Платон Беседин - Книга Греха Страница 21

— Выходите по звонку!

К его появлению я успеваю пропустить две порции водки с томатным соком в одном из круглосуточных баров. Наконец, условленный звонок.

Яблоков машет мне рукой из окна чёрного джипа. Я усаживаюсь на заднее сиденье, рядом с ним. Авто мягко трогается с места.

На переднем сиденье, рядом с водителем, здоровенный, наголо бритый детина. Он окидывает меня испытывающим взглядом.

— Доброй ночи! — здороваюсь я.

— Доброй! — бросает Яблоков.

Детина молчит. Яблоков как всегда в своём сером френче. Не видел его в другой одежде. Рыжеватая ленинская бородка, мелкие, мышиные черты лица и колкие, быстрые глазки, бегающие под толстыми линзами очков в пластиковой оправе.

Яблоков молчит. Я не решаюсь начать разговор. Молча, наблюдаю, как за тонированным стеклом проплывает унылый городской пейзаж: сияющие вывески кабаков и казино, узкие улочки и редкие проститутки.

Мы приезжаем на обширный пустырь. Яблоков выходит из авто. Детина с непроницаемым лицом открывает мне двери. Я выхожу вслед за Яблоковым.

Под ногами редкая, жухлая трава вперемешку со строительным мусором. Над головой бледный полумесяц. По всему пустырю раскиданы зловещие, похожие на курганные захоронения насыпи мусора. В кино на таких свалках мафия убивает неугодных.

«Спокойно, Даня, никто тебя не убьёт, не за что», — успокаиваю я себя и тут же нахожу десяток доказательств обратного. Мы стоим лицом к лицу, тет-а-тет, я и Яблоков. Детина скрылся где-то за моей спиной, в ночной мгле.

— Спасибо, что согласились встретиться, Данила, — произносит Яблоков, но в его голосе не слышится благодарности.

— Не за что, — говорю я, стараясь смотреть на него.

В темноте его щуплая фигура кажется ещё более субтильной, похожей на кривую вешалку для одежды. Но уверенный, ровный, немного отстранённый голос маньяка вселяет страх.

— Наверняка, Данила, вы помните наш разговор на собрании партии.

— Конечно.

— Кажется, уже тогда я разглядел в вас героя.

— Я молчу, и он продолжает. — И, действительно, нужно быть героем, пусть и сомнительным, чтобы одновременно присягать на верность русскому народу и жидам.

— Простите? — я не понимаю, о чём речь.

Яблоков смотрит на болезненный полумесяц и неожиданно меняет тему:

— Что вы думаете о Гитлере?

— Думаю, что он, — я стараюсь максимально аккуратно подбирать слова, — оставил заметный след в истории.

— Изящно вы ушли от ответа, — ухмыляется Яблоков. — Речь о другом, Данила. Кто-то считает старину Адольфа кем-то вроде антихриста, кто-то — героем, кто-то — банальным шизофреником. Не спорю, мнения тут могут быть диаметрально противоположными. Но одно можно утверждать совершенно точно: Гитлер один из немногих, кто осмелился открыто выступить против евреев. По сути, вся его военная экспансия есть «крестовый поход» против жидомасонства.

Я думаю о том, каким образом мой дед, сын русского лесника и белорусской доярки, относился к жидомасонам? Как он, в семнадцать лет брошенный из родного дома в чудовищное месиво войны, способствовал жидомасонскому заговору?

— Старина Адольф, как вы его называете, сам был на четверть евреем, которые его и финансировали, — неожиданно зло говорю я.

— Да, — разводит руками Яблоков, — такова вся история жидовства: свои жрут своих.

— Не понимаю, для чего они вовлекают в свою делёжку другие народы.

— Понимаете, Данила, комплекс власти. Против него не попрёшь. А где он — там и педерастия, там и садизм.

— Для этого есть психиатрия.

— Видите ли, у них свои психотерапевтические методы. Так чтоб больше жертв, больше слёз и больше крови. Знаете, что сказал о жидах великий Джордано Бруно? — Яблоков цитирует. — Евреи являются зачумленной, прокажённой и опасной нацией, заслуживающей искоренения со дня её зарождения. Бенджамин Франклин призывал американцев изгнать жидов из страны. Ему вторили в России Пётр Первый и Екатерина Великая, а пророк Магомет называл жидов не иначе, как пожирателями людей.

Что-то из брошюр. Яблоков делает паузу, оценивая меня, и заканчивает:

— И такому народу вы служите, Даниил?

Я не понимаю, к чему он ведёт. Не понимаю его вопроса. Не понимаю, для чего я здесь вообще.

— Лев Петрович, я не служу никакому народу, кроме русского.

— Ложь, Даниил, наглая ложь! — он сжимает кулаки.

Наверное, сейчас меня сзади ударит тот здоровенный детина. Затем достанет оружие и пристрелит, как бешеную собаку.

— Не понимаю, о чём вы говорите.

— То, что я говорю, понять не мудрено, — вновь охладевает к происходящему Яблоков. — Вам знакомо имя Марк Аронович Шварцман?

Внутри меня, кажется, взрывается ледяная бомба. Каждую клетку парализует обжигающий, убийственный холод. Теперь я понимаю вычитанное в книгах выражение «похолодело внутри». Сейчас нет смысла врать, и я соглашаюсь:

— Знакомо.

— Вот видите, — Яблоков кажется удовлетворённым, — в вас есть честность русского патриота. Ну а коль вам знакомо имя, то знакомы и те зачумленные крысы, к которым вы наведываетесь в последнее время.

— Крысы? — переспрашиваю я.

— Крысы, крысы, — Яблоков начинает ходить по кругу, заложив руки за спину, — все эти сектанты.

Он говорит о секте позитивных. Я понимаю. Но откуда он знает о них? Обо мне среди них? И чего хочет?

— Странно, что вы не понимаете, для русского патриота ошиваться среди больных отбросов, психов и агентов жидомасонства особенно тлетворно, — обвиняет Яблоков. — Что вы забыли среди них?

Я молчу. Чувствую, как за спиной вырастает детина. Представляю, как выпущенная пуля пробивает мою черепную коробку, липким фонтаном разбрасывая мозг.

Яблоков продолжает допрос:

— Вы больны? У вас вирус? Нам, русским патриотам, не нужны прокажённые. Да и вы сами в таком случае себе не нужны.

— Я не болен. Среди них я… из-за любопытства и из-за денег. Я их фотограф, — выкручиваюсь я.

— Любопытной Варваре, как гласит русская пословица, нос оторвали, — изрекает Яблоков. — Так, кто вы, Даниил, выродок и служка жидов или член партии и русский герой?

— Второе.

Он насмешливо хмыкает и, остановив ходьбу по кругу, заявляет:

— Героя надо заслужить.

— И, видимо, вы знаете как?

— Безусловно, — Яблоков, замерев в патетической позе, сверлит меня взглядом. — Вы должны обезглавить шайку! Вы должны убить Шварцмана!

— Причины мне знать необязательно?

— Русская земля не должна носить на себе выродков. Чем не причина?

— Вполне себе причина.

— Я обещал вам выгодное предложение. От слов не отказываюсь. И, заметьте, ваши, хм, друзья никогда не узнают, что вы не такой, как они. Но, не убив, пеняйте на себя!

Думаю, пуля в затылок — наилучший вариант из того, что я могу получить, не выполнив задания.

— По рукам? — говорит Яблоков.

Я жму его руку.

Обратно едем молча. Приглушённо играет радио. Городской пейзаж, кажется, стал ещё более унылым. Или всё дело в моих мыслях?

Меня высаживают у того же круглосуточного бара, где и забирали.

Я заказываю водки с томатным соком, думаю и прошу принести ещё три порции.

Убить Марка Ароновича. По приказу Яблокова. Что ж, как говорил он сам, «такова вся история жидовства: свои жрут своих».

Глава двенадцатая

I

На моём диване с недавних пор появились любимые плюшевые игрушки. По фен-шую, они служат эгрегорами защищённости. И я верю в то, что каждая из них защитит меня от самого себя.

Белого медведя Потапыча купил отец, в день, когда мне удалили аденоиды. Теперь у Потапыча уродливая родинка на лбу — результат затушенной сигареты. Свинку Хаврошу мне подарили на пятилетие. Я оторвал ей ухо.

Помню, как придумывал им имена. Теперь в магазинах детские игрушки продаются уже с именами. Детям не оставляют права на фантазию.

Игрушки выглядят старыми, потрёпанными, но родными. В каждой — частичка близких. Травмы и раны этих плюшевых созданий — одно из доказательств реальности моей жизни.

Похожий на обритого хомячка, полный пастор с протестантского канала глаголет: «И узрел я тогда Господа, и Господь дал мне хорошую работу. И стали мы счастливы, ибо деньги полились на нас божественной рекой.».

Когда он говорит всё это, то забавно подпрыгивает, словно каучуковый шарик, которым мы так любили играть в детстве.

«Бог всегда рядом. Это лучший бизнес-партнёр, с которым вы заключили самый выгодный в жизни контракт.»

Мысли становятся жестокими. Отстранённо я размышляю, как убить Марка Ароновича. Он гомосексуалист, и этим нужно воспользоваться.

Однажды, в Интернете, я проходил тест «Насколько вы гетеросексуальны?». Результат: «Вы гетеросексуальны на 63 %; вы слабо выраженный бисексуал».