Роман Сенчин - Любовь, или Не такие, как все (сборник) Страница 21

– Привет, красивая, – сказал один. – Знакомиться будем?

– Или так дашь? – добавил другой.

Теперь они заржали во весь голос.

– Козел, – сказала Таська грубияну.

Конечно, она поступила неправильно. Надо было орать, пытаться убежать, схватить бутылку, которая весьма кстати валялась неподалеку, но приключений за эти сутки было слишком много, обдумывать поступки не было никаких сил.

– Че ты сказала?! – возмутился «козел» и попытался схватить Таську за волосы.

Она встретила его ударом в пах, и «козел», сложившись гармошкой, упал и заскулил.

– Ах ты сучка, – полез в драку второй и получил тычок в глаз.

Третьего Таська подсекла ударом в коленную чашечку, и это было последнее, что она сумела сделать: ее скрутили, зажали рот и потащили в кусты, на ходу стягивая джинсы вместе с трусами.

Именно в этот момент появился Спиридонов.

– Поставьте девочку, где росла, – сказал он громко. – Извинитесь – и уйдете целыми.

Самый длинный из подонков приказал:

– Серый, Кабан, держите сучку, – после чего достал из кармана нож и пошел навстречу Спиридонову.

Если бы длинный был умнее, он бы задумался, почему этот пижон такой смелый. Но численное превосходство казалось длинному достаточным основанием для силового вмешательства. Он подошел к Спиридонову, который стоял и дожидался, пока хулиганы его окружат, и попытался пырнуть ножом.

Вместо этого нож отчего-то вывернулся и воткнулся длинному в ляжку. Длинный заорал благим матом, и Спиридонов ткнул его в солнечное сплетение, чтобы не пугать остальных.

– Следующий?

Дурак оказался только один, и он лег рядом с длинным, держась за сломанную челюсть.

– Повторяю – немедленно поставьте девочку там, где росла, и заберите свою падаль.

На этот раз приказ был немедленно исполнен: гоп-компания испарилась, бросив Таську со спущенными штанами и с разорванной рубахой. Таська выла, пытаясь прикрыться.

Спиридонов подошел, помог одеться и встать, накинул поверх разорванной рубашки свою штормовку и, обняв за плечо, начал вытирать лицо платком.

Таську колотило крупной дрожью. Она не могла сказать ни слова, только выла, пытаясь вырваться из объятий Спиридонова, но тот не выпускал ее и тихо говорил:

– Ну все, все, закончилось уже. Ничего непоправимого не случилось.

Подъехала «восьмерка». Спиридонов помог Таське войти, усадил справа по ходу движения и велел водителю никого не ждать, а ехать прямо сейчас. Он ли был так убедителен или безутешно плачущая девушка, но водитель послушался и сразу поехал. Впрочем, других пассажиров вроде и не было.

В кармане штормовки была фляжка со спиртом.

– Глотни! – велел Спиридонов. – У тебя сейчас шок, немедленно выпей, а то в психушку загремишь.

Таська, скорей всего, не понимала, что он ей говорит, но послушно глотнула. И тут же задохнулась – спирт обжег слизистую.

– Так, хорошо, дыши! Дыши, Таисия Фоминична!

Когда они доехали до центра, Таська уже немного успокоилась, но все равно тряслась под штормовкой, будто через нее ток пропускали.

В гостинице у Спиридонова имелась и ванная, и диван (не считая двуспальной кровати). Степан выделил Таське полотенце, уступил кровать и покинул номер.

Оставшись одна, Таська разделась и залезла в ванну. Горячей воды не было. Таська снова заревела и открыла холодную, и тотчас из крана хлынула ржавая вода. Сжавшись в комок, Таська смотрела, как вода постепенно светлеет и становится прозрачной. Не обращая внимания на холод, она тщательно отдраила тело вехоткой, чуть ли не до крови, лишь бы забыть прикосновения подонков. Отмывшись, она вылезла из ванной и, стоя голышом, занялась стиркой.

Постиранную одежду и белье она развесила на спинках стульев и на батареях, которые шпарили, будто в лютый мороз. Таська, намотав на мокрые волосы полотенце, залезла в постель и тотчас заснула.

Спиридонов же отправился обратно, в товарищество «Сад и ягодка».

Он не стал разыскивать подонков, напавших на Таську. Он с полной авоськой водки пришел к лейтенанту Забийворота, и они старательно нарезались, пока Миленький дрых в углу. Только к вечеру пьяный Спиридонов позвонил из сторожки товарищества Маховикову и попросил отвезти его в гостиницу.

В номер Спиридонов зашел на цыпочках, дошел до дивана – и рухнул рядом с ним на пол.

Хомяк любил цитировать Ницше. Мол, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Таська же считала, что все, что нас не убивает, по меньшей мере делает калеками.

После ужаса, пережитого накануне, логично было бы предположить, что у девушки начнется затяжная депрессия. Однако здоровая психика и продолжительный сон сотворили маленькое чудо – проснулась Таська не в бодром расположении духа, но и не в подавленном. Она открыла глаза, посмотрела на часы, на валявшегося рядом с диваном храпящего спасителя, осторожно встала с кровати. Подложила Спиридонову под голову подушку, укрыла своим одеялом, после чего принялась собираться – до поезда оставалось всего сорок минут. Она оделась, умылась, почистила зубы, проверила документы и билет на поезд. Все, можно идти.

Путь от гостиницы до вокзала, судя по позавчерашней пешей прогулке, занял бы от силы минут пятнадцать. Таська вышла из гостиницы на чуть влажный от ночного дождичка асфальт и вдохнула пахнущий листвой и цветами прохладный воздух. На улице было пусто, солнечно и немного тоскливо. Как будто снился яркий сон, а потом прозвонил будильник, и ты понимаешь, что ничего яркого в жизни не предвидится.

Таська и думать забыла об уродах, едва не искалечивших ее вечером. В голове, как будто салют, бабахали картины Миленького – яркие, праздничные, даже если совсем непонятно было, что на них изображено. Портреты, обнаженка, натюрморты – нарушение перспективы, искажение пропорций, густо намешанные мастихином куски масла, так что и не понять – живопись это, или барельеф, или вообще использованная палитра.

Но это было красиво. Это будило воображение, будоражило чувства, заставляло вскочить, куда-нибудь бежать, что-то делать… И как бездарно все пропало – по пьяной лавочке, вместе с отвратительными голыми и полуодетыми бабами в одном пожаре.

– Таисия! Таисия, стойте! – услышала она и обернулась на голос.

Через площадь, со стороны памятника Ленину, к ней бежала Виктория Робертовна.

Чего ей надо?

– С праздником! – Виктория Робертовна начала говорить, не дойдя до Таськи десяти метров.

– С праздником, – растерянно ответила Таська и посмотрела на часы. До поезда оставалось полчаса. – Я тороплюсь на вокзал.

– Конечно, я вас провожу.

Они пошли по направлению к вокзалу.

– Тася, я хотела вас кое о чем попросить…

– О чем?

– Вы вчера работы Миленького приносили… – Виктория Робертовна глубоко вдохнула, пытаясь унять одышку, немного подержала воздух в легких и с шипением выдохнула: – Мы ничего не решили, а вопрос серьезный.

Таська остановилась. Дура, как она могла забыть? Притащила в музей несколько шедевров, да так и бросила там.

– А что с ними случилось? Я их вроде у вас в музее оставила.

– Они здесь, – Виктория Робертовна помахала огромной папкой из двух листов оргалита. С такими ученики художественных школ обычно ходят на пленэр. – Все пять. Я подумала, вдруг вы захотите забрать их с собой?

– Зачем же вы так рано встали? Оставили бы спокойно работы себе, я же тут совершенно ни при чем, – сказала Таська. – В конце концов, спросите у Миленького, это же его картины.

На самом деле, конечно, ей нужно было сразу хватать работы, на всех парах лететь на вокзал, прыгать в поезд – и поминай как звали. Все равно в этой дыре никто не понимает настоящей их ценности.

– Да где его искать, пьянь подзаборную, – вздохнула Виктория Робертовна. – Мне-то сначала казалось, он вам эти работы подарил.

– Нет, – призналась Таська. – Я их стащила.

– Я так и подумала потом. Но убедиться не мешало.

Таська не поняла интонацию музейщицы. Осуждение, ирония?

– Если бы я их не взяла, они бы тоже сгорели! – сказала она.

– Да вы не подумайте, я не в укор вам. На самом деле, я просто жалею, что вы взяли так мало.

– Сколько влезло – столько и взяла, – буркнула Таська и посмотрела на часы. Оставалось двадцать пять минут. – Вы со мной или как? Я на поезд опаздываю.

– Ой, извините… да, я вас провожу, если вы не против. Все равно выходной, а досыпать уже смысла нет.

Они быстрым шагом пошли вдоль по проспекту Ленина, солнце било в спину, тени пытались оторваться от ног и бежать к поезду.

– А вы Миленького давно знаете? – спросила Таська.

– Да все время, что он у нас живет. Я ведь тоже Строгановку заканчивала и работала на керамическом по распределению. У нас сначала Болотов всем руководил.