Владимир Соколовский - Уникум Потеряева Страница 21

Одним из курсантов, слушавших в свое время лекции въедливого полковника, был Вася Бяков, занявший после окончания спецшколы должность оперуполномоченного уголовного розыска маловицынского райотдела. Нечитайло был его кумиром, особенно после того, как он ухитрился сдать на пятерку его предмет: оперативно-розыскную деятельность. Тогда, на экзамене, Вася умилил и тронул старого служаку рассказом о том, как он во время практики нашел корову, сведенную со двора сельского жителя прохожими бомжами. Вообще он нашел ее тогда и вправду удивительно: шел-шел сам не зная куда от места кражи, забрел в лес, долго ходил по нему, — и вдруг увидал привязанную к одной из елок корову, по всем приметам точно походившую на похищенную. Ее не успели еще зарезать и съесть. „Как это у меня получилось? — простодушно удивлялся на экзамене Вася. — Просто сам не знаю, господин полковник!“ — „Это исключительное оперативное чутье! — горячо отзывался Нечитайло. — Редкий дар для оперативника, курсант Бяков. Не загубите его! А вообще вы, как я вижу, человек конкретный“. Это было у полковника высочайшей похвалой. И, уже поставив Васе отметку, расчувствовался и рассказал, как будучи в семьдесят восьмом в Риге, нашел четырех пропавших голубей-турманов.

Учение Нечитайло о вреде неконкретности знания окружающего мира — в частности, преступной среды — Вася в своей работе неуклонно проводил в жизнь. Парень в обычной жизни веселый и открытый, чрезвычайно интересующийся историей Маловицынского района, — он на службе умел быть и въедливым, и дотошным. „Отвечайте конкретно! Мне нужно конкретные данные. Но где же конкретная суть?“ — так и слышалось от него. Однако применить свое большое желание и заветы опытнейшего полковника Васе пока не доводилось. Все шла текучка, мелочевка: то украдут свинью, то задерутся до полусмерти два соседа, то пропадет мотор с лодочной базы, — а однажды, например, воспользовавшись тем, что шофер ушел обедать, открутили посреди бела дня карданный вал с совершенно исправной, на ходу, машины…

Вася сидел, уныло глядя через окно на пыльную улицу. Казалось, уж сотни лет сидит он здесь, за этим столом, и видит одно и то же! Вон мелькнула стайка ребят — верно, опять побежали на берег жечь костры. Протащилась на рынок продавать свежую редиску маловицынская старожилка Анико Ахурцхилашвили, по прозванию Аня Шанежка, совместно со своим мужем Петико Теплоуховым. Три мужика в рабочей одежде деловито и споро, придерживая карманы, протопали в скверик возле пристани… Перед лейтенантом Бяковым лежала папочка дела о злодейском похищении трех сетей со склада рыбхоза, и нужно было принимать меры, но — никак не удавалось сосредоточиться. Все за дверью бубнили, галдели, и Бяков даже различал голоса братьев-близнецов сержантов Ядовиных, составлявших экипаж милицейской машины. Он встал, вышел в коридор. Братья, Никола и Славка, излагали паспортистке и помощнику дежурного из вытрезвителя приключившуюся с ними вчера историю. Знакомые звали их Калям и Салям.

— И тогда он, низенький и толстый, — толковал Калям, — как сунет руку в карман, как выхватит оттуда красную книжечку, да как закричит: „Я кандидат!“

— Нет, депутат, — пытался поправить его Салям.

— А я говорю: кандидат! — упорствовал близнец. — Да вот Галка не даст же соврать.

Скромно стоявшая в сторонке девушка приблизилась и сказала:

— Не кандидат, и не депутат, а член пленума.

Братья глянули на потолок, вздохнули и почесали в затылках.

— И что ему здесь у нас надо? — сдерживая голос, спросила паспортистка. — Наверно, приехал кого-нибудь проверять. Может быть, и к нам заглянет. Вы уж ему на глаза не попадайтесь тогда, ребята. Идите, в отпуск проситесь с сегодняшнего дня.

— Но ведь он без машины! Откуда мы знаем… Он, наверно, оставил ее где-нибудь поблизости, а сам пешочком тут… посмотреть порядок…

— Надо было проверить у этого типа документы, — вмешался в разговор Бяков. — А вы — взяли, удрали: кандидат, депутат, член пленума… Хоть бы и так — ну и что? Пусть знает, как мы неуклонно следим за порядком, и для нас все равны.

— Оно, конечно, так, — согласились близнецы. — Да только как-то все быстро, необычно вышло. Тут Галка, вишь, с одним типом сцепилась…

— Галя, зайди ко мне! — строго приказал Бяков.

Внештатница Галя Жгун работала помощником геодезиста в дорожном управлении и училась заочно на третьем курсе гидромелиоративного техникума. Но в борьбе за правопорядок ей не было равных.

— Что произошло вчера, Галя? С кем ты вчера сцепилась?

— Да один мужчина, он живет в Потеряевке, там работает… Он ничего, неплохой мужчина… Как сюда приедет, каждый раз меня ищет. Я ему, кажется, нравлюсь, — сказала Галя, потупившись и вспыхнув.

— За что же ты его?

— Да мы с ним сперва нормально разговаривали, он говорил: пойдем, мол, погуляем. Ну что же, думаю, можно и погулять. А потом он как ляпнет: „Ой, Галочка, коханая, как вы мне нравитесь, клянусь всеми своими детьми!“ Ну, я и врезала ему. Чтобы знал, как разговаривать с местными девушками.

— Так-так… А второй что? Они вместе были? Второй не вступал в разговор? Низенький, говоришь, толстенький, в коричневом таком пиджачке? Ага-а…

И Вася вспомнил, как он сидел вчера вечером в своем кабинете, и наблюдал из окна чуждую их городу картину: впереди летел мощный, могучий мужик, черный и кудрявый, со щеками цвета чуть переспелой хурмы, в модной костюмной жилетке поверх клетчатой рубашки, а поверх жилетки — подтяжки. Серые клетчатые же брюки облегали состоящие из одних мышц ноги-тумбы, могучие окорока-ягодицы. И грязные рабочие, в растворе и битуме, грубые ботинки. Он словно стлался над вицынской пылью, охваченный порывом, дальним зовом, — а сзади трусил точь-в-точь комический папаша из идущего по телевизору рекламного ролика: папаша, заключивший договор страхования до совершеннолетия дочери, и возвещающий об этом с глупо-значительным видом. Вот только локти коротких ручек работали у этого типа чересчур уж бойко, да больно решительный вид прочитывался на лице, отягощенном прыгающими щечками. И фалды пиджачка тряслись и реяли, — и так они пронеслись перед глазами оперуполномоченного Васи Бякова, мгновенно заставив его подумать: „Ну до чего же неконкретные господа!“ Случись это в другое время — Вася бойко выскочил бы из отдела и побежал бы следом за ними, тоже вздымая пыль и криками приказывая прекратить движение. Но то — в другое время, а вчера Вася и так опаздывал на свидание к невесте, местному музейному работнику Зоечке Урябьевой. Вот ведь не побежал, не задержал — а что получилось, в конечном счете? Какая-то чепуха с сержантами, с этой Галей. Всегда надо делать то, что положено делать, что вытекает из конкретных обстоятельств. Тогда и будет все о» кей. Вот так.

— Так где он, Галочка, говоришь, имеет среду обитания? — допытывался лейтенант. — Говоришь, в Потеряевке, что ли? А кто такой, откуда, конкретно?

Галя с затуманенным взором водила ладонями по кромке стола. «Да, да, в Потеряевке, кажется. А вообще — не знаю я, кажется, ничего! Ах, оставьте, оставьте меня все!» — она с рыданиями выбежала из кабинета. Вот появилась уже на тротуаре, под Васиным окном; вытерла глаза, перешла дорогу, и стала покупать семечки у пропыленного насквозь аборигена. «Тоже неконкретная», — вздохнул Вася, и вновь принялся мучительно раздумывать над загадочным фактом кошмарного исчезновения трех сетей.

В динамике пропикало двенадцать. Ровно в это время Васина невеста, заступив на рабочую смену в своем музее, снимала трубку и звонила ему.

Тотчас зазвонил телефон.

— Здравствуй, Васичка, — сказала Зоя. — Хороший день, правда?

— Здравствуй, Заинька, — улыбнулся Вася. — День просто прекрасный!

ПРАВИЛЬНАЯ ЖИЗНЬ, ПРАВИЛЬНОЕ СОСРЕДОТОЧЕННОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ

Странный человек Гуру, для Лизоли Конычевой — Учитель, по паспорту значился Антоном Борисовичем Афигнатовым, имел две профессии, и в силу того — две должности. По одной принадлежал скорее к миру ученому, ибо работал на кафедре паталогической анатомии мединститута, по другой — к миру культурному, как бы даже театральному, так как дирижировал оркестром местного цирка. В свое время он с отличием окончил музыкальную школу, с отличием же — музыкальное училище, после чего поступил в медицинский и столь же блистательно прошел и завершил курс обучения в нем. Затем, уже работая на кафедре, сделал еще один рывок — и консерваторский диплом, тоже с красной обложкой, оказался в руках.

По окончанию консерватории никогда не знавшему отдыха ассистенту показалось, что в жизни его стали появляться опасные свободные пустоты. О, уж он-то знал, сколь они опасны! В одну из подобных пустот — между окончанием мединститута и поступлением в музыкальный вуз, — он даже как-то женился. Правда, брак был недолгим и бездетным, но куда денешь воспоминания о постоянной постыдной от кого-то зависимости, сразу же возникшем и закрутившемся кругом хаосе, необходимости вести ненужные, абсолютно глупые разговоры? И почувствовав пустоты на этот раз, он пошел в цирк и предложил там свои услуги.