Келли Линк - Все это очень странно Страница 21

— Герда!

Кай сидит за столом, собирая головоломку изо льда. Вскакивая, он смахивает несколько фигурок на пол, и они разлетаются на еще более мелкие фрагменты. Вы оба принимаетесь собирать их. Голубовато-зеленый стол, голубовато-зеленые ледышки, и сам Кай тоже голубовато-зеленый — вот почему ты его не заметила, когда вошла в залу. Гуси трутся о твои ноги, белые, мягкие, будто кошки.

— Где тебя так долго носило? — спрашивает Кай. — И откуда эти страшные башмаки?

Ты не веришь своим ушам.

— Я полконтинента прошла босая, ступая по острым осколкам, чтобы сюда попасть, — вырывается у тебя. Хорошо хоть не разрыдалась. — А ботинки мне дала маленькая разбойница.

Кай презрительно фыркает, задрав голубовато-зеленый нос.

— Солнце, это же отстой!

— Почему ты такого цвета?

— Это заклятие. Меня поцеловала Снежная Королева. И потом, ведь голубовато-зеленый — твой любимый цвет.

Твой любимый цвет всю жизнь был золотисто-желтый. Интересно, думаешь ты, Кай весь такой? По крайней мере, видимые части тела голубовато-зеленые. Значит, она его всего перецеловала? Целиком?

— Если ты меня поцелуешь, — сообщает Кай, — ты разрушишь заклятие, и мы вместе вернемся домой. Когда чары спадут, я снова полюблю тебя.

Ты решаешь не спрашивать, любил ли он тебя, когда целовал Снежную Королеву. То есть, простите, когда она целовала его.

— Что это у тебя за головоломка?

— А, это, — вздыхает он. — Это еще один способ разрушить заклятие. Если я сложу их в правильное слово, то буду свободен, но первый способ проще. И куда приятнее! Ты что, не хочешь целоваться?

Голубовато-зеленые губы, голубовато-зеленое лицо. Ты стараешься вспомнить, хорошо ли он целовался.

— Помнишь нашу белую кошку? — спрашиваешь ты. — На самом деле она не убегала. Это я отнесла ее в лес.

— Можно купить другую.

— Я отнесла ее в лес, потому что она говорила мне разные гадости.

— Можно купить нормальную кошку, не говорящую. Герда, на фиг было идти через полконтинента по битому стеклу, если ты даже не хочешь поцеловать меня и разрушить заклятие? — надувается голубовато-зеленый Кай.

— Может, я просто хотела посмотреть мир. Познакомиться с интересными людьми.

О твои ноги трутся гуси. Ты гладишь их, и они в ответ легонько щиплют тебя за пальцы.

— Давай быстрее. Решай, будешь ты меня целовать или нет. Она дома.

Ты оборачиваешься и видишь ее — она улыбается, словно только тебя и ждала.

В Снежной Королеве нет почти ничего от той дамы, которую ты ожидала увидеть. Ты думала, она очень высокая, но она ниже тебя ростом. Конечно, красавица, понятно, почему Кай ее поцеловал (хотя ты уже начинаешь задаваться вопросом, почему она поцеловала его), но глаза у нее черные и ласковые, что уж вовсе невероятно. Она даже не смотрит на Кая, только на тебя.

— На твоем месте я бы этого не делала, — говорит Снежная Королева.

— Да вы что! — взвизгивает Кай. — Пощадите меня, сударыня! Конечно, приятно побывать у вас в гостях, но не буду же я вечно болтаться в этой морозилке — зачем я вам тут? Пусть Герда меня поцелует, мы с ней вернемся домой и будем жить долго и счастливо. В сказке должен быть счастливый конец!

— Хорошие у тебя ботинки, — замечает Снежная Королева.

— Вы очень красивая, — сообщаешь ей ты.

— Да что ж это такое! — Кай лупит голубовато-зеленым кулаком по голубовато-зеленому столу, подбрасывая в воздух ледяные фигурки. Они падают на спины белых гусей, как стекляшки цвета ясного зимнего неба. Угол стола разлетается на несколько кусков, и ты прикидываешь, будет ли теперь починка стола входить в условия освобождения.

— Ты его любишь?

Ты смотришь на Снежную Королеву, потом на Кая.

— Извини, — говоришь ты ему и протягиваешь руку на прощанье — вдруг твой бывший парень захочет ее пожать.

— «Извини!» — передразнивает он. — Извиняется еще! На фиг мне нужны твои извинения!

— Ну, что будем делать? — спрашиваешь ты Снежную Королеву.

— Тебе решать. Наверно, ты устала от путешествий. Устала, да?

— Не знаю. Кажется, я наконец начинаю входить во вкус.

— В таком случае, — говорит Снежная Королева, — у меня к тебе деловое предложение.

— Эй! — снова встревает Кай. — Как же я? Меня что, так никто и не будет целовать?

Ты помогаешь ему собрать ледяные фигурки.

— Герда, сделай для меня хотя бы одну малость, — просит он. — Пожалуйста, ради всего хорошего, что у нас было. Шепни обо мне кому-нибудь, расскажи паре-тройке одиноких принцесс, как я тут торчу. Хотелось бы в ближайшие сто лет выбраться из этой морозилки. Спасибо огромное. Я тебя не забуду. Знаешь, мы ведь неплохо жили с тобой.

Твои израненные ноги теперь в ботинках маленькой разбойницы. Шрамы стали картой пройденного маршрута. Иногда зеркала становятся картами, иногда карты — зеркалами. Сейчас о твоих приключениях повествуют только шрамы, но может быть, настанет день, когда ты сама расскажешь о них любимому человеку. Теперь эта история записана на твоих стопах, блестящих от въевшихся осколков волшебного зеркала. Если снять подаренные ботинки, в одной зеркально-гладкой ступне ты увидишь принцессу Шиповничек, которая отмечает медовый месяц на гигантской кровати с балдахином. К этой кровати приделали колеса и запрягли двадцать белых лошадей.

Приятно, когда женщины осваивают альтернативные способы путешествий.

Со второй зеркально-гладкой ступни тебе улыбается маленькая разбойница, в чьих ботинках ты сейчас ходишь. Она едет на поиски северного оленя, чтобы расколдовать его поцелуем и привести обратно к себе.

Ты не берешься ни отговаривать, ни обнадеживать ее, но очень надеешься, что она обзавелась другой парой прочных ботинок в дорогу.

Может быть, однажды какая-нибудь девушка доберется до дворца Снежной Королевы и поцелует Кая в голубовато-зеленые губы. Может быть, ей удастся даже организовать семейное счастье. Хоть на какое-то время.

Ты стоишь на санях в своих высоких черных ботинках, а впереди гогочут и машут крыльями белые гуси Снежной Королевы. Ты начинаешь понемногу понимать их язык. Они ворчат на тяжелые сани, на плохую погоду, на неумелые рывки поводьев в твоих руках. Но это добродушное ворчанье. Ты рассказываешь гусям, что твои стопы — это одновременно и карты, и зеркала. Однако не надо забывать, что стопы годятся еще и для ходьбы по земле. Ноги для этого дела вообще отлично подходят.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Три человека сидят в лодке. Она закрывает глаза и видит эту картину почти как наяву. Мужчина, женщина и девочка в зеленой лодке на зеленой воде. Мама писала, что вода была фантастического зеленого цвета, и она представляет ее ярко-салатовой, как пластмассовые тарелки на кухне Хармонов. Но лодка — какая? Тоже зеленая? Ну почему мама ничего про нее не написала?!

Лодка никак не хочет спокойно стоять на воде. Вертится и скользит по ярко-зеленой глади, как дождевая капля по стеклу. У этой лодки нет ни киля, ни парусов, ни весел. Спасательных жилетов тоже нет (во всяком случае, она о них не знает). Ничего не подозревающие мужчина и женщина улыбаются друг другу над головой девочки. А девочка изо всех сил ухватилась за борта и выравнивает лодку, не давая ей зачерпнуть беспокойной воды цвета пластмассовых тарелок.

Она вдруг понимает: в письмо не попала не только лодка. После такой долгой разлуки вряд ли стоит надеяться, что мужчина и женщина в ней похожи на тех родителей, которых она помнит. Океан непреодолим для лодок, писем и воспоминаний — ни одно событие они не могут донести до нее так, чтобы она успеха вставить в него себя. Вот в чем трагедия.

Девочка выпадает из лодки в ярко-зеленую воду. Холодную? Тоже неизвестно.

Хильдегарда и Майрон подглядывают за Дженни Роуз, двоюродной сестрой Хильдегарды. Это четверг, пятое октября 1970 года, Дженни Роуз лежит на кровати в их с Хилди комнате. За те пятнадцать минут, что они смотрят на нее, Дженни Роуз ни разу не шевельнулась. Хилди сама толком не знает, зачем подглядывает за сестрой. Дженни Роуз не делает ничего интересного — не ковыряет в носу, не плачет украдкой. Чаще всего она лежит на кровати с закрытыми глазами, но не спит. Дженни Роуз ровесница Хилди — обеим по десять лет — и очень странная девочка.

— Может, она умерла? — предполагает Майрон, и Хилди фыркает.

— Нет, я же вижу, дышит, — она протягивает ему бинокль.

— Ну, спит тогда.

— Вряд ли. По-моему, она просто выключается. Как телевизор.

Они сидят в высокой застекленной беседке, которую прошлым летом построил Джеймс, старший брат Хилди. За год беседка успела стать обшарпанной и уютной. Белая краска рассохлась, над головами в теплом воздухе летают пчелы. Одолжив у друзей бинокль, отсюда можно наблюдать за комнатой девочек, за Дженни Роуз. Хилди отколупывает со стены краску и смотрит, не идет ли Джеймс, который считает беседку своей неприкосновенной собственностью.