Татьяна Дагович - Хохочущие куклы (сборник) Страница 21

– Я сдавала анализы.

– Я везде договорился, чтобы тебя пропустили, а тебя – нет!

– Я была там, где ты оставил меня.

– Со всем разобралась?

– Кровь сдала.

– И всё?

– Что ты от меня хочешь!

– В этом можно было не сомневаться. Тебя на минуту нельзя оставить одну! Ничего сама не можешь сделать!

– Оставь меня в покое, я устала.

Варвара Семеновна и студент делали вид, что не слышат их разговора, тихо ели.

– Поверь мне, если я оставлю тебя в покое, спокойнее станет только мне. По крайней мере до тех пор, пока не придется расхлебывать, что ты сама натворишь!

Анастасия резко отодвинула тарелку и встала. Соседи по столику украдкой посмотрели на нее, но сохраняли безучастный вид.

– Ты куда?

– Я же просила оставить меня в покое!!!

Поднявшись по лестнице в номер, Анастасия схватила пластиковый пакет и принялась ожесточенно сбрасывать в него свои вещи. Вещей было всего ничего – пара летних тряпок, длинная красная юбка, остальное – дешевка, купленное уже здесь, в ларьке. В плоском кармане чемодана нашла портмоне Константина. Отсчитала несколько крупных купюр. Испытывать угрызения совести? Нет. Она отдала ему слишком много своей жизни. Константин не придаст значения пропаже денег. Для него это пыль, копейки. А ей нужно уехать, нужно жить и питаться. Накинув куртку, обувшись, сжав в кулаке ручку пакета, выбежала из номера. Скорее бы покинуть здание. В пурпуре ковров и блеске зеркал ее нелепая, нищенская одежда колола глаза. Настя не замечала этого раньше, пока муж был рядом, или, по крайней мере, пока она числилась за ним. За выходом ждала свобода. (Какая ни есть: унылое, грязное небо, разбитая остановка автобуса…) Но напрямик, мимо ресторана, нельзя – опасность быть замеченной. Обойти, спуститься по другой лестнице. Чтобы Константин обнаружил ее отсутствие как можно позже.

Дохнул в лицо мокрый ветер за стеклянными дверями, глаза заслезились. Вот теперь, на свежем воздухе, до одури захотелось есть. Она купит себе что-нибудь на вокзале, пирожок или булочку, может, не первой свежести, ну и ладно. Анастасия села на скамейку, стараясь быть невидной со всех сторон. Как шпион. Теперь – ждать. Кабы не голод, пошла бы пешком. Кстати, теперь она поняла, что мужской силуэт, так напугавший ее в медицинской части сегодня утром, принадлежал, без сомнения, мужу, а выше и шире показался из-за соседства с мелкими женскими тельцами. Ну и бог с ним, он бывал иногда добр, красив, но не всегда.

Константин угрюмо доедал обед, ножиком собирая на вилку мельчайшие стрелочки укропа.

– Возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, – едва слышно сказала Варвара Семеновна, – но мне кажется, вам следовало бы пойти за Анастасией. Она не ела ничего со вчерашнего вечера, и она очень, очень расстроена.

Студент отвернулся. Как раз вовремя, чтобы перехватить взгляд сидящей за другим столиком Светланы. Она ему улыбнулась, он подмигнул левым глазом, она кивнула светлой головой.

– Вы-то что в этом понимаете! – горько отвечал Константин. – Почему вы мне это говорите, вы совсем не такая. Терпеть больше нет сил.

– Поднимемся вместе в ваш номер? Посмотрим, как она?

– Как вы мне можете это говорить, она… – Константин запнулся, потому что на свободное место рядом с ним с размаху, но грациозно села Света.

– Всем привет! Как у вас дела?

– Замечательно!!! – мрачно ответил за всех Саницкий.

Света не заметила, что кого-то недостает. После обеда вчетвером поднялись в номер к Саницким, но Анастасии там не было. Константин не сразу заметил отсутствие некоторых мелочей, принадлежавших жене, но подозрениями не делился, было стыдно. Рассевшиеся на кровати гости бессовестно болтали о своей домашней жизни, даже студент разговорился и рассказал, как надул экзаменационную комиссию на вступительных. Константин мучительно ожидал, когда они уберутся, чтобы предпринять хоть что-то. На самом деле в безмятежной болтовне была натянутость, которой разве что Света не испытывала. Студент и Варвара Семеновна выдавали себя, уныло похрустывая суставами пальцев, теребя одежду. Конфузились, разыгрывали непринужденность – они поднялись из чувства солидарности и оставались из приличия.

В это время Настя сидела на остановке, рассматривая гниловатые листья под ногами, слишком тяжелые для того, чтобы их поднял ветер. Небо казалось похожим на грязную медицинскую вату, поэтому она не поднимала глаз. Слегка накрапывало. Время пролетело без мыслей, автобус приехал. Он был почти пуст. Настя зашла со своим пакетом, села ближе к окну. Монотонно мелькали серые столбы. Гудел мотор. Хотелось подумать о том, как она будет жить в будущем, или вспомнить отца: каким он был вначале, куда в итоге делся, – об этом не думалось, думалось только о дороге: то «когда же она кончится», то «только бы она не кончалась, не кончалась никогда».

На станции Анастасия спросила у продавщицы пирожков, нет ли здесь зала ожидания, – поезд приходил только вечером. Та сначала ответила, что нет, но потом вспомнила: вроде оборудована недавно комната матери и ребенка, правда, туда пускают одних молодых матерей, и, естественно, не бесплатно. «Естественно», – понимающе ответила Анастасия. Она быстро сообразила (вдруг какой-то ясный свет наполнил разум, и она стала соображать ясно и быстро), что два условия противоречат друг другу: в комнату должны впускать либо одних молодых матерей – бесплатно, либо кого угодно – за деньги. С купюрами Константина она чувствовала себя уверенней. А ведь это были сравнительно небольшие деньги – если учесть, что, вернувшись в город, придется искать жилье, работу. Все требует затрат. Впору завидовать Свете с ее удачей. Настя могла бы найти маму или папу… но зачем новая зависимость? Для начала решила ехать домой – она же прописана в их общей квартире. А как только вернется муж – съехать.

Нашла начальника станции. Он для виду немного повозмущался, однако, обратив внимание на ее бледность, спросил, не из клиники ли она. Подтвердила. «А, вы, наверно, больны?» В самом деле, почему бы и нет. «Но не заразное?» – побеспокоился о матерях и младенцах начальник станции. «Нет, совершенно не заразное. Внутренняя болезнь. Совершенно мое внутреннее». Настя заплатила и получила ключ.

Комната матери и ребенка была скучной: побеленные стены, окно без штор, круглый белый плафон, панцирная кровать. Только на подоконнике запыленная картинка – Волк из «Ну, погоди!». Бросив на пол пакет, улеглась на кровать, мягко подавшуюся вниз всей металлической сеткой. Настенные часы стояли. Живые часы она видела в холле. Голод усиливался, но не был достаточным, чтобы заставить ее на пару минут покинуть комнату матери и ребенка. Почему не купила пирожок, пока была возможность? Почему вообще человеку все время нужно есть? Только вчера была такая обильная и изысканная трапеза в ресторане, и вот – снова хочется есть. Неважно, какую гадость. Проклятие прямо – каждый день! Три раза! Ни на что другое не остается ни времени, ни желаний. Когда люди не едят – им скучно, поэтому, если приглашают гостей, обязательно едят, если влюбленные назначают свидание – едят, даже на похоронах едят и на межправительственных встречах, не говоря уже о различных днях рождения, Новых годах, открытиях выставок. Достало. Блаженны блюдущие пост.

Анастасия лежала и принципиально забывала о голоде, замещала его белым плафоном. Билет шелестел в кармане. И она не выйдет – ни чтобы посмотреть, долго ли еще ждать, ни чтобы поесть. Серой кашей лежали внутри плафона погибшие насекомые. У одного, довольно крупного, можно было даже различить крылышки. Или насекомые не мертвые, а оцепеневшие на зиму? Тогда и ей стоит оцепенеть, обернуться коконом: на всю осень и зиму, до прибытия поезда, на несколько лет.

Константин вошел. От неожиданности дернулась, словно под током.

– Я не собираюсь тебя видеть. Я не хотела.

– Наконец нашел!

И туфли были у него грязные, а он улегся на кровать рядом с ней, прямо в куртке, мокрой от дождя, громко взвизгнули пружины, снаружи взмыла стая голубей, хлопая крыльями.

– Ладно, извини. Я тебя обидел, согласен. Я прошу прощения. Поехали домой, а?

– Домой?

– Я имею в виду обратно.

Анастасия избегала смотреть на мужа. После того как Константин ее нашел, голос его стал таким уверенным и довольным, что невозможно начать пререкаться или встать и уйти. А ей не хотелось, не хотелось с ним. Даже смотреть не хотелось.

– Поставила же ты задачку! Сначала я всю медицинскую часть прочесал, потом только заметил, что ты взяла деньги… – (Настя сжалась, как пойманная воровка.) – Наконец сюда – на такси. Идем, тебя уже все ждут: Варвара Семеновна, студент, Светлана. Ох, слава богу…

Приподнявшись на кровати, муж поцеловал ее. Безвкусно ответила на поцелуй. Константин был безмятежен теперь, убедившись, что с ней всё в порядке.