?

— Откуда? Хороший вопрос! Да как бы я купил такой костюм за четырнадцать долларов, если бы Там никого не было? А ну пощупай, какой габардин! Нужны еще доказательства?

— Это единственное?

— Минуточку, минуточку! А Ветхий Завет? Это что тебе, вчерашний форшмак? Как, по-твоему, Моисей вывел евреев из Египта? Или ты воображаешь, он сбацал фараону чечеточку и мило улыбнулся? Будь спокоен, Красное море домкратом не разведешь. Тут настоящая сила нужна.

— Выходит, Он крутой, а?

— Да. Очень. Иной раз подумаешь, в Его положении можно бы и чуть помягче.

— Откуда столько знаешь о Нем?

— Мы — избранный народ. Он выбрал нас среди других племен и окружил особенной заботой. О чем я тоже как-нибудь переговорил бы с Ним с глазу на глаз,

— Избранный народ? И сколько же вы за это отстегиваете?

— Не спрашивай.

Вот оно как. Выходит, евреи давно с Ним повязаны. Старый как мир рэкет: Он крышует, они башляют. И, судя по настроению ребе Вайсмана, доит Он их основательно.

Я взял такси и двинул в бильярдную к Дэнни на Десятой авеню. Плюгавый живчик на дверях сразу мне не понравился.

— Фил Чикаго здесь?

— А кто спрашивает?

Я сгреб его за лацканы, прихватив немного его паршивой шкуры.

— Что-что, сучок?

— Он в задней комнате, сэр.

Сразу понял, с кем имеет дело.

Легендарный Фил Чикаго. Медвежатник, фальшивомонетчик. Руки по локоть в крови. Отпетый атеист.

— Никакого Шефа не существует, Кайзер. Это полная туфта. Сказки для малышей. И никогда не существовало. Есть синдикат, международный синдикат. В основном сицилийцы. Но никакого главного там нет. Ну, если разве что не считать Папы.

— Мне бы повидать его.

— Подумаем. — Фил подмигнул мне.

— Ты слышал что-нибудь о некой Клер Розенцвейг?

— Никогда.

— А Хизер Баткис?

— Погоди, погоди… Слыхал. Пергидрольная киска из Рэдклиффа[30] с вот такими буферами?

— Из Рэдклиффа? А говорит, из Вассара.

— Да? Врёт. Она профессорша в Рэдклиффе. Одно время путалась с каким-то философом.

— Пантеистом?

— Нет. Мне говорили, эмпириком. Стрёмный тип. Клал на Гегеля, вообще забил на диалектику.

— Понятно.

— Вот именно. Сначала он лабал джаз с двумя корешами, колотил по барабанам. А потом подсел на логический позитивизм. Дальше показалось мало — попробовал прагматизм. Последний раз я слышал о нем от его корешей: он их кинул на кучу бабок, чтобы дослушать курс по Шопенгауэру в Колумбии. Они теперь точат зуб, надеются, по крайней мере, добраться до его конспектов, худо-бедно отбить хоть что-нибудь на продаже.

— Спасибо, Фил.

— Не за что, Кайзер. Не за что. Ничего там нет. Одна пустота. Неужели ты думаешь, если бы я хоть столечко сомневался в полной бессмысленности бытия, я рисовал бы фальшивые чеки и дрючил сограждан, как я их дрючу? Вселенная сугубо феноменальна. Нет ничего абсолютного. И смысла никакого нет.

— Кто победил в пятом забеге на Акведуке?

— Санта-Бэби.

Я зашел к “О’Рурку”, взял пива и попытался свести все воедино. Но ничего не получалось. Сократ покончил с собой — по крайней мере, так говорили. Христа убили. Ницше сошел с ума. Черт возьми! Если Он существует, то явно не хочет, чтобы об этом узнали. Но зачем Клер Розенцвейг врала про Вассар? И что, если Декарт прав насчет дуализма Вселенной? А может, в точку попал как раз Кант, когда постулировал существование Бога через моральный императив?

Вечером я ужинал с Клер. Не прошло и десяти минут после десерта, как мы были в койке, и скажу тебе, приятель: пусть твоя западная мысль додумает остальное. Она показала мне такую акробатику, какую ты видал только на олимпиаде. Потом мы лежали височек к височку, ее светлые волосы разметались, наши тела так и не расплелись. Я курил и глядел в потолок.

— Слушай, Клер: что, если Кьеркегор прав?

— То есть?

— Что, если знать невозможно? Только верить.

— Полный абсурд.

— Не надо быть такой рационалисткой.

— Да нет, я вовсе не рациональна. — Она закурила. — Просто не хочу онтологии. Не сейчас. Если ты будешь настаивать, я… я просто не смогу.

Клер разволновалась. Я приподнялся и поцеловал ее. Зазвонил телефон, она сняла трубку.

— Тебя.

Это был сержант Рид из отдела по расследованию убийств, я узнал по голосу.

— Ну что, нашел Бога?

— Пока нет.

— Всемогущий Творец? Он же демиург, он же абсолют, он же начало всех начал и творец мироздания? Так?

— Все правильно.

— Только что в морг доставили одного жмурика. По приметам все совпадает. Тебе бы подъехать по-быстрому.

…Да, это был Он, никаких сомнений. И, судя по Его виду, работал профессионал.

— Когда привезли, он уже был готов.

— Где нашли?

— На складе по Деланси-стрит.

— Ну и какие идеи? Улики есть?

— Почерк экзистенциалиста. Сто процентов.

— Думаешь?

— По всему видно, плана у него не было. Чистая импровизация.

— Убийство в состоянии аффекта?

— Вот именно. Так что подозрения падают на тебя, Кайзер.

— На меня?

— Ну кто же в управлении не знает, как ты относишься к Ясперсу?

— Из этого следует, что я убийца?

— Пока нет. Пока подозреваемый.

Выйдя на улицу, я глотнул кислорода и попытался прочистить мозги. Потом схватил тачку, вылез в Ньюарке и прошел пешком квартал до итальянского ресторана Джордино. Там за укромным столиком сидел Его Святейшество. Папа Папой, что и говорить. Двое жлобов рядом с ним были мне знакомы по дюжине фотороботов.

— Садись, — сказал Папа, не отрываясь от феттучине, и сунул мне перстенек под нос. Я улыбнулся во весь оскал, но руки лизать не стал. Его это явно обломало, и я приободрился. Один — ноль.

— Съешь макарон?

— Нет, спасибо, Святейшество. А ты ешь.

— Вообще ничего не хочешь? А салатик?

— Я только что из-за стола.