Дж. Морингер - Нежный бар Страница 22

— Это, должно быть, вымзик с мырлым шрапсом. — Он пожал мне руку, улыбаясь и весь превращаясь в улыбку, несмотря на сухие губы и картонные зубы.

— Чаз, — сказал он, — я не позволю ему… Это я вам говорю, твою мать, мать твою, хо-хо-хо.

Я посмотрел на дядю Чарли, ища помощи, но тот рассмеялся и заверил Твою Мать, что все именно так, как он говорит.

Твою Мать повернулся ко мне и спросил:

— Какая самая стушная вещь, которую ты и твой добаный дюдя делили в тыкой погорявый мерный стып?

Мое сердце забилось чаще.

— Даже не знаю.

Твою Мать рассмеялся и потрепал меня по голове.

— Да брось ты барвыняться, тобик мыж!

Дядя Чарли налил себе выпить, а мне дал «Рой Роджерс»[32] и попросил занять себя чем-нибудь, пока они с ребятами поговорят по телефону. Я запрыгнул на барную табуретку и стал медленно вращаться, запоминая каждую деталь интерьера бара. На деревянных перекладинах под потолком висели сотни коктейльных бокалов, которые отражали свет, как большой подсвечник. На сорокафутовой полке за стойкой были расставлены в огромном количестве бутылки с алкоголем всех цветов радуги, которые тоже отражались в бокалах наверху. Создавалось впечатление, что находишься внутри калейдоскопа. Я провел рукой по поверхности стойки. Прочное дубовое покрытие. В три дюйма толщиной. Я слышал, как один из мужчин сказал, что дерево недавно покрыли несколькими слоями лака. Поверхность была рыжевато-коричневой, как львиная шкура. Я осторожно погладил ее. Я восхищался дощатым полом, до гладкости отполированным миллионами шагов. Изучал свое отражение в старомодных серебряных кассах, как будто купленных в сельской лавке в прерии. С тем же яростным исступлением, которое я обычно испытывал, представляя себя Томом Сивером, я теперь представлял себя самым популярным мужчиной в «Диккенсе». Народу в баре было не протолкнуться. Поздний вечер. Я рассказывал что-то, и все меня слушали. «Всем замолчать — пацан говорит!» Я удерживал их внимание одним только своим голосом, своим рассказом. Жаль, что я не знал ни одной стоящей истории. «Интересно, — думал я, — как бы бабушка справилась в „Диккенсе“?»

Задняя стена бара состояла из больших панелей цветного стекла. Рядом со мной появился Бобо и сказал, что мне не стоит слишком внимательно к ним приглядываться.

— Почему? — поинтересовался я.

— Ты заметил в них что-нибудь особенное? — спросил он, закидывая в рот вишенку.

Подавшись вперед, я прищурился. Но ничего не замечал.

— Эти панели разрисовала Чокнутая Джейн, — сказал Бобо. — Подружка Стива. Видишь что-нибудь на этом рисунке?

Я внимательнее посмотрел на панель слева. Неужели это… это?

— Пенис, — кивнул Бобо. — Угадал. А значит, на второй панели…

Я не знал, как это должно выглядеть, но если рассуждать логически, то это могла быть только одна вещь.

— Это женская?..

— Да.

Смущенный, я спросил, что в задней комнате.

— Там проводят разные праздники, — ответил Бобо. — Мальчишники, семейные торжества, встречи выпускников, корпоративные вечеринки, ужины с пиццей после игр Малой лиги. И еще рыбьи бои.

— Рыбьи бои?

— Рыбьи бои, — подтвердил подошедший Кольт.

Бармены, сказал Кольт, часто запускают двух сиамских рыбок в банку с водой и делают ставки на исход боя.

— Но рыбки, — произнес Кольт с нескрываемой печалью в голосе, — часто устают, и мы объявляем ничью.

Из подвала появился дядя Чарли и включил стерео.

— А, — заметил Бобо, — «Летний ветер».

— Замечательная песня. — Дядя Чарли сделал звук погромче. — Люблю Синатру. Вот это голос!

Он не заметил ошеломленного выражения моего лица.

Вскоре нам с дядей Чарли пришло время уходить. Я старался сдержать слезы, зная, что дядя вернется в бар, а я в гнетущей атмосфере буду есть несъедобный ужин с бабушкой и дедушкой.

— Нам было очень приятно, что ты съездил с нами на пляж, — сказал Джо Ди. — Тебе нужно еще раз прийти, пацан.

Тебенужноещеразприйтипацан.

— Я приду, — пообещал я, пока дядя Чарли вел меня к задней двери. — Я приду.

В то лето я каждый день ездил на пляж, если позволяла погода и у ребят не было похмелья. Открыв глаза поутру, я первым делом смотрел на небо, потом спрашивал бабушку, во сколько дядя Чарли пришел домой из «Диккенса». Ясное небо и раннее возвращение дяди Чарли означали, что к полудню мы с Джо Ди будем заниматься бодисерфингом. Облака или поздний приход дяди приводили к тому, что я весь день читал «Минутные биографии» на «двухсотлетием» диване.

Чем больше времени я проводил с дядей Чарли, тем больше я говорил, как он, ходил, как он, копировал его манеры. Я опирался на локти, когда жевал. Еще я разыскивал его и пытался вызвать на разговор. Думал, это будет легко. Раз мы вместе проводим время в Джилго, мы друзья, правда? Но дядя Чарли был сыном своего отца.

Как-то раз я заметил, что он в одиночестве сидит за обеденным столом и ест бифштекс на косточке. Я подсел к нему.

— Жаль, что дождь идет, — сказал я.

Чарли подскочил и прижал руку к сердцу.

— Господи Иисусе! — воскликнул он. — Ты откуда?

— Из Аризоны. Ха!

Он покачал головой и опять уткнулся в газету.

— Очень жаль, что дождь идет, — повторил я снова.

— А мне нравится, — заметил дядя, не отрываясь от газеты. — Соответствует моему настроению.

Я нервно потер ладони.

— Бобо сегодня будет в «Диккенсе»? — спросил я.

— Неверно, — продолжая смотреть в газету, ответил дядя. — Бобо в черном списке.

— Что Бобо делает в баре?

— Готовит.

— Уилбер там будет?

— Уилбер в поезде.

— Мне нравится Уилбер.

Нет ответа.

— А Кольт там будет?

— Неверно. Кольт идет на матч «Янкиз».

Пауза.

— Кольт смешной, — сказал я.

— Да, — торжественно подтвердил дядя Чарли, — Кольт смешной.

— Дядя Чарли, можно я посмотрю следующее дерби на разрушение на Пландом-роуд?

— На Пландом-роуд каждый вечер дерби. Весь чертов город находится под воздействием алкоголя. Не возражаешь, если я скажу «под воздействием»?

Я помолчал, пытаясь подобрать удачный ответ. Прошла целая минута, прежде чем я выдавил из себя:

— Нет.

Чарли оторвался от газеты и посмотрел на меня:

— Что?

— Не возражаю, если ты скажешь «под воздействием алкоголя».

— О. — Он снова уткнулся в газету.

— Дядя Чарли, почему Стив назвал бар «Диккенс»?

— Потому что Диккенс — великий писатель. Стив, должно быть, любит писателей.

— Что в нем такого великого?

— Он писал о людях.

— Но ведь все пишут о людях!

— Диккенс писал об эксцентричных людях.

— Что такое «эксцентричный»?

— Уникальный. Единственный в своем роде.

— Разве не все люди уникальны?

— Господи, парень, нет! В этом-то, черт возьми, и заключается проблема.

Он снова поднял глаза. Посмотрел на меня пристально.

— Сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

— Ты задаешь слишком много вопросов для одиннадцатилетнего мальчика.

— Мой учитель говорит, что я как Джо Фрайдей.[33] Ха.

— Хм.

— Дядя Чарли!

— Да-а?

— Кто такой Джо Фрайдей?

— Полицейский.

Долгая пауза.

— Одиннадцать, — произнес дядя Чарли. — Да, замечательный возраст. — Он налил кетчуп на кость с мясом. — Оставайся в нем навсегда. Что бы ты ни делал, оставайся одиннадцатилетним. Не взрослей. Сечешь?

— Секу.

Если бы дядя Чарли попросил меня принести ему что-нибудь с Луны, я бы это сделал, без вопросов, но каким образом я должен был оставаться одиннадцатилетним? Я снова потер ладони.

— «Метс» сегодня выиграют? — спросил он, просматривая список своих ставок.

— Кусман на подаче, — подсказал я.

— Ну и что?

— Ставь на Куса — останешься с носом.

Чарли перестал жевать и уставился на меня:

— Ты все на ус наматываешь, да?

Проглотив, он сложил газету пополам и встал из-за стола, не спуская с меня глаз. Потом прошел по коридору в спальню. Я успел выпить пиво из его стакана перед тем, как вошла бабушка.

— Как насчет кусочка пирога? — предложила она.

— Неверно. Печенье. Сечешь?

У нее отвисла челюсть.

Если у дяди Чарли было слишком тяжелое похмелье, бабушка не говорила, что у него похмелье. Она говорила, что он переел картофельных чипсов в баре и у него болит живот. Правда, как-то утром она даже не стала утруждать себя историей про чипсы, потому что дядя Чарли был совсем плох и запах виски из спальни перешибал все. Я качался в гамаке на заднем дворе и скучал.

— Что это качается, пацан?

Я сел. В проходе возле дома стоял Бобо, рядом с ним Уилбер. Они пришли «спасти меня», заявил Бобо.