Питер Мейл - Год в Провансе Страница 21

Не успев основательно познакомиться с местной флорой, я всегда считал, что на этих полях произрастает какой-то особенно зловредный прованский сорняк, и уже давно собирался выдрать его. Счастье, что я этого не сделал — соседские кролики никогда не простили бы меня. Видимо опасаясь, что я его не понял, Фостен еще раз махнул стаканом в направлении террас и повторил:

— Кролики любят люцерну. — Для убедительности он даже немного пожевал.

Я заверил его, что он может забрать себе столько травы, сколько его кролики в состоянии съесть, и Фостен сразу же прекратил жевать.

— Bon.[90] Если вы уверены, что она вам не нужна…

Успешно завершив свою миссию, он двинулся к трактору.

Обычно Фостен довольно медлителен, но его благодарность никогда не заставляла себя ждать. Уже на следующий вечер он явился к нам с огромным букетом спаржи, перевязанным красно-бело-синей ленточкой. Анриетта шла следом и несла мотыгу, моток бечевки и таз, наполненный ростками лаванды. Их следовало посадить уже давно, объяснила она нам, но ее кузина только сейчас принесла рассаду с Нижних Альп. Надо пристроить их в землю немедленно.

Нам с женой показалось, что обязанности распределились довольно неравномерно: Фостен натягивал бечевку и прихлебывал pastis, а Анриетта, размахивая мотыгой, выкапывала ямки на расстоянии рукоятки одна от другой. Предложенную нами помощь она решительно отвергла.

— Она привыкла, — с гордостью сказал Фостен, любуясь тем, как его жена в быстро сгущающихся сумерках размахивает мотыгой, отмеряет расстояние и сажает ростки.

Анриетта засмеялась:

— Помашешь так восемь часов, зато потом спишь будто младенец.

Через полчаса все было сделано: пятьдесят крошечных ростков безупречно симметричной каймой обрамляли фабрику кроличьего корма; через полгода они превратятся в пушистые кустики размером с ежей, через два года — в бордюр высотой по колено.

Прежнее обеденное меню было забыто — в тот вечер мы ели спаржу. Ее хватило еще на несколько дней: пучок был таким огромным, что я едва мог обхватить его руками, а на патриотичной трехцветной ленточке красовались имя и адрес Фосгена. Он объяснил, что во Франции существует закон, согласно которому производитель должен обозначать себя таким образом, и мы стали с нетерпением ждать того дня, когда подрастет наша собственная спаржа и мы тоже обзаведемся именными ленточками.

Ростки были толстенькими, нежными, с изящным узором на кончиках. Мы ели их теплыми, щедро полив растопленным сливочным маслом. Еще мы ели хлеб, испеченный днем в старой boulangerie[91] в Люмьере. И запивали все легким красным вином из винограда, выращенного в нашей долине. Каждым глотком мы поддерживали местного производителя.

Через открытую дверь доносились кваканье знакомой лягушки и длинная нежная песня соловья. Последний бокал вина мы допивали на улице, любуясь луной и новым лавандовым бордюром. Собаки носились среди люцерны, преследуя мышь. Кролики будут хорошо питаться этим летом, и Фостен обещал, что от этого они станут еще вкуснее зимой. Мы пришли к выводу, что постепенно становимся такими же гурманами, как и французы, и вернулись в дом, чтобы доесть козий сыр, оставшийся на десерт.

Чистильщик бассейнов Бернар принес нам подарок и сам с энтузиазмом собирал его. Это было плавучее кресло, оборудованное подставкой для напитков. Оно прибыло из самого Майами, являвшегося, по мнению Бернара, столицей мировой моды на пляжные аксессуары.

— Во Франции не понимают таких вещей, — с презрением сказал он. — Некоторые компании, конечно, делают надувные матрасы, но на надувном матрасе не выпьешь. — Он затянул последний болт на каркасе и, отойдя в сторону, полюбовался на изготовленное во Флориде чудо из пенопласта, винила и алюминия. — Ну вот. Бокал вставляется в это углубление в ручке. Теперь можете отдыхать с комфортом. C'est une merveille.[92] — Бернар спустил кресло на воду, стараясь, чтобы ни капли воды не попало на его белые брюки и розовую рубашку. — А на ночь придется его убирать, — предупредил он. — К сбору вишни тут появится полным-полно цыган. Они тащат все, что плохо лежит.

Услышав о цыганах, я вспомнил, что мы уже давно собирались застраховать дом. Правда, при наличии проделанной строителями дыры в стене было мало шансов, что какая-нибудь страховая компания захочет рискнуть. Бернар, узнав, что дом до сих пор не застрахован, в ужасе снял очки. Неужели мы не знаем, что в Воклюзе количество ограблений на тысячу населения больше, чем во всей Франции, кроме Парижа, конечно? Он смотрел на меня как на сумасшедшего:

— Вы должны немедленно позаботиться о страховке. Я сегодня же пришлю к вам своего приятеля. А до тех пор будьте en garde.[93]

Я полагал, что Бернар немного преувеличивает, но он, похоже, был искренне убежден, что банды грабителей уже шныряют поблизости и только дожидаются момента, пока мы уйдем в деревню за хлебом, чтобы подъехать к дому в мебельном фургоне и вывезти все до нитки. Только на прошлой неделе, посетовал он, с его машины, стоящей у самого крыльца, сняли все четыре колеса. Эти люди — законченные salauds.[94]

Причина, по которой мы до сих пор не застраховали наш дом и имущество, помимо простой лени, заключалась в том, что мы оба терпеть не могли страховые компании с их уклончивыми формулировками, коварными оговорками, увертливостью, бесконечными придаточными предложениями и привычкой печатать самые важные пункты договора самым мелким и неразборчивым шрифтом. Однако Бернар был прав. Не стоит так долго полагаться на удачу. Мы смирились с необходимостью провести полдня в обществе безликого человека в сером костюме, который станет требовать, чтобы мы повесили замок на холодильник.

Уже начинало темнеть, когда к нашему порогу, взметнув облако пыли, подкатила машина. В первый момент мы решили, что водитель ошибся адресом. Он был молод, покрыт загаром, хорош собою и одет словно саксофонист из семидесятых: пиджак с широченными плечами из портьерной ткани с люрексом, нежно-зеленая рубашка, широкие сверху и обтягивающие икры брюки, темно-синие замшевые туфли на толстой каучуковой подошве и полоска бирюзовых носков.

— Тьерри Фруктус. Agent d'assurance,[95] — представился молодой человек.

Он вошел в дом короткими подпрыгивающими шажками, и я не удивился бы, если бы он пару раз щелкнул пальцами и затанцевал у нас в гостиной. Еще не справившись с изумлением, я предложил страховому агенту пива, и он уселся в кресло, предоставив мне возможность вволю любоваться его шикарными носками.

— Une belle mesong.[96] — Он говорил с сильным провансальским акцентом, который забавно контрастировал с его внешним видом, но тем не менее внушал доверие.

Месье Фруктус оказался деловым и очень серьезным, спросил меня, живем ли мы в доме постоянно, и объяснил, что высокий процент ограблений в Воклюзе вызван тем, что во многие дома люди приезжают лишь на время отпуска и иногда в выходные.

— Если дом стоит пустым десять месяцев в году, сами понимаете… — Он пожал широкими плечами своего пиджака. — А когда слышишь столько страшных историй, сколько мы на нашей работе, то хочется как-то себя обезопасить.

Но нас-то это, конечно, не очень касается, раз мы живем здесь постоянно. К тому же у нас есть собаки. Это очень хорошо и будет учтено при расчете страховых взносов. Они злые? Если нет, то, возможно, стоит их немного подучить. Он знает одного инструктора, который карликовых пуделей превращает в смертельное оружие.

Агент сделал несколько записей в маленьком аккуратном блокнотике и допил свое пиво. Потом мы прошлись по дому. Он одобрил тяжелые деревянные ставни и старые толстые двери, но задумчиво пощелкал языком, остановившись перед маленьким окошком, размером меньше квадратного фута. Современные профессиональные взломщики, объяснил он, работают так же, как трубочисты викторианской эпохи: посылают ребенка, чтобы пролезть в отверстие, недоступное взрослым. Во Франции существует даже официально установленный минимальный размер для малолетних грабителей: двенадцать сантиметров в ширину, поэтому все отверстия уже этого размера не представляют никакой опасности. Месье Фруктус не знал, как была выведена эта цифра, но настойчиво порекомендовал нам закрыть окно решеткой и таким образом защитить свой дом от проникновения анорексичного пятилетнего шалуна.

Уже второй раз за день были упомянуты странствующие сборщики вишни — испанцы или итальянцы, работающие, по словам месье Фруктуса, за гроши, сегодня здесь — завтра там, якобы представляющие серьезную угрозу для безопасности нашего жилища. Пока они здесь, предостерег он нас, необходимо держать ухо востро. Я пообещал проявлять бдительность, как можно скорее забрать окно решеткой и провести с собаками беседу насчет злости. Удовлетворенный месье Фруктус уехал в сторону заката под вопли Брюса Спрингстина, несущиеся из стереомагнитолы.