Дельфин де Виган - Но и я Страница 21

Что мне больше всего нравится в Лукасе, так это его способность выдумывать самые невероятные истории и рассказывать их часами, с огромным количеством мельчайших деталей, как будто это может сделать их реальными. Он получает удовольствие, подбирая то самое единственное слово, которое может полностью выразить то, что имеешь в виду. Лукас, он такой же, как я; пусть он и не любит уроки французского, но знает о магической силе слов.

Как-то раз мсье Маран, раздавая проверенные задания, во всеуслышание назвал меня утописткой, я приняла это за комплимент, а сама потом посмотрела в словаре, после чего уже не была столь уверена. Когда мсье Маран ходит по классу — сто шагов туда и сто обратно, руки скрещены за спиной, брови сдвинуты, — сразу понятно, что уж у него-то в голове все разложено по полочкам, формулы на все случаи жизни. Реальная картина экономики, финансовых рынков, социальных проблем и все такое. Вот почему он сутулится.

Вполне возможно, я и утопистка, но все же надеваю носки одного цвета, что не всегда актуально для мсье Марана. А для того чтобы щеголять перед тридцатью учениками в носках разного цвета — на одной ноге красный, а на другой зеленый, — нужно хоть немного витать в облаках, и никто не убедит меня в обратном.

33

В отличие от других людей, я очень люблю воскресенья, когда совершенно нечего делать. Мы сидим на кухне, Но и я, волосы падают ей на глаза. Снаружи — серое небо и голые деревья. Она говорит — надо съездить к матери.

— Зачем?

— Мне надо к ней съездить.

Я стучу в дверь родительской спальни, они еще спят. На цыпочках подхожу к изголовью кровати со стороны отца и шепчу ему на ухо: мы с Но едем на блошиный рынок в Монтрей. Она не хочет, чтобы я говорила родителям правду. Отец встает, предлагает нас подвезти, я отказываюсь, говорю, что ему бы лучше отдохнуть, а это на метро по прямой, если сесть на станции «Оберкампф». В коридоре он колеблется, внимательно смотрит на нас, сначала на меня, потом на Но, я принимаю свой самый безмятежный вид и улыбаюсь.

Мы едем в метро до Аустерлицкого вокзала, потом электричкой до Иври. У Но напряженный вид, она кусает губы, я несколько раз спрашиваю, уверена ли она, что хочет туда идти. Да, уверена. На ее лице застыло упрямое выражение, куртка застегнута до подбородка, руки спрятаны глубоко в рукава, волосы падают на глаза. Выйдя из здания вокзала, я изучаю план города. Обожаю находить красный кружок с надписью «Вы находитесь здесь» в переплетении улиц и перекрестков, это как морской бой — Н4, ДЗ, ранен, убит, немного постаравшись, можно представить, что весь мир заключен в этой карте.

Замечаю, что Но дрожит, задаю все тот же вопрос:

— Ты уверена, что хочешь туда идти?

— Да.

— Ты точно знаешь, что она все еще здесь живет?

— Да.

— Откуда?

— Я как-то звонила, она сняла трубку. Я попросила позвать Сюзанн Пивет, она сказала — это я, тогда я повесила трубку.

Еще нет и двенадцати часов, когда мы подходим к нужному дому, и Но показывает пальцем на окно своей бывшей детской. Ставни закрыты. Мы не спеша поднимаемся по лестнице, я чувствую, что у меня подрагивают колени, прерывается дыхание. Но звонит. Один раз. Второй. Раздаются шаркающие шаги. Приоткрывают глазок. Мы задерживаем дыхание, Но не выдерживает и говорит, что это она, Нолвенн. По ту сторону двери чувствуется чье-то молчаливое, настороженное присутствие. Тянутся минуты. Вдруг Но начинает изо всей силы колотить в запертую дверь ногами, кулаками, а у меня так быстро бьется сердце, что даже больно, я боюсь, что соседи вызовут полицию, Но продолжает колотить изо всех сил, выкрикивая «это я, открой, это я», однако ничего не происходит. Тогда я осторожно трогаю ее за плечо, пытаюсь ухватить за руку, заглянуть в лицо, что-то бормочу, наконец она покоряется, и я веду ее к лестнице, мы спускаемся на два этажа, и тут Но соскальзывает на пол, она такая бледная, что, кажется, вот-вот потеряет сознание, дыхание у нее судорожное, ее всю трясет, даже через две ее куртки видно, что это слишком, слишком большое горе, она продолжает стучать кулаком в стену, рука уже кровоточит, я сажусь с ней рядом и крепко обнимаю.

— Но, послушай, твоя мать не может тебя видеть, у нее не хватает сил на это. Может быть, ей хочется, но она не может.

— Ей просто насрать, Лу, понимаешь, насрать с высокой колокольни.

— Нет, Но, это не так, поверь, не так… Но немного успокаивается. Надо увести ее отсюда.

— Знаешь, все эти истории на тему «отцы и дети», они всегда гораздо сложнее, чем кажется. Мы ведь с тобой вместе, Но? Да или нет? Ты сама так говорила. Давай-ка пойдем. Вставай, пошли отсюда.

Мы спускаемся, я держу ее за руку. На улице солнце, наши тени четкой линией ложатся на асфальт. Через несколько шагов Но оборачивается к дому, в окне на какой-то миг мелькает детское лицо. Мы идем к вокзалу по пустынным улицам, где-то неподалеку пчелиным роем гудит воскресный рынок.

34

Муж моей тети Сильвии встретил другую женщину. Он хочет развестись. Отец решил, что нам надо провести у них несколько дней во время февральских каникул. Тете нужна поддержка. В кои-то веки мама соглашается поехать с нами. Несмотря на то что мы ужасно давно вообще не уезжали из Парижа, я никуда не рвусь. Тем более что Но не может поехать с нами. Я попыталась протолкнуть идею, что мне тоже не с руки ехать, мол, куча заданий и кое-какие опыты нельзя оставить без присмотра, но родители и слушать не стали. Вечером они обсуждали, можно ли оставить Но одну в квартире, они говорили тихо, так что я не все разобрала, только отдельные реплики, из которых было ясно, что мама — «за», а отец побаивается.

Мы сидим в ее комнате, одежда разбросана по полу, постель не застелена. Опершись на локти, Но курит у открытого окна.

— Мы скоро уедем ненадолго, в Дордонь, к моей тетке, сестре отца. Она ужасно грустит, потому что ее бросил муж, а у нее дети и все такое, не очень-то это просто…

— Уедете?

— Да, на несколько дней. Но ты останешься здесь, не волнуйся.

— Как, совсем одна?

— Ну да, а что такого, ненадолго ведь.

Но молчит, кусает губы, я уже заметила эту ее особенность — она может искусать себе губы в кровь, если чем-то огорчена.

— А ты не можешь остаться? Тебе обязательно ехать?

Ох, такие вот фразы, они разрывают мне сердце на части. Окурок летит за окно, Но ложится на кровать, руки скрещены за головой, на меня и не смотрит. Я остаюсь рядом, пытаюсь говорить, шутить, но что-то происходит помимо нашей воли, воздух пропитан тревожным предчувствием, у меня такое ощущение, что я ее бросаю.

35

Отец произнес перед Но настоящую речь на тему доверия, ответственности, будущего и всего прочего, точно настоящий политик, только без микрофона. По отцу сразу понятно, что у него под началом двадцать пять человек, иногда он и дома продолжает руководить, планировать, строить графики, кривые роста, только что не предлагает нам пройти индивидуальное собеседование по итогам года. Когда мама была очень больна, он вроде поутих, но теперь ей гораздо лучше, и он — снова-здорово — разрабатывает для нас программу «возвращение к жизни в четыре этапа».

На мой взгляд, с Но отец явно переборщил, правда, она слушала с самым серьезным видом, сосредоточенно кивала, да, конечно, она будет осторожна, постарается не потерять ключи, будет доставать почту и звонить нам каждый день, да-да, она будет выносить мусор, и да-да, она прекрасно поняла, что не должна никого приглашать. Я заметила, что чем чаще повторяешь людям, что ты им доверяешь, тем меньше на самом деле им веришь. Но не похоже, чтобы это ее обидело, она лишь волнуется немного.

Отъезд назначен на завтра. Сегодня вечером Но должна присоединиться к нам у Лукаса, мы устраиваем маленький праздник. Я собрала вещи, и, кажется, все в порядке, только вот в животе стоит какой-то ком, никак не могу понять, из чего он сделан, но от него то ли больно, то ли страшно, то ли и то и другое одновременно.

Как удачно, что Но удалось вырваться пораньше. Она звонит в дверь, Лукас открывает и восклицает: «Вау!» Красная мини-юбка, туфли на высоких каблуках, Но накрашенная, впервые вижу ее такой, она красивая, как персонаж японских мультфильмов, со своими длинными черными волосами и огромными глазами. Давно уже мы не собирались втроем. Лукас спускается за нашими любимыми пирожными и бутылкой сидра, который обожает Но, я тоже выпиваю несколько стаканов, комок в животе растворяется, по телу разливается тепло. Лукас закрывает ставни и ставит фильм. Это история глухой девушки, работающей в одной компании, где никто и не догадывается, что она носит слуховой аппарат. Она принимает на работу стажера, который до этого сидел в тюрьме, влюбляется в него, а он использует ее, чтобы сорвать жирный куш, ведь она умеет читать по губам. Она соглашается на все, о чем он ее просит, становится его сообщницей, идет на огромный риск и все такое, потому что любит его и доверяет ему, но в решающий день она узнает, что он взял лишь один билет на самолет и, значит, собирается уехать без нее. Несмотря на это, она не отступает, идет до конца и в результате спасает его. В финале он целует ее, и это, без сомнений, первый в ее жизни настоящий поцелуй, замечательная сцена, потому что мы уже понимаем, что он ее не бросит теперь, он понял, какая она сильная и преданная.