Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико Страница 21

Внезапный визит на рассвете нарушил мои планы хорошенько выспаться перед поездкой. Я легла спать очень рано, зная, что должна быть в отличной форме в предстоящем мне путешествии. Но внезапно проснулась от звука открывающейся передней двери и шагов в прихожей. Сердце у меня забилось чаще, прилив адреналина перевел меня в состояние полнейшего бодрствования. Кто это может быть – Октавио? Я не ожидала, что он сегодня ночью придет домой. Накануне, когда мы ходили на рынок, он похвастался, что с французской виолончелисткой дела идут на лад и она пригласила его на ужин к себе домой.

Любопытство пересилило.

— Октавио? – позвала я.

В дверях появилась высокая, долговязая фигура.

— Ты чего это не спишь? – спросил он. – Три часа ночи.

Я села на кровати:

— Ты меня разбудил. А ты чего это дома? Я думала, у тебя сегодня важная ночь.

Октавио сел у меня в ногах и снял черную кожаную куртку. У него был усталый вид.

— Что ж, на самом деле не стоило мне у нее оставаться, – зевая, сказал он.

— Почему не стоило? Что случилось?

Он уставился в пол:

— Не знаю… я хочу сказать, что она действительно сексуальна, когда играет на виолончели, но почему-то… когда она обнаженная, в постели… все куда-то исчезло.

Эти слова вызвали у меня двойственное чувство: я ощутила некое постыдное удовлетворение, но в то же время мне почему-то стало жаль французскую виолончелистку.

— Так что, у нее оказалась не такая упругая грудь, как ты себе воображал?

— Нет, я другое имел в виду. Просто между нами не возникло притяжения, вот и все. Это было очень неловко, и я не хотел проснуться утром рядом с ней. На следующей неделе она возвращается во Францию.

— Понятно.

— Ладно, не буду мешать тебе спать.

— Хорошо. Ну, тогда пока…

— Точно, мы же с тобой какое-то время не увидимся. – Он наклонился и обнял меня. – Я буду скучать.

— Да, я тоже.

Потом он ушел к себе. Я прислушалась: он достал гитару и начал наигрывать классическую испанскую мелодию…

После такого я не смогла снова уснуть. Лежала с открытыми глазами и размышляла над тем, почему это мой сосед внезапно воспылал ко мне любовью после неудачного свидания. Что на самом деле стоит за этим объятием? Он обнял меня, чтобы показать, как ценит мою дружбу? А могло это быть своего рода признанием: «Я выбрал не ту женщину, лучше бы я встречался с тобой»?

…Я смотрела из окна автомобиля – там стало еще больше овец, – а рядом со мной похрапывал Санчо. Теперь с этой неопределенностью мне предстояло жить следующие три недели. Мне нужен был план, чтобы сохранить здравый рассудок: я решила отвести себе только два дня на ожидание у телефона; если за это время Октавио не удосужится мне позвонить, я перейду к следующему пункту и приму как данность, что мои ощущения не что иное, как проекция моего собственного неуместного желания.

Кто-кто похлопал меня по плечу. Это была Имельда. Она спрашивала, пробовала ли я когда-нибудь barbacoa. Нет. Я никогда его не ела, но слышала о нем так часто, что мне уже казалось, что я его пробовала. С тех пор как я начала работать в «Пятой авеню», я обнаружила, что еда – неисчерпаемая и волнующая тема для разговора с мексиканскими студентами, а barbacoa – это блюдо, о котором они говорят с наибольшим энтузиазмом и любовью. Я уже хорошо знала, что barbacoa готовят, завернув овечью тушу целиком в листья кактуса-магуэя и поместив в земляную яму, где она медленно маринуется в течение двадцати часов. Затем мясо, как почти всю еду в Мексике, подают в виде такосов.

То, что я никогда не пробовала этого блюда, привело остальных членов нашей команды в возбуждение.

— Ну, знаете что? – сказала Имельда. – Мы ведь в стране barbacoa…

Тут встрял Нестор:

— И я знаю лучший ресторан barbacoa отсюда до Керетаро, а может, и лучший бо всей Мексике.

Выпученные глаза Санчо еще больше расширились.

— Да, вы должны его попробовать. Мясо такое нежное, а вкус при этом такой яркий, вы и представить себе не можете, – сказал он мне по-испански. По‑английски он не говорил, хотя английскую речь понимал.

— Да. И не забудьте, что у него некоторый копченый привкус, – добавил Нестор, – с оттенком магуэя. Ах да, еще же сальса, это такой контраст – за счет гремучей смеси чили…

— Не говорите ей о сальсе, – перебила его Имельда. – Помните, что гринго не едят чили. Не волнуйтесь, вы не обязаны есть чили, – успокоила она меня.

— Но мне нравится…

— О, и еще ребрышки, – сказал Санчо, – вкус сала на ребрышках. Ох, какие же они сочные – самое сочное мясо, которое вы только попробуете в своей жизни.

Проведя большую часть своей жизни вегетарианкой, я совершенно не соблазнялась мыслью о влажной, жирной овечьей туше, но изо всех сил старалась разделить энтузиазм моих мексиканских коллег.

— Великолепно… и далеко до этого ресторана?

Через час пути мы свернули направо и оказались на целой улице ресторанов barbacoa. Едва мы выбрались из фургона, на нас набросилась толпа орущих мужчин, которые размахивали перед нашими лицами красными тряпками:

— Заходите, заходите! Заходите и попробуйте barbacoa – лучшее в Мексике! Нежное, сочное! Заходите и попробуйте!

Нестор повернулся к нам и шепнул по-английски, так, чтобы не услышали зазывалы:

— Не слушайте эту чушь: я знаю, где лучшее место. Смотрите прямо и идите за мной.

Нестор пошел впереди с высоко поднятой головой, совершенно не обращая внимания на натиск зазывал. Мы последовали его совету, и через несколько минут он обернулся к нам и шепнул:

— Здесь.

Мясо было выставлено снаружи ресторана – в большой стеклянной витрине. Я постаралась не смотреть на него слишком внимательно, когда нас провожали внутрь, к столику.

Когда баранину подали, Нестор первым делом приготовил мне тако.

— Положите ей ребрышко – это самая вкусная часть! – выкрикнул Санчо.

— Я это и делаю, – ответил Нестор, начиняя мясом тортилью и выжимая туда сок лайма.

Я составила в уме список испанских синонимов к слову «вкусно». Вся компания смотрела, как я беру в руки тако. Я зачерпнула сальсы, надеясь, что она перебьет вкус скользкого сала, и откусила кусочек:

— Ух ты! Это действительно вкусно! Невероятно, это, несомненно, лучшая баранина в мире!

Все радостно захлопали в ладоши, прежде чем приняться за еду.

Уговорив солидную порцию такосов, Нестор откинулся на своем сиденье, чтобы дать простор раздувшемуся животу.

— Знаете, в молодости у меня никогда не было денег на такие блюда, – улыбнулся он.

И он стал рассказывать, как начал свою карьеру укладчиком товаров в крупном супермаркете, где работал по двенадцать часов в день и зарабатывал ровно столько денег, чтобы им с матерью не умереть с голоду. Он продолжал усердно трудиться там, пока потихоньку-полегоньку не поднялся на следующую ступень системы.

Мы все слушали, как Нестор описывал свою эволюцию от укладчика товаров до совладельца и директора корпоративной школы иностранных языков с государственной лицензией. История жизни Нестора представляла собой лекцию по мотивации с ясным посылом: работайте так же усердно, как я, не задавайте вопросов, будьте благодарны за то, что вас эксплуатируют, и в конце концов в награду вам достанется должность, на которой вы сможете эксплуатировать других людей. Мне стало интересно, получу ли я вообще когда-нибудь свою зарплату в «Пятой авеню». Хотя за мое жилье, еду и транспорт платили, отсутствие наличных денег оставляло у меня ощущение обиды.

Я почувствовала, как остановился фургон, и проснулась. Ну, вот наконец и гостиница. Однако, когда я подняла глаза, Нестор разговаривал через стекло с охранником в будке службы безопасности. Перед нами вырисовывалось сияющее белое здание, на котором черными буквами было написано «Tecnológico de Monterrey». Я невольно застонала, мечтая поспать хоть несколько часов. Охранник задал каждому из нас по нескольку вопросов через окно автомобиля. Потом, убедившись, что у нас добрые намерения, он вручил каждому свой беджик и велел надеть его на шею и носить не снимая.

Мы припарковали фургон и пошли за Нестором по территории университета. Сверкающие белые конструкции выглядели так, будто были построены за ночь из картона для какого-нибудь голливудского фильма. Здесь было странно чисто для университета, на самом деле это место больше напоминало какую-нибудь роскошную больницу: ни тебе политических граффити, ни объявлений о лекциях по марксизму на стенах. Мы прошли через аккуратно скошенную лужайку ко входу в здание. Нестор повел нас вверх по лестнице на четвертый этаж и показал три соседние классные комнаты, в которых нас разместили. Внутри громоздились штабеля картонных коробок выше нашей головы и обескураживающее количество деталей пластиковой мебели, лежащих в ожидании сборки.