Рена Юзбаши - Целая вечность и на минуту больше-2 Страница 20

— Марьям, от меня может уйти все что угодно, кроме жены и туфлей. Не ты ли приложила руку к тому, чтобы судьба последних скрыта мраком неизвестности?

— Этот мрак развеется через восемь минут… — Она посмотрела на часы, которые никогда не снимала. — Я думаю, именно столько времени уйдет у тебя на то, чтобы слопать оладушки и чем–нибудь запить их.

Я скуксился, но все пахло так аппетитно, что сопротивляться не было никакой возможности. Ладно, я в следующий раз покажу ей, кто хозяин, и на мякине меня не проведешь, а пока можно покушать, тем более, что я действительно голоден. А на поиски туфлей в ее квартире у меня уйдет больше времени, чем на сам завтрак. Я смотрел, как она суетится на кухне, и думал о том, как же ей мало нужно для счастья. Марьям смеялась, что завтрак — это единственное, что она не разучилась готовить за те годы, пока делала карьеру. А я думал, что, сложись ее жизнь по–другому, не появись я, она с большим удовольствием сидела бы дома, готовила обеды для мужа, растила детей и была бы счастлива. Она же пытается разделить мою жизнь. Она не позволяет быть себе счастливой, пока несчастлив я? Ответа на этот вопрос я боялся и постарался затолкать его как можно дальше в глубины своего сознания.

Туфли нашлись в тумбочке для обуви, где им собственно и было самое место. Еще через двадцать минут, пробившись сквозь пробки Женевы, я стоял перед жандармерией.

— Месье посол, мы бы не стали вас беспокоить, но нас так волнует то, что произошло… В связи с этим мы решили пойти на поводу прихотей господина Ганмаззаде.

— Месье, я верю в то, что господин Ганмаззаде способен взволновать не только вас, но и очень многих. А что произошло?

— Месье посол, у меня не такой хороший английский, как у вас, но я надеюсь, моего словарного запаса будет достаточно, чтобы все вам объяснить. Дело в том, что мы уже давно отказались от практики полицейских, стоящих на дорогах с радарами, как неэффективной для борьбы с быстрой ездой. Я понимаю, что вы как всякий русский любите быструю езду…

— Месье, даже будучи нерусским, я люблю быструю езду, — я подумал, что мой паспорт все еще переворачивают вверх тормашками на границе, а потом проверяют, существует ли такая страна как наша и есть ли она в их базе данных. Очень удивляются и тому, что существует, и тому, что есть в базе данных. Так что этот тип в погонах, который мою республику сделал субъектом Российской Федерации, еще не худший вариант.

— Да–да, господин посол, конечно. Так вот вместо полицейских мы установили видеокамеры слежения. Вчера камеры зафиксировали автомобиль, который летел со скоростью выше трехсот километров. Естественно, он промчался так быстро, что на картинке, передаваемой на компьютеры, это была промелькнувшая точка.

Тогда откуда они узнали, что это был Байрам? — видно, эта мысль читалась по моему лицу, потому что жандарм, этот прихвостень империализма, довольно улыбнулся и сказал:

— Мы подняли все жалобы, которые поступили в полицейский участок того района в этот день и, конечно, нашли сигнал поступивший от сознательного гражданина о том, что машина с французскими номерами превысила скорость в десятки раз. Он даже успел записать номера, в отличие от ненадежной техники. Ну, а выяснить, кому принадлежит машина с такими номерами, было минутным делом, — всю эту тираду подлец мне выдал сияя, как начищенный горшок. — Я думаю, у вас есть желание увидеться с задержанным?

У меня есть желание никогда в жизни не видеть задержанного, но кто сказал, что хоть одно мое желание сбылось?

— Да, месье, я был бы счастлив увидеться с господином Ганмаззаде, — за что мне все это?

Тот же вопрос «за что мне все это» задал Байрам, увидев меня.

— За езду на скорости, с которой самолеты летают, — я огрызнулся в ответ.

— Да я даже разогнаться толком не успел…

— Ты должен понять, что больше не дипломат и легитимки у тебя нет. А для всех остальных законы здесь равны. Ты это понимаешь?

— Если Клементина узнает, то мне конец, — Байрам поежился.

А я понял, что счастлив. Байрам кого–то боится, и этот кто–то способен реально заставить его хоть как–то соображать. И неважно, что мне пришлось заплатить в качестве залога сумму, равную моей зарплате. Самое главное, я увидел Байрама пристыженным и понял, что права Марьям: невозможное — возможно.

ГЛАВА IX. Ноябрь 2016

Я подъехал к зданию Красного креста, сегодня должно было состояться заседание, которое будет вести Марьям. Она так по–детски краснеет, когда я пристально смотрю на нее. Как же мне нравится ее смущать, она на самом деле как ребенок. О, кого я вижу — знакомые все лица: Юля прошла на свое место, легко улыбнувшись мне.

Стоило нам всем рассесться, как слово взял датчанин Торельдсон. Опять будет ныть по поводу будущего Земли. И чего этот старикашка по десятому разу твердит об угрозе экологической катастрофы? Меня–то это с какой стороны касается? Моя страна давным–давно стала сырьевым придатком, промышленная индустрия доживает свой век, не коптя небо.

Я улыбнулся Юле, давно я ей не звонил. После того, как мой роман с Марьям набрал обороты, у меня совершенно нет времени на мою хохлушку. Юля задорно подмигнула мне и стала пробираться к выходу из зала. Хорошо бабам, они хоть в туалет могут выходить, а мы должны мужественно терпеть все то время, что обречены слушать доклады восьмидесятилетних старцев.

Мне только и оставалось, что с удивлением смотреть, как Марьям, покинув место председательствующего на собрании, направилась к выходу из зала. Ей наперерез кинулся ее помощник — ну, еще бы не кидался: у половины присутствующих в зале на лице изумление. Она что–то прошептала ему на ухо, и он, благоговейно кивнув ей, прошествовал на место председателя. И правильно, на моей памяти это кресло еще не пустовало во время собраний. Ну, вот наконец и перерыв, все, кто не заснул во время заседания, потянулись в фойе.

Уже в фойе, стоя с чашечкой кофе в руках, я посмотрел на Марьям, которая вышла из туалета, на ходу закалывая волосы и злорадно улыбаясь. Еще через минуту оттуда же появилась Юля, испуганно озираясь и прикрывая рукой щеку. Вид у нее был довольно взлохмаченный. Полжизни бы отдал, чтобы узнать, что там произошло. Может, Юля упала, а Марьям помогла ей подняться? Или они уже знакомы? Лишь бы девочки не стали общих знакомых вспоминать, иначе мне хана. Ладно, чего стою гадаю, подойду спрошу у Юли. Но стоило мне подойти к ней, как она повела себя крайне странно. Она шарахнулась в сторону и, даже не попрощавшись, стала спускаться по лестнице. Я остолбенев смотрел ей вслед. Да что случилось–то? Ко мне подошла Марьям:

— Можешь не смотреть ей вслед с такой тоской. Не думаю, что ты ее еще раз увидишь, — она довольно потерла руки.

— Кому ей? — я притворился удивленным и с недоумением пожал плечами, изображая святую невинность, на которую возвели поклеп.

— Этой своей крашеной блондинке с двумя прямыми извилинами, нигде и никак не пересекающимися, — Ежик кивнула вслед Юле.

— Марьям, Юлия Михайловна просто моя хорошая знакомая и как–то удивительно, что она ушла, не попрощавшись, — я был не на шутку встревожен и даже запнулся на секунду, придумывая на ходу Юле отчество.

Что они могли сказать друг другу? Вообще, как Марьям узнала? Что происходит? Марьям явно обладала даром близким к телепатическому, только этим и можно объяснить, что она ответила на мой последний вопрос прежде, чем я задал его вслух.

— Так вот после того, как я твоей хорошей знакомой расцарапала лицо и выдрала ее три крашеные волосинки, она сказала: «Я все поняла, Арслан — не мужчина моей мечты».

Пожалуй, если бы Ежик сказала, что сумела соблазнить папу римского в этом туалете, я был бы удивлен меньше. Глядя на мое вытянувшееся лицо, она рассмеялась:

— У меня двое младших братьев, которые таскали меня за волосы в детстве — только держись. Так что драться я умею еще с ранних ногтей, так сказать. Особенно за свое и за своих. Ладно, душа моя, я, пожалуй, вернусь к своим прямым обязанностям. Вечером увидимся?

— Обязательно, нам есть о чем побеседовать, — я был чертовски зол.

В жизни так не злился. Как она могла вмешаться в мою личную жизнь, вот таким бесцеремонным образом? Ну ничего, я ей вечером покажу… Я всё выскажу, что о ней думаю.

— Хорошо, дорогой, я тоже соскучилась, — она выглядела крайне довольной собой и, стряхнув с моего пиджака пылинку, мурлыкая песенку про миллион эскимо на день рождения себе под нос, пошла в зал.

Я с трудом дождался вечера и прискакал к дому Марьям практически одновременно с ней. Ежик как раз парковала машину. Увидев мою машину, она торопливо включила сигнализацию и, соблюдая правила конспирация, зашла в блок первой и я увидел, как у нее на кухне зажегся свет. Мне понадобилась еще минута для того, чтобы, убедившись, что дверь открыта, подняться к ней на этаж и зайти следом за ней.