Том Роб Смит - Колыма Страница 20

Когда он встал ногами на пол, ему показалось, что тот качается. Посветив вниз, он увидел, что все пространство в три-четыре слоя кишит крысами, карабкающимися друг на друга. Его охватило отвращение, но любопытство взяло верх — все крысы почему-то двигались в одном направлении. Он направил луч фонаря в ту сторону, откуда они бежали, и увидел жерло широкого туннеля. В круге света внутри он увидел мальчишку. Их разделяло метров сто, не больше. Парнишка и не думал бежать, он стоял, выпрямившись во весь рост и упершись рукой в стену. Чувствуя какой-то подвох, Лев осторожно двинулся вперед.

Заметив своего преследователя, мальчишка развернулся и бросился бежать. Фонарик болтался у него на шее на веревочной петле, так что обе его руки оказались свободными. Подойдя к лазу, Лев вытянул руку и коснулся ладонью стены — она вибрировала, причем очень сильно.

Мальчишка мчался во всю прыть, разбрызгивая воду. Лев провожал его лучом фонаря. Ловкий и быстрый, как кошка, парень оттолкнулся от изогнутых стенок и, совершив гигантский прыжок, явно нацелился на нижнюю ступеньку железной лестницы, спускавшейся из вертикального туннеля над головой, но промахнулся и упал в воду, покрывавшую пол. Лев побежал вперед, а за его спиной послышался раздосадованный возглас Тимура, который, похоже, наткнулся на крыс. Парень тем временем вскочил, готовясь вновь подпрыгнуть, чтобы ухватиться за нижнюю перекладину лестницы.

И вдруг тонкий ручеек затхлой воды начал увеличиваться на глазах. По туннелю прокатился рокочущий грохот. Лев направил луч фонарика выше, и тот выхватил из темноты грязно-белую пену: к ним катилась стена воды, их от нее отделяло меньше двухсот метров.

Жить им оставалось считанные секунды. Парень вновь подпрыгнул, оттолкнувшись от стены, и на сей раз уцепился за ступеньку обеими руками. Подтянувшись, он встал на ноги и скрылся в вертикальном туннеле, где вода уже не могла достать его. Лев оглянулся. Стена воды приближалась, а Тимур только сейчас вошел в основной туннель.

Подбежав к основанию лестницы, Лев зажал фонарик зубами и подпрыгнул, ухватившись за нижнюю перекладину лестницы. Ободранные ладони отозвались протестующей острой болью, когда он подтянулся на руках. Мальчишка шустро лез вверх у него над головой. Не обращая внимания на боль, Лев устремился вслед за ним, сокращая расстояние, и вскоре схватил его за ногу. Крепко уцепившись за лестницу — парень стал брыкаться, пытаясь освободиться, — Лев направил луч фонарика вниз. Стоя на дне колодца, Тимур выронил фонарик и прыгнул. Он ухватился за нижнюю ступеньку лестницы в тот самый миг, когда стена воды обрушилась на него, и грязно-белая пена устремилась вверх по вертикальному колодцу.

Парнишка расхохотался.

— Если хочешь спасти своего приятели, отпусти меня!

Он был прав. Лев должен отпустить его, спуститься на несколько ступенек вниз и попытаться помочь Тимуру.

— Он ведь утонет!

Но тут из воды, отплевываясь и задыхаясь, показался Тимур. Он подтянулся выше, закинул руку на следующую перекладину, согнув ее в локте, и вытащил себя из пенной круговерти. Нижняя часть его тела по-прежнему скрывалась под водой, но было видно, что держится он крепко и не сорвется.

Лев вздохнул с облегчением, не выпуская лодыжку парня, пока тот брыкался и вырывался изо всех сил. Тимур поднялся вровень со Львом, взял у него изо рта фонарик и направил луч света мальчишке в лицо.

— Если лягнешься еще раз, я сломаю тебе ногу.

Парень замер: по голосу Тимура было понятно, что он не шутит. Лев добавил:

— Мы поднимаемся вместе, медленно, на следующий уровень. Ясно?

Мальчишка кивнул. Они втроем поползли наверх, неуклюже перебирая руками и ногами, словно какой-то чудовищный паук.

На верхней ступеньке лестницы Лев остановился, держа парня за лодыжку, пока Тимур перелезал через их головы. Выпрямившись в туннеле, в который выходила лестница, он скомандовал:

— Отпускай его.

Лев отпустил лодыжку парня и слез с лестницы, а Тимур тем временем заломил мальчишке руки за спину. Лев взял фонарик, стараясь держать его кончиками пальцев, чтобы рукоять не касалась окровавленных ладоней, и направил луч прямо в лицо подростку.

— У тебя остался единственный шанс уцелеть — рассказать все мне. Ты убил очень важного человека. Твоей крови жаждут многие.

Тимур покачал головой.

— Ты только зря теряешь время. Взгляни на его шею.

На шее парня красовалась татуировка в виде православного креста. Тимур пояснил:

— Он — член банды. И скорее умрет, чем заговорит.

Парнишка улыбнулся.

— Пока ты здесь, внизу… твоя жена… Раиса…

Лев отреагировал мгновенно. Шагнув вперед, он схватил парня за грудки, приподнимая его над полом. Тот сполна воспользовался представившейся возможностью. Словно угорь, он выскользнул из рубашки, упал на пол и откатился в сторону. Держа в руках рубашку, Лев направил на него луч фонарика, который высветил парнишку, уже присевшего на корточки у края колодца. Потом он качнулся и спиной вперед упал в бурлящую воду внизу. Лев рванулся к нему, но было уже слишком поздно. Посмотрев вниз, он не заметил и следа парня — бурный поток унес его прочь.

Лев в отчаянии огляделся по сторонам — они находились в замкнутом бетонном туннеле. Раисе грозила опасность. А он не мог выбраться отсюда.

Тот же день

Раиса сидела напротив директора школы Карла Енукидзе — добродушного мужчины с седой бородкой. С ними была и Юлия Пешкова, классная руководительница Зои. Карл положил подбородок на скрещенные руки, задумчиво почесывая его и переводя взгляд с Раисы на Юлию и обратно. Юлия не поднимала глаз от стола, явно желая очутиться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Раиса прекрасно понимала, в сколь затруднительном положении они оказались. Если начнется расследование того, кто и почему разбил портрет Сталина, Зоя попадет в разработку КГБ. Как, впрочем, и они сами. И тогда вопрос может встать следующим образом: кто виноват в случившемся — ребенок или они, взрослые, повлиявшие на него? И не занимался ли Карл антисоветской деятельностью, поощряя диссидентское поведение своих учеников, обязанных проявлять стойкий патриотизм? Или, быть может, на своих уроках Юлия не сумела привить детям черты характера советского человека? Возникнут вопросы и о том, насколько хорошим — или плохим — опекуном оказалась сама Раиса. И сейчас все они судорожно взвешивали возможные последствия. Первой нарушила тягостное молчание Раиса:

— Мы ведем себя так, словно Сталин до сих пор жив. Времена изменились. Нас никто не заставляет доносить на четырнадцатилетнюю девочку. Вы читали доклад: Хрущев признает, что репрессии зашли слишком далеко. Нам вовсе не обязательно уведомлять органы о сугубо внутреннем происшествии в школе. Мы можем уладить его сами. Давайте отнесемся к случившемуся как к тому, чем оно является на самом деле: поступком неуравновешенной молоденькой девочки, порученной моим заботам. Позвольте мне помочь ей.

Судя по тяжелому молчанию, привычка к осторожности, воспитанная всей прежней жизнью, не желала умирать легко из-за какой-то речи. И не имело значения, кто ее произнес и что в ней было сказано. Раиса решила сменить тактику и заметила:

— Будет лучше, если мы вообще не станем сообщать об этом.

Юлия подняла голову. Карл откинулся на спинку стула. Начались новые расчеты и прикидки: Раиса предлагала замять это дело. И ее предложение можно использовать против нее же. Ответила Юлия:

— Мы — не единственные, кому известно о том, что случилось. Ученики в моем классе видели все. Их более тридцати человек. К этому времени они уже рассказали о случившемся своим друзьям, так что число посвященных будет только увеличиваться. Не удивлюсь, если завтра о происшествии заговорит вся школа. И слухи пойдут дальше. Об этом узнают родители. Они поинтересуются, почему мы ничего не предприняли. И что мы им скажем? Что сочли происшествие не заслуживающим внимания? Это решать не нам. Следует доверить это дело компетентным органам. Люди все равно узнают о том, что произошло, Раиса, и если мы не сообщим об этом, то кто-нибудь другой сделает это вместо нас.

Она была права: замять это дело не удастся. Но Раиса все-таки возразила:

— А что, если Зоя сегодня же уйдет из школы? Я поговорю со Львом; он может решить этот вопрос с коллегами. Мы найдем ей другую школу. Само собой разумеется, что и я уволюсь тоже.

Все равно Зоя не сможет и дальше учиться здесь. Ученики начнут сторониться ее. Многие даже не захотят сидеть рядом. Учителя будут возражать против того, чтобы она приходила к ним на уроки. Она превратится в изгоя с той же неизбежностью, как если бы на спине у нее была нарисована мишень.

— Предлагаю вам, товарищ Енукидзе, не делать никаких заявлений относительно нашего ухода. Мы просто исчезнем безо всяких объяснений.