Гектор Тобар - 33. В плену темноты Страница 22

– Как вы наверняка заметили, министр находится в крайне подавленном состоянии, – мрачно звучал голос диктора новостей на чилийском канале TVN.

Шоковое состояние и скорбь мгновенно распространились по всей стране: обычно министры не плачут в камеру в прямом эфире, и сейчас, глядя, как важный государственный чиновник не может сдержать слезы, миллионы его сограждан почувствовали всю трагичность ситуации.

Голборн спустился со своего импровизированного постамента и моментально оказался в гуще журналистов, которые тут же обрушили на него шквал вопросов. Министр отвечал общими фразами о том, что они «изучают ситуацию», «вырабатывают план действий», пробуют «новые методы», но кроме его голоса в микрофоны также попадал громкий женский плач. Голборн сообщил, что «краткосрочное» решение спуститься по вентиляционным шахтам не сработало, – голос его при этом звучал слабо и неуверенно. Наконец кто-то из толпы выкрикнул:

– Господин министр! Мы же не слепые – у вас все на лице написано. Скажите нам правду! Вы сможете вытащить их оттуда? Нам нужна хоть какая-то определенность! Мы уже ждем здесь целых пятьдесят часов. Пятьдесят часов!

– Для любой надежды нужно основание, – ответил Голборн. – Мы не может вселить оптимизм, когда его попросту нет.

Услышав это, один из родственников, который сам работал шахтером в Серро-Негро, закричал:

– Давид победил Голиафа! И у него не было никакого оружия, кроме простого камня!

– Вы не можете просто так сдаться! – выступила женщина из толпы. – Вы все-таки министр. Вы обязаны контролировать ситуацию!

Будучи одним из лучших выпускников Стенфорда, а затем Северо-Восточного университета, Голборн никогда не считал себя человеком для народа. До сегодняшнего момента ему не приходилось прислушиваться к мнению людей, он не принимал близко к сердцу их переживания. Министр впервые столкнулся с необходимостью служить своему народу, который, с одной стороны, хотел бы видеть в нем сильного лидера, но, с другой стороны, относился к нему с изрядной долей подозрительности.

Мария Сеговия хорошо запомнила минуты и часы, которые последовали после выступления министра. День клонился к вечеру, и вместе с остальными родственниками она смотрела, как с касками под мышкой разбредаются парни из спасательных бригад, как одна за другой уезжают пожарные машины. Мария, как и все остальные люди, внезапно почувствовала себя брошенной и одинокой перед лицом своей утраты. Вокруг нее все плакали, и она плакала тоже. Внезапно она поняла: «Стоп. Хватит. Слезами горю не поможешь». Собрав волю в кулак, она подошла к одному молодому репортеру из чилийского CNN.

– Нет, мы не можем этого допустить, – заявила она на всю страну и со смесью возмущения и боли рассказала о том, как уезжают спасатели. – Те, кто находятся там под землей, – не собаки, которых можно вот так взять и бросить! Это люди! И мы обязаны им помочь! Их непременно нужно спасти. Звоните президенту, обращайтесь к другим государствам, просите помощи у кого угодно!

Впоследствии Мария Сеговия и другие женщины, приехавшие на шахту «Сан-Хосе», часто будут чувствовать необходимость заявлять о своих правах. Полиция отогнала их от входа в шахту и силой удерживала за главными воротами. «Нам пришлось отступить, как трусливым собакам, поджавшим хвост», – вспоминала одна из них. Время шло, но новостей не было, и тогда близкие и родные попавших в беду выходили к главным воротам и начинали греметь кастрюлями и сковородами. Они были готовы на что угодно: перегородить дорогу и забаррикадировать ворота. И им приходилось предпринимать подобные меры – только так удавалось привлечь к себе внимание. Каждый раз ответом на их акции было появление карабинеров – они выстраивались в шеренгу и не позволяли членам семей прорваться на территорию шахты.

– Мы хотим знать, что с нашими мужьями! – кричали женщины.

Наконец к ним вышли представители управления шахты, среди которых Кармен Берриос, жена Луиса Урсуа, узнала Алехандро Бона, одного из владельцев. Она крикнула ему:

– Неужели у вас не было секретаря, который мог бы позвонить мне и сообщить об аварии? Вместо этого я узнаю все из новостей по радио!

Тот лишь замялся и скрылся из виду.

Очень быстро Мария Сеговия поняла, что самое важное, что она может сейчас предпринять ради брата, – это просто быть здесь, рядом с шахтой.

– Мы останемся здесь жить, – сказала она, обращаясь к остальным женщинам, матерям, женам и дочерям пропавших шахтеров. – Мы останемся здесь до самого конца, каким бы он не был. Hasta lasúltimas consecuencias.

Мария разбила палатку ближе всех к воротам, и очень быстро вырос целый палаточный городок, который вскоре окрестили «Кампо Эсперанса», или Лагерь Надежды. Со всех концов Чили, и не только, сюда стали привозить гуманитарную помощь различные организации, да и просто добросердечные люди. Они несли в эту голую пустыню дрова для костров, рулоны брезента и продовольствие. Местное руководство из Копьяпо прислало сюда дополнительные палатки. Соорудили небольшую часовню, а чуть позже – даже организовали школу для детей, приехавших сюда вместе с родителями.

Мария Сеговия – не единственная, кто руководил этим процессом, и не единственная, кто принял волевое решение оставаться. Но она оказалась чуть ли не ближе всех к воротам, и поэтому к ней чаще всего обращались с вопросами. Если, к примеру, приезжал грузовик с дровами, то водитель первым делом обращался к ней и спрашивал, где разгружать машину. Она показывала, где сложить дрова, заверив благотворителя, что все будет распределено справедливо. Государственные служащие, посещавшие шахту, чтобы поговорить с родственниками рабочих, первым делом встречались с ней, и чиновников не могла не тронуть ее уверенность в себе, ее нежная привязанность к брату и стремление защитить достоинство людей, замурованных там, глубоко под землей. Очень скоро эта женщина, продававшая мороженое и пирожки на пляже, завязала личное знакомство с некоторыми из наиболее влиятельных людей Чили. «Прошу вас, не забывайте о моем брате, – говорила она каждый раз при встрече с ними. – Не дайте тем, кто там находится, умереть, не увидев дневного света». Сообщество родственников и спасателей, приехавших на шахту «Сан-Хосе», росло, и Мария все чаще становилась выразителем их общего мнения. Поэтому вскоре ей дали прозвище Ла Алькальдеса[9]. Так Мария Сеговия стала «мэром» лагеря «Эсперанса».

Все эти события, разумеется, происходили не за день. Но буквально через день после того, как родные шахтеров впервые вышли с кастрюлями и сковородами к главным воротам, и после того, как в прямом эфире пустил слезу министр горнодобывающей промышленности, случилось одно важное событие. К большому удивлению родственников шахтеров, в один прекрасный день к воротам шахты «Сан-Хосе» подъехала какая-то странная машина, которой они никогда не видели.

Глава 6. «Все мы грешны перед Господом»

В шести сотнях метров под кострами лагеря «Эсперанса» среди руин туннелей «Сан-Хосе» Виктор Замора вместе с несколькими товарищами отправился в небольшую экспедицию по Пандусу, для того чтобы найти свои выбитые зубы. Исследуя каменистый пол с помощью фонарей, они невольно задумывались, что будут делать в кромешной темноте, когда сядут аккумуляторы. Перед началом смены все заряжали фонари, но уже сейчас некоторые успели заметить, что лампы понемногу тускнеют. Они надеялись, что выбитые зубы Виктора засверкают под лучами, как жемчуг, если, конечно, они искали в правильном месте. Однако их поиски не увенчались успехом.

Чуть выше по Пандусу на пикапе начальника смены по направлению к каменной стене, заблокировавшей туннель, ехали Луис Урсуа, Флоренсио Авалос, а также механики Хуан Карлос Агилар и Рауль Бустос в сопровождении еще нескольких шахтеров. Они надеялись услышать хоть какой-нибудь звук, свидетельствующий, что к ним пытаются пробраться спасатели. В темноте каждый шорох и вообще все, что ощущает человек, гораздо острее, чем в нормальных условиях. Легкое дуновение ощущается почти как ветер, а дыхание рядом стоящего человека кажется шорохом, который издает невидимый зверь или машина. И не было ни единого звука, который говорил бы, что помощь близко.

Несмотря на то что Урсуа публично снял с себя полномочия, которые символизировала белая защитная каска, он все еще продолжал высказывать предположения и реагировать на идеи, возникавшие в головах у наиболее активных людей, которые не хотели просто сидеть и ждать. Среди таких были Хуан Карлос Агилар, Марио Сепульведа, Алекс Вега, Рауль Бустос, Карлос Барриос и Флоренсио Авалос. Идеи обсуждались, и Урсуа вместе с Авалосом рассказывали замурованным в шахте все, что знали о ее внутреннем устройстве. Управляющие и простые рабочие на равных участвовали в этом мозговом штурме, в результате которого принималось совместное решение. Это было так не похоже на обычный рабочий уклад, но в условиях, когда никто не решался взять на себя полную ответственность, демократия, по всей видимости, была самым подходящим методом.