Виктор Пожидаев - Чистые струи Страница 21

— Делать тебе нечего! Шутник нашелся…

Какой там чай! Мишка пошел к себе в комнату.

— Постой-ка, постой! — отец улыбался. — Шутник, говоришь? Ты, помнится, тоже был не прочь меня разыграть.

Это он намекал на первоапрельскую Мишкину шутку. Тогда Мишка позвонил ему на работу и слабым голосом сообщил: «Папа, у меня сердце остановилось… Не бьется…» Отец кричал ему в трубку, чтобы он держался. Он так кричал, что у Мишки волосы на голове стали шевелиться. Разыграл!.. Что делать? Мишка заметался Догадался наконец — схватил лист бумаги, написал красным карандашом: «Первого апреля никому не верить! Я пошел в кино». Приколол лист к двери и убежал. Соседи потом спрашивали:

— Досталось поди, Миша? Отец тут…

— За что? — удивленно пожимал он плечами, но краснел: конечно досталось.

— Так я шутил первого апреля, — сказал Мишка, надувшись, — тогда можно было.

— А кто запретит мне шутить в декабре?

Мишка хмыкнул и подарил отцу далеко не мирный взгляд. Отец засмеялся. Весельчак!

— Ну, ну! Ладно, напугал… Бери письмо. Да не забудь твоя очередь посуду мыть.

Мишка бросился за письмом.

Дедушка писал, что у них стоят отменные холода. Вся живность жмется к домам. Собаки нещадно дерут зайцев, прибегающих ночью в деревню — собирать клочки сена по дорогам. А волки добрались до собак: сожрали охотницу Буйку и двух дворняжек.

Мишка любил Буйку. У нее была дымчатая шерсть и маленькие стоящие ушки. Летом, когда он гостил у дедушки, Буйка забывала, что у нее есть хозяин, — каждое утро дожидалась Мишку у дедушкиного крыльца. Мишка просыпался, и они шли в лес. Буйка облаивала бурундуков, а Мишка старался сбить их из рогатки. Когда это удавалось, Буйка визжала от восторга и бросалась к зверьку. Но того уже и след простывал. Лайка не особенно огорчалась: понимала, что это баловство. До настоящей охоты еще далеко, так хоть развлечься.

Сейчас Мишка еле сдерживал слезы. Представил, как стая волков набросилась на маленькую Буйку. Летит волчья шерсть. Их много, а она одна. И — страшный визг.

Дедушка писал, что и на волков найдется управа. Даром, что ли, он купил новое ружье двенадцатого калибра! А в конце письма: «Если ты, Мишатка, не приедешь к нам на зимние каникулы, то управиться с серыми будет трудно. Даже не раздумывай, только телеграмму дай».

— Поедешь, значит? — серьезно спросил отец.

— Поеду! — подтвердил, пряча письмо в карман. — Только мама…

— Уговорим! — пообещал отец.

Вот и каникулы! Мишка едет к дедушке. Ехать ему вечер и всю ночь, а утром дедушка встретит его на станции. Мать наказывала, чтобы в вагоне он сразу лег спать. А то проглазеет в окно, а потом проспит свою станцию.

Но не может Мишка спать. Все Буйка вспоминается…

…До начала школьных занятий оставалось всего три дня. Нужно было уезжать от дедушки, а тут открылась осенняя охота по перу. Обычно она открывается раньше, задержалась из-за весенних пожаров. Птицы выводили птенцов вторично — прежние гнезда погорели.

Мишке и домой надо, и с дедушкой поохотиться хочется! Дедушка тоже не находил себе места: пора выходить на промысел, но как же не обидеть внука? День-два не охота, далеко не уйдешь. Любимые дедушкины распадки и озера с самолета, наверное, не увидишь… Да и спешка на охоте — дело последнее.

Выход все же отыскался. Вечером к дедушке зашел хозяин Буйки — хромой тракторист Петр Шмаков. Понадобились капсюля для дымного пороха.

— Возьмешь Мишку с собой — дам капсюлей! — схитрил дедушка. Он, конечно, все равно бы дал, но решил испытать. — Возьми! Даром, что ли, он твою Буйку все лето на бурундуков натаскивал?

— А чего не взять? — сразу согласился Шмаков. — Далеко мне не уйти, пусть пестерь носит.

Рано утром Мишка, протирая глаза, шел за Шмаковым и боялся — как бы не наступить ему на больную ногу.

Рассветало. Но с реки навалился туман и спрятал под белыми боками всю деревушку. До последней крыши.

— Вот же угораздило! — чертыхался Шмаков. — Именно сегодня. До охоты — что ни утро, то золотая ягодка.

Мишка молчал. Боялся, что дядя Петя повернет к дому: разве в таком тумане что убьешь?

Буйка носится где-то впереди, только трава шуршит да невидимые в тумане птахи фыркают, взлетая у нее из-под самого носа. И вдруг она чихает уже сзади. Мелькнет, обгоняя, под ногами, остановится и начинает тереть носом бок — пушинка в нос попала.

— Что-о-об тебя! — спотыкается о нее Шмаков.

— Гав! Яв! Яв! — весело огрызается она из тумана, мол, попробуй найди!

— А еще мама! Эх, бесстыдница… — укоряет Шмаков. — Хорошая мать разве оставит детей одних? Да ни в жисть! А ты еще и заигрываешь.

Буйка понимает, о чем идет речь. Иначе отчего бы она теперь оглядывается и скулит?

— Да успокойся! Я пошутил, — уговаривает Шмаков. — Куда они денутся, большие уже!

Потом они медленно шли по берегу, по ополосканной волнами гальке.

— Тишина-то какая! — таинственно рокотнул Шмаков. — О-о! Могучая тишина. Придавило… покрывалище. Заглушило все…

И тут же — бух! — наплевала Буйка на спящее царство, бомбой влетела в воду. Шумнули на всполошенном подъеме крылья, сыпанула с них дробь воды. Шмаков сорвал с плеча ружье: утиная стая ушла, не показавшись охотникам.

— Так и будем пугалами ходить! — Тракторист присел на валежину, положил на колени ружье. Мишка опустился рядом.

— Придумал, дядя Петя! — вскочил он. — Вы на дерево залезьте и стреляйте, туман-то низкий. А мы с Буйкой будем уток на вас нагонять!

— Уток… с дерева? — хмыкнул Шмаков. — Это что-то новое. А вдруг я при первой же отдаче, это самое… кувырком?

— Ремнем привяжитесь!

Наконец Шмаков согласился и, заранее вытащив из брюк ремень, полез на дерево. Сначала он лез с трудом, обхватив коленями скользкий от тумана ствол, потом дотянулся до первого надежного сука, и дело пошло! Только дерево тряслось под тяжестью его могучего тела. Вот и ноги исчезли из поля зрения…

Не успел Мишка спросить — залез ли он, как над головой что-то взорвалось, аж уши заложило. Только открыл Мишка глаза — снова!

— Собирай, Мишка! — кричит сверху Шмаков.

«Кого собирать?!» — ошалело думает Мишка. Глядь, что-то тычется в ноги. Это Буйка подает убитую крякву. Отдает утку и снова исчезает в тумане.

…Стучат колеса. Мишка засыпает, опершись на руку. Потом голова его соскальзывает на подушку. И в это время стая волков набрасывается на Буйку. Такие большие — на маленькую! Она задыхается от отчаяния и боли, ищет взглядом Мишку. Волки подминают ее.

Мишка просыпается. Сильнее колес стучит сердце. Долго он не может успокоиться. «Вырасту — стану охотником! Волчатником. Всех уничтожу».

Поезд к дедушкиной станции подходил, когда еще совсем темно было. Мишка взял рюкзак и вышел в тамбур. На полу лежал утоптанный ночными пассажирами снег. От него ли, от грязного ли стекла струился, исходил холод, от которого, наверно, замерзают на лету птицы. Мишке захотелось назад, в духоту ночного вагона. Но это, конечно, только на секунду.

Поезд сбавил ход. Шел тише и тише. В тамбуре появился сонный, как осенняя муха, проводник. Он, не глядя на Мишку, отпер дверь, зевнул и высунулся навстречу желтоватому свету станции.

— Да… Живут же люди… Бр-р! Выть хочется.

Тут он оглянулся на Мишку. С таким видом, будто Мишка обязательно ему поддакнет. Держи карман! Выть ему хочется! Да в дедушкиной деревне жить лучше, чем в любом городе! Тут тоже кино почти каждый день. И автобусы заходят. А есть в городе речка, где карасей можно руками ловить — настолько они жирны и ленивы! А есть в городе лес, где рябчики чуть ли не на шапку тебе садятся?

Можно сказать об этом проводнику, да ну его!

Перрон был пуст. И совсем не было пурги, как представлял в тамбуре Мишка. Только снежинки ловко виляли в свете фонарей.

Мишка немного испугался: вдруг дедушка не приедет? Заболел или телеграмму не получил…

Поезд ушел. Тот проводник небось улегся себе, а тут стой и жди. Да и дождешься ли вообще. Вон лес чернеет… Вдруг волки нагрянут! И не отобьешься. Есть у Мишки в рюкзаке заряженный патрон, только без ружья кто же стреляет! Во сне-то Мишка и без ружья стрелял: зажмет патрон покрепче, щелкнет ногтем по капсюлю — бах!

— Мишатка, ты, что ль?

— Я, деда! — обрадовался Мишка и бросился через рельсы к повозке. Конь разгоряченно пофыркивал и дышал густым паром.

Дедушка подхватил Мишку на руки, как маленького, колко щекотнул бородой шею.

— По волков приехал, Мишатка? Самое время, самое время!

Значит, не напрасно поглядывал Мишка в сторону леса!

— Долго ждал? Напугался поди? А я супонь чертову полчаса проискал, а она на оглобле оказалась. Ты уж не серчай, Мишатка!

— Что ты, деда! Я совсем не боялся! Да у меня и патрон с собой. Если бы что — трах об рельсу!

— Ну! — засмеялся дедушка. — Тогда поехали.