13 дверей, за каждой волки - Руби Лора Страница 20

Лоретта, до сих пор молчавшая, произнесла:

– Она не рассердилась. Если бы рассердилась, то угрожала бы позвать президента Рузбельта.

– Президента Рузвельта, – поправила Тони самым противным тоном.

– Нет, – ответила Лоретта, – президента Рузбельта[11]. И этим ремнем она бы вас отхлестала, если бы правда рассердилась.

Тони разинула рот.

– Но все девчонки говорили, что сестра Берт не бьет людей.

– Может, ты станешь первой, – предположила Фрэнки.

Тони нахмурилась и прошла вперед, поравнявшись со Стеллой, своей новой лучшей подружкой. Теперь это был союз, заключенный на Небесах. Мысли Фрэнки перескочили на союзы, заключенные на Небесах, а потом – на Сэма, отчего ее коленки стали как резиновые и начали подгибаться.

– Эй, Лоретта!

– Что?

– Ты во всем признаешься?

– Что ты имеешь в виду?

– Когда приходишь на исповедь, ты во всем сознаешься?

Лоретта прикусила губу.

– Положено во всем.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Чаще всего да. Но иногда – нет. – Она слегка порозовела. – Некоторые вещи слишком смущают. Но в таком случае я признаюсь лично Господу по ночам. И тогда читаю «Аве, Мария» и «Отче наш» напрямую Господу. Это считается, как думаешь?

– Думаю, да.

Фрэнки хотела спросить, что так сильно ее смущает, чтобы об этом говорить, но решила, что если Лоретта не рассказывает отцу Полу, то подруге тоже не скажет.

– А откуда ты знаешь, сколько раз читать «Аве, Мария»?

– Отец никогда не назначает мне больше десяти, поэтому я обычно на всякий случай читаю пятьдесят раз.

– Пятьдесят?!

Теперь Фрэнки в самом деле захотелось знать, о чем думает Лоретта. Может, есть человек, на которого она положила глаз, человек, от одного вида которого ее бросает в дрожь. Так оно и было. И Лоретта тоже не могла признаться в этом на исповеди.

– Девочки! – позвала сестра Берт, поджидавшая с остальными на углу. – Что вы там застряли? Не отставайте.

Фрэнки и Лоретта побежали догонять группу, но пришлось подождать, пока пройдет трамвай. В присутствии других Фрэнки не хотела продолжать расспросы об исповеди, но больше говорить было не о чем, поэтому она молчала. Ходить с Лореттой хорошо тем, что с ней можно просто молчать. Некоторые девочки трещали без умолку: то ли не выносили тишины, то ли просто не хотели оставаться наедине с самими собой. Фрэнки любила поговорить, но и молчать тоже любила – особенно в такой теплый день, когда в воздухе пахло дождем. Лоретта была такой же. Пока она на ходу заглядывала в витрины, любуясь обувью и платьями, Фрэнки читала плакаты, наклеенные на некоторые двери и стены.

«Покупайте облигации военного займа!» Прекрасно, но у Фрэнки не было денег вообще ни на какую покупку. И она не знала точно, что такое облигации.

«Книги – оружие в войне идей!» Она знала, что идет война, но не думала, что в ней есть какие-то идеи. Разве только идея, что бомбить людей – очень плохо.

«Защити свою страну. Запишись в армию».

На последнем плакате Дядюшка Сэм закатывал рукава, демонстрируя огромные мускулы. Оглядевшись, Фрэнки увидела толпу моряков, прогуливавшихся в своей чудно`й униформе с широкими штанами. Но все они казались слишком юными, даже моложе Вито, чтобы иметь такие большие мускулы, как у Дядюшки Сэма на плакате. Заметив девушек, они принялись пихать друг друга. Стелла захихикала и помахала одному из них. Моряки отшатнулись.

Сестра Берт завела их в кондитерскую, потому что у двух девочек имелось немного денег, которые им дали родственники. У Фрэнки не было ни цента, но ей нравились ароматы кондитерской и радующие глаз цвета сладостей. Несмотря на войну, здесь стояли баночки с лакричными палочками, леденцы, тянучки и карамельки, хотя и не так много, как раньше. Фрэнки понятия не имела, как кондитерская умудряется готовить конфеты с сахаром, который выдается по карточкам, но предполагала, что хозяину разрешено закупать больше сахара, чем остальным людям.

Лоретта с Гекль мечтательно рассматривали сладости, а Фрэнки подошла к оконной витрине. Там стояли хорошенькие белые коробочки, перевязанные бантиками. Но если присмотреться, было видно, что коробочки и бантики покрыты пылью и в них нет сладостей, потому что у окна слишком жарко. Фрэнки потянула воротник и подумала, тепло ли в Колорадо. Вито в последнем письме об этом не говорил.

Дорогая Фрэнки,

спасибо за рисунок, никогда не видел такого замечательного. Я практически ощутил вкус этих фруктов на блюде! Рад, что тетя Марион выполнила обещание и навестила вас. Не знал, что папа посылал ей деньги, чтобы она купила тебе и Тони подарки, но рад и этому тоже. Я уже упоминал, что папа сильно скучает по тебе и Тони. Он все время о вас говорит. «Belle! – говорит он. – Мои прекрасные девочки».

Здесь все по-прежнему. Ада либо делает вид, что не понимает ни слова из того, что я говорю, либо ведет себя так, словно я произношу гадости, каких она в жизни не слышала. Я уже писал, что она ужасно готовит? (Однажды она полила спагетти кетчупом. Папа чуть со стула не упал.) Девочки по-прежнему страшно избалованы, но стали меньше капризничать, потому что папа рассердился на младшую и отлупил ее за то, что она распускает язык. Я не сторонник побоев, но не могу сказать, что она не заслужила. Мальчики, как всегда, ужасны. Стараюсь держаться подальше от всех, а все – от меня. Подарков здесь не дождешься, кроме тех, что я покупаю сам. Не то чтобы я жаловался. Неплохо иметь работу, неплохо иметь в кармане немного мелочи, так что я могу делать что хочется (большую часть времени.) И уж, конечно, хорошо, что следом не ходят монашки, готовые дать подзатыльник за любой пустяк.

Но я скучаю по Чикаго. Скучаю по его запаху. Веришь ли, скучаю даже по этому дурацкому приюту, по двору с желтой линией посередине и по стуку дождя в окна. Денвер неплох, но в нем живешь, словно на другой планете, с этими чудны`ми горами повсюду. Я все время как на иголках. Слежу за новостями в газетах и знаю, что война затянется. Я подумал, что мне скоро исполнится восемнадцать, так почему бы не завербоваться уже сейчас? Зачем тянуть резину? Я спрашивал папу, но он сказал «нет». Веришь? Я – и «нет». Я спросил, почему «нет», а он не смог назвать вескую причину. Наконец просто сказал, что это опасно. Ты слышала, Фрэнки? Война опасна. Прямо газетный заголовок!

В общем, Ада зачем-то меня зовет, так что пора закругляться. Не вешай нос и не суй его куда не следует.

Люблю,

Вито

Фрэнки отвернулась от витрины. Остальные девочки толпились то возле одного прилавка, то возле другого, хотя посещали эту кондитерскую миллион раз. Ничего нового здесь не появлялось, но в том, чтобы приходить сюда и видеть то же, что и в прошлый раз, было что-то заманчивое, что-то безопасное. Никогда не бывает, что ты заходишь за сестрой Берт в кондитерскую, а там кондитер продает вместо конфет платья. Или мебель. Или автомобили. Кроме того, девочки знали, что вернутся в «Хранителей» и будут смотреть кино. Иногда показывали неплохое: «Филадельфийскую историю», или «Фантазию» со страшным дьяволом, поднимающимся из-за горы, или что-нибудь гламурное и скандальное с Гретой Гарбо или Хеди Ламарр (если фильм выбирала сестра Берт). Иногда фильм был старым или скучным, но это не имело значения. Ты знаешь, что происходит, знаешь, что будет дальше. В отличие от Вито, ты не сбит с толку и не сидишь как на иголках.

Фрэнки обернулась, чтобы выглянуть на улицу, и увидела, что Стелла и еще одна девочка незаметно улизнули из кондитерской. Они перешли через улицу и болтали с моряками. Стелла схватилась обеими руками за предплечье одного парня, высокого и рыжеволосого. Похоже, он не возражал. Сняв с себя маленькую матросскую фуражку, он напялил ее на голову Стеллы. Где она набралась такой смелости? Хотя она всегда была так полна собой, всем рассказывала о том, какая она хорошенькая и насколько лучше других, так почему бы ей не быть смелой с моряками?