Олег Рой - Украденное счастье Страница 22

К счастью, обморок был кратковременным и, как ее заверили, неопасным.

– Такое иногда бывает с дамами в вашем положении, – успокоил доктор. – Старайтесь не носить тесного белья и как можно чаще бывайте на воздухе.

Весь день она не находила себе места, не зная, как сообщить такую новость Анрэ. Звонить в банк она не решилась, а он, как назло, в тот вечер очень задержался и приехал, когда большие часы в столовой уже пробили девять.

Он пришел хмурый, чем-то озабоченный, отказался от ужина – видимо, уже поел в городе с кем-то из нужных людей. Анрэ хотел сразу подняться наверх, но она его остановила.

– Дорогой, нам надо поговорить.

– Ну что еще? – недовольно пробурчал он. Не иначе, ожидал, что она сейчас снова попросит денег. Но сегодня его реакция ничуть не обижала Софи. Ее всю переполняло радостное возбуждение и предвкушение.

– Присядь, пожалуйста! Ты себя хорошо чувствуешь?

– Да нормально я себя чувствую! В чем дело? – Он уже начал раздражаться.

– Мне надо тебе кое-что сообщить… Ты только не волнуйся…

– Да что случилось, черт возьми?..

– Дорогой… Я беременна.

Что тут началось! Анрэ сначала встал, потом снова сел, обхватив руками голову, потом вскочил, схватил Софи в охапку и закружил с ней по комнате:

– Софи… Софи-и… Любимая, дорогая, обожаемая моя!

– Осторожно! – счастливо смеялась она. – Ты меня уронишь.

– Да-да, конечно. – Он бережно опустил ее, стал на колени, обнял ее ноги и зарылся лицом в юбку. – Сколько, сколько ей?

– Кому – ей? – не поняла Софи.

– Моей девочке.

– Но, Анрэ! Ребенок еще не родился, откуда ты знаешь…

– Да-да, – перебил ее Анрэ, блаженно улыбаясь. – Я помню – девять месяцев. А сколько она уже там сидит?

– Около пяти недель.

– Пять недель… Боже, какое счастье! Уже пять недель у тебя в животе моя крошка, а я ничего не знал… Постой, так что же это получается? Она родится… Сейчас-сейчас… В июле!

– Да, по моим подсчетам тоже получилась середина июля.

Анрэ вдруг взял хрустальную рюмку, стоявшую на комоде, и с размаху швырнул ее на пол.

– Ты что делаешь?! – Софи с изумлением взирала на чудачества мужа.

– Есть такой обычай в России. Надо бить посуду на счастье, чтобы оно, счастье, не отвернулось.

– Чушь какая-то!

– Ничего не чушь. В приметах заключена народная мудрость.

С этими словами он подошел к антикварной вазе, которой очень дорожил и – Софи даже охнуть не успела – с явным наслаждением обрушил на пол и ее.

С того дня Анрэ полностью переключился на ожидание дочки. Странное дело, у него не было ни малейшего сомнения в том, что родится именно дочка.

– Непременно будет девочка, это факт, – говорил Анрэ. – И не спорь со мной!

– Ну а если все-таки мальчик?.. – спрашивала Софи.

– Нет, девочка, – стоял на своем Анрэ.

– Странно. Все мужчины хотят сыновей, наследников. Представляешь, такой же, как ты: твои глаза, твой ум, твое нахальство…

– Нахальство?..

– Ну да, твое нахальство. Ты ведь бываешь такой… такой напористый, такой бесшабашный…

– Нет, мальчик мне не нужен, – решительно заявил он. – Я хочу только девочку.

– Анрэ, милый, это ж не от нас зависит… – она даже растерялась.

– Софи, я очень прошу тебя, пусть это будет дочь! Или…

– Или – что?

Ей очень хотелось бы обернуть этот становящийся неприятным разговор в шутку. Но выражение лица Анрэ не оставляло никаких сомнений в его абсолютной серьезности.

– Или мы расстанемся.

– Ты что, ненормальный? – Софи повысила голос почти до крика.

– Может быть, ты права, и я ненормальный… Но пойми ты, мне нужна, мне необходима именно девочка…

Что это с ним? Нос морщится, голос дрожит… Такое чувство, что Анрэ сейчас заплачет.

– Успокойся! – Софи торопливо обняла мужа. – Я очень постараюсь и рожу для тебя девочку.

– Маленькую такую. – На глазах Анрэ все-таки заблестели слезы. Он уткнулся лицом в ее грудь, продолжая бормотать: – Беленькую-беленькую, с золотистыми волосиками и карими глазками… Обязательно чтобы с карими глазками…

Софи гладила его по затылку, по шее, по спине… Но нежности в ее сердце не было – туда впервые заглянула ревнивая обида. Эти слезы, эти трогательные интонации относились не к ней, а к их еще не родившемуся ребенку, перед которым она уже сейчас должна была отойти на второй план…

Теперь вечерами Анрэ снова торопился домой, много времени проводил с женой, часто разговаривал с ней. Но тема у этих бесед была лишь одна – их ребенок, которого он упорно считал девочкой. Анрэ никогда не спрашивал у жены: «Как ты, как твое здоровье?» – всегда только: «Как там она, как чувствует себя моя малышка, моя крошка, моя доченька?» Он строил грандиозные планы, часами мог рассказывать, как будет воспитывать девочку, во что одевать, чему учить, что запрещать и что разрешать. Софи эти разговоры сначала забавляли, потом начали раздражать, а к концу срока и вовсе стали выводить из себя.

Беременность протекала довольно легко, большую часть времени молодая женщина чувствовала себя неплохо и готова была вести прежний образ жизни, но муж категорически запретил ей это. «Теперь для тебя в целом мире существует только одно – материнство, – заявил он. – И ты всегда должна помнить об этом!»

Режим дня будущей мамы был расписан чуть не по минутам, и Анрэ внимательно следил за тем, чтобы график соблюдался неукоснительно. Она должна была питаться строго по часам, есть и пить все только самое свежее и полезное, причем в точно определенных количествах, совершенно независимо от того, какой у нее аппетит. Случались дни, когда Софи вообще не хотелось есть, тошно было даже смотреть на пищу, а иногда она, напротив, умирала от голода и готова была слопать целого быка – но, что бы она ни чувствовала, на столе перед ней была всегда одинаковая порция салата, или каши, или рыбы, или отварного мяса, или пресных овощей. Даже фрукты, которые выбирал для нее Анрэ, – и те, казалось, были всегда одного и того же размера. Ни оставить еду на тарелке, ни попросить добавки, ни пожелать чего-нибудь «вредного» было нельзя. Об остром, соленом, сладком – всем том, чего обычно так хочется беременным, Софи вынуждена была забыть. Ее робкие возражения тут же пресекались неопровержимым аргументом: «Ты что, хочешь вреда нашей девочке?» Разумеется, она не хотела вреда будущему ребенку и, смирившись, делала все, что говорил муж.

И это касалось не только еды. Софи была на третьем месяце, когда Анрэ вычитал где-то, что будущая мама должна как можно больше наслаждаться искусством – это якобы делает ребенка красивее и здоровее. С тех пор не проходило и нескольких дней, чтобы Анрэ не потащил ее в музей или на концерт. Смотреть картины и слушать классическую музыку (хотя сама Софи предпочитала легкую эстрадную или танцевальную) сделалось для нее чем-то вроде обязанности. Ей хотелось бы посидеть с мужем в кафе, сходить в кино, встретиться с подружкой или просто остаться дома, полежать на диване с книгой или посмотреть телевизор, но куда там! Анрэ и слышать об этом не хотел. Если не было концерта или выставки, он вел жену на прогулку в парк или на набережную. «Посмотри, Софи, какой красивый закат!», «Взгляни, как интересно играют краски на глади озера!», «А эти чудесные цветы видишь? Давай некоторое время постоим перед клумбой, ты полюбуешься ими. Пусть наша девочка порадуется!»

Софи быстро уставала от ходьбы, у нее кружилась голова и ныла поясница. Таскать растущий живот с каждым днем становилось все тяжелее, особенно в последние месяцы, когда любая поза была неудобна, ноги и руки сильно отекали и раздувались, а энергичные движения ребенка внутри приносили дискомфорт, а иногда боль. В то время ее меньше всего интересовали рапсодии Эрнеста Блоха или полотна итальянских живописцев, но Анрэ, казалось, не было никакого дела до ее желаний.

Интимные отношения между ними сразу же прекратились, хотя Софи страдала, поскольку ожидание младенца еще больше усилило и без того пылкий темперамент. Но теперь все их супружеские ласки сводились лишь к тому, что Анрэ осторожно гладил ее живот. С первых же дней он начал разговаривать с будущим ребенком, и когда тот впервые зашевелился, это вызывало бурную радость. С тех пор он то и дело прикасался к животу Софи, и движения младенца приводили его в неописуемый восторг. «Моя девочка, ты проснулась? Хочешь поразмяться? Ну давай поиграй с папочкой… Вот как пнула, вот как!.. Смотри, Софи, это ее пяточка! Надо же, ее прямо видно!»

Софи делано улыбалась в ответ, но на душе у нее было скверно. Все девять месяцев ее не покидало ощущение, что из возлюбленной, царицы души и объекта постоянного желания она превратилась для своего мужа в инкубатор…

За две недели до назначенного срока Анрэ отправил Софи в самую дорогую клинику города, под присмотр лучших врачей. Ежедневно, а то и дважды в день он приезжал навещать ее, привозил цветы, подолгу беседовал с персоналом.