Марина Нефедова - Лесник и его нимфа Страница 22

Лита интуитивно считывала эту его тоску изгоя. За нее Фредди Крюгер был ей даже ближе, чем за музыку. Сама она не успела еще вкусить плодов выбора пути «не как все». У нее был только опыт школьного изгнанничества. Да, еще психушка. Но это были мелочи. По счастью, она еще не выясняла отношений с обществом и историей. Ей хватало того, что она постоянно выясняла отношения с собой.

***

Время было уже не такое острое, как несколько лет назад, когда с концерта могли сразу увезти в кутузку. Хотя с милицией они иногда сталкивались. По счастью, для Литы это каждый раз проходило безболезненно. Однажды они играли на какой-то старой большой даче – почему-то нагрянули менты, Федю и еще пару человек увезли, отпустили лишь на следующий день. Лита хорошо запомнила, как Крюгер, когда только появились люди в сером, сказал Кларнетисту: «Ребенка только им не отдавайте».

Ребенком он называл Литу. Обижаться на него за это было бесполезно.

***

Иногда она ночевала в каких-то странных квартирах, или у Феди, или еще у кого-то из своих новых знакомых. Но жила она только с музыкой. По поводу нее было как будто негласное табу. После одного выступления в Питере, которое перетекло в чей-то день рождения с заливанием портвейном, Лита слышала, как хозяин квартиры, разговаривая с Фредом, спросил:

– И с кем спит ваша солистка?

На что тот ответил:

– Она – эльф. Спит одна. В кроватке из цветов.

Временами ей правда начинало казаться, что она эльф.

***

Откуда у нее брался драйв – это было загадкой. Она могла превращаться в мышку, которую никто не замечал после концерта, могла сидеть в углу с книжкой во время грандиозной попойки, патологически избегала всяких знакомств. Она изменялась, только когда брала в руки гитару. Из тормоза превращалась в человека, способного довести людей до экстаза.

Когда кто-то спросил Крюгера, за что он так проникся к Лите, тот ответил:

– За интонации.

***

Бытовые и незначительные картинки той жизни почему-то вспышками застряли у нее в памяти. Например, они сидят у Фреда на кухне. Вокруг царит сигаретный дым и восхитительный бардак, который никого не напрягает. Ударник Митя, толстый и добрый, лежит на топчанчике. Митя, когда пьяный, стучит божественно. Когда трезвый, попадает мимо. Сейчас он в переходном состоянии.

Лита сидит на этом же топчанчике с ногами и читает самиздатовского «Властелина колец», которого дал ей Кларнетист.

Митя своей лохматой головой лезет ей в машинописные листы «книжки», Лита, не отрываясь от Фродо, отодвигает его голову. Митя жаждет общения.

– Сестренка, – говорит он, – вот откуда у тебя этот блюз, а? У тебя есть родственники в Африке? Нельзя просто так уметь хрипеть как черная. Откуда этот блюз, а?

Кларнетист входит в кухню с видом сомнамбулы, играя на флейте.

Митя снова лезет головой в Средиземье:

– Не читай это. Там все будет хорошо. Там все победят. А тут всем плохо… А вот откуда у тебя этот термоядерный блюз, а?

– Митя, отстань от ребенка, – говорит Крюгер, который сидит тут же, со взглядом шамана перебирая аккорды на гитаре.

Кларнетист, продолжая играть, выходит из кухни.

– Это термоядерный ребенок, – говорит Митя, с блаженной улыбкой глядя в потолок. – Сестренка, где ты хранишь эту свою энергетику, а?

– Все там же, – отвечает Лита, не отрываясь от книги.

Митя хохочет. Крюгер загадочно улыбается. Лита наконец поднимает голову и смотрит на них удивленно. Похоже, каждый из них имеет в виду что-то свое.

***

Однажды Кларнетисту на неделю кто-то одолжил синтезатор. Лита всю неделю не отходила от этой штуки. Спала рядом с ним. После этого даже Кларнетист вынужден был признать, что она сумасшедшая.

Когда они первый раз увиделись у Крюгера, Кларнетист смотрел на нее, как смотрят на насекомое в чае (Лита так тогда подумала). Когда Лита открыла рот и спела, то заслужила от него одно слово: «Круто». Это была высшая похвала.

Кларнетист учился в консерватории и мог играть, кажется, на всем, во что можно было дуть. При этом он был из семьи с папой-дипломатом и в детстве жил с родителями за границей. Он любил про это рассказывать, Лита любила про это слушать. Она ведь умела слушать. Непонятно, на чем они больше сошлись – на музыке или на этих рассказах.

Вообще, когда она разговаривала с Кларнетистом, ей приходили в голову всякие интересные мысли. Например, если она испытывает восторг и приступы полноты бытия – значит, это должно быть где-то изначально? Должен быть первоисточник?

***

В феврале Лита крестилась. Креститься она поехала с Манькой за компанию. Манька к тому моменту уже успокоилась по поводу своей беременности, повеселела и ходила животом вперед.

За два дня до крещения Лите приснился сон – церковь, и в ней сделан эскалатор, обычный длинный эскалатор, как в метро. Она одна ехала вверх. А навстречу ей ехало много людей. Лита знала, что все они ехали с крещения – у них были какие-то удивительные лица. Они все ехали вниз, а она одна на пустом эскалаторе – вверх.

***

Они приехали к храму на час раньше – Лита как всегда все перепутала. Манька, несмотря на свое почтенное состояние, совершенно не изменилась. Она забралась с ногами на лавочку в скверике перед храмом, потому что само сиденье было мокрым, и достала из сумки роман про любовь.

– У меня тут очень клево, – сказала она, уткнувшись в книгу.

Интересно, Маньке не хватало любви в обычной жизни, чтобы так вбиваться в роман?

Лита молча сидела рядом и разглядывала  деревья.

Но во время крещения Манечка была очень серьезной, не присела ни разу, несмотря на седьмой месяц, и в конце даже заплакала.

Священник, который их крестил, уже после вдруг грустно сказал, глядя на Манькин живот:

- А у меня дочка – ваша ровесница. Уехала вот с каким-то художником…

И вздохнул. Лита не удержалась, вздохнула вместе с ним.

После крещения она ехала в метро на эскалаторе и чувствовала – через куртку – запах мира, которым ее мазали.

Потом проводила Маньку и поехала одна на ту крышу, где они последний раз были с Лесником.

Внизу было уже почти темно, но когда она вылезла наверх – заорала от восторга. Здесь, над самым горизонтом, над домами и всеми обитателями серого города сияла огромная розовая полоса. Лита стояла на крыше, как на башне Бальмонта, и смотрела на этот след от солнца.

Первый раз в жизни у нее было ощущение, что ее домик расширился до неба. До всего мира.

***

В начале марта Лита познакомилась с Фединым сыном. Фединой жене нужно было лечь

в больницу, и на четыре дня она оставила ребенка у папы.

Лита заехала к Крюгеру за какой-то ерундой – а там оказался Егорка. Он первый стал ей что-то рассказывать, Лите оставалось только к нему проникнуться.

Ему было почти пять лет – то есть столько же, сколько племяннику Лесника. Лита вдруг вспомнила, как Лесник сказал про племянника – «как будто младенец Христос у нас поселился».

В общем, четыре дня она гуляла с ребенком в парке, читала ему, играла в прятки и даже что-то готовила – кашу, например, варила первый раз в жизни. Домой она уезжала только ночевать. Фредди, похоже, был ей благодарен. Сам он как-то участвовал в жизни своего сына, но без энтузиазма.

На четвертый день, когда Лита вернулась с Егоркой из парка – они ввалились в квартиру все в снегу, – к ним в прихожую вышла женщина.

– Мама! – заорал Егорка.

Лита тогда в первый раз увидела бывшую Федину жену. Она была очень худая и очень красивая. Обняла заснеженного сына.

– Ну что, едем домой? – спросила она.

– Давай Литу возьмем? – попросил Егорка.

Лита и Федина жена рассмеялись.

Потом Федина жена стала собирать Егоркины вещи. Лита молча на все это смотрела.

– А где Фред-то? – наконец спросила она.

– Не знаю, – ответила его жена. – Как он вообще?

Что Лита могла на это сказать?

– По-разному.

– А ты – Лита? – вдруг спросила Федина жена. – Про тебя все говорят.

– Да? – тупо спросила Лита. – Кто – все?

Федина жена не ответила. Продолжала собирать вещи. Потом как-то странно посмотрела на Литу. Хотела что-то сказать. Но почему-то не стала. Хотя было же очевидно, что Лита вне этой череды Фединых девиц. И Лите показалось, что эта женщина все еще любит его. Или не его уже, а то пространство, которое он создавал вокруг себя.

Конечно, быть Фединой женой невозможно.

А Егорка перед уходом вдруг крепко обнял Литу и сказал: «Люблю тебя…» Это было первое в жизни признание в любви, которое Лита услышала.

***

Все у них получалось из какофонии, бардака и творческого безумия. На одном из первых выступлений в каком-то приличном месте вроде ДК они так разошлись, что сломали стойку от микрофона.

Тогда у них был еще блаженный акустический состав. Лита, открыв рот, слушала, как звучат вместе баян и виолончель. Крюгер умел соединять несоединимое.