Филип Дик - Мэри и великан Страница 22

Застелив постель, она разгладила покрывало и рухнула на кровать. Скинула мокасины, вытянулась, закрыла глаза. Тишина и покой. Иди ты к черту, Карлтон Туини, снова подумала она. Пол прав: ты придурок. Огромный ухмыляющийся придурок. Но, думалось ей, это не все. Совсем не все. Да, папочка, думала она, ты мог бы обращаться со мной и получше, но, черт побери, когда и кто со мной церемонился?

Она зашла в тупик. Верить в Туини больше не получалось. Она не могла дальше обманывать себя; он не был тем, кем она хотела его видеть — большим, добрым мужчиной, на которого можно положиться. Из-за него на нее снова обрушились и старые страхи, и прежнее одиночество.

Размышляя об этом, она заснула.

В два пополудни на лестнице послышались голоса; спустя минуту дверь отворилась и вошел Карлтон Туини в обнимку с Бет.

— Боже правый, — сказала Бет, наморщив носик, — откуда столько пыли? — Она застыла возле кипы грязного белья. — Что тут происходит?

— Кто-то здесь был, — проворчал Туини и, отойдя от нее, заглянул в гостиную. — Это, наверное, Мэри Энн, она часто заходит.

— У нее что, и ключ есть?

— Да. Она приходит и убирает у меня. Ей это нравится. — Туини подошел к спальне и застыл. — Разрази меня гром!

— Что такое? — Бет подошла и заглянула ему через плечо.

На кровати спала Мэри Энн. Лоб ее был нахмурен, лицо недовольно. Бет и Туини, остолбенев, стояли в дверях.

И тут Туини начал тихонько хихикать. Хихикал он высоким фальцетом, сверкая широкой ухмылкой. Смех заразил и Бет — она низко, отрывисто зафыркала.

— Бедная мисс Мэри Энн, — прошептал Туини, стараясь не смеяться в голос.

Но сдержаться не получилось. Его лицо судорожно перекосилось, и они с Бет принялись повизгивать и ловить воздух в промежутках между взрывами хохота. Мэри Энн шевельнулась на кровати; веки ее затрепетали.

— Бедная мисс Мэри Энн, — повторял Туини, захлебываясь от смеха.

Так они и стояли, покачиваясь взад-вперед, пока дверь не распахнулась и в квартиру не вломился Дэниэль Кумбс.

Узнав его, Туини встал между ним и Бет, тот же поднял пистолет и почти не глядя выстрелил. Мэри Энн проснулась от шума; приподнявшись, она увидела, как Кумбс бежит от двери к спальне, нацеливаясь на Туини и Бет.

— Сейчас я буду тебя убивать, ниггер! — крикнул Кумбс, пытаясь выстрелить снова.

Он наступил на пачку журналов и поскользнулся. Туини, выпихнув Бет из коридора, схватил его за горло. Кумбс тщетно старался высвободиться, яростно размахивая руками. Туини хладнокровно потащил его на кухню.

— Туини! — завопила Мэри Энн. — Не надо!

И вот они с Бет уже повисли на нем. Туини, не обращая на них внимания, продолжал волочь свою добычу. Лица Кумбса не было видно за полами его пиджака; он беспомощно скреб ногами по полу, пока Туини не шарахнул его о кухонный стол, с которого упали солонка и сахарница, и не припер к раковине.

— Ради Христа, — молила Мэри Энн, колотя Туини по голеням.

Бет впилась ему в лицо своими длинными красными ногтями.

— Не делай этого, Туини! Тебя упекут на всю оставшуюся жизнь; тебя вздернут на виселицу, потом линчуют, обольют бензином, сожгут и будут плевать в огонь, плевать на твой труп. Туини, да послушай же меня!

Удерживая Кумбса одной рукой, Туини рывком открыл ящичек под мойкой и стал шарить среди столовых приборов, пока не нашел ледоруб. Тут Кумбсу удалось высвободиться — он метнулся к двери, вылетел в коридор и, оглушительно топоча, помчался вниз по деревянной лестнице.

Вдруг он пронзительно, по-овечьи взвизгнул; послышался треск старого дерева. А затем раздалось тихое «плюх», будто вдалеке опорожнило желудок какое-то огромное животное.

— Упал, — прошептала Бет, — мой муж.

Мэри Энн рванула к двери. Перила были на месте, но внизу лестницы лежал Дэниэл Кумбс. Перепрыгивая через ступеньки, он споткнулся и потерял равновесие.

Выскочила Бет.

— Он мертв?

— Я-то откуда знаю? — холодно ответила Мэри Энн.

Отпихнув ее в сторону, Бет проворно спустилась к своему мужу. Мэри Энн посмотрела еще секунду и вернулась в квартиру. Туини все еще сидел на кухне; выходя оттуда, он расправил рубашку и одернул галстук. Он был выбит из колеи, но не выглядел встревоженным.

— А копы-то, — сказал он, — ох как будут недовольны.

— Хочешь, чтоб я им позвонила?

— Да, пожалуй.

Она взяла телефон и набрала номер. Закончив, она повесила трубку и посмотрела ему в глаза.

— Ты хотел его убить.

Для нее это было последней каплей.

Туини промолчал.

— Твое счастье, что он вырвался, — сказала она безразлично, — теперь тебе не о чем беспокоиться.

— Хочется верить, — согласился Туини.

Мэри Энн присела.

— Приложи что-нибудь себе к лицу.

Скула — там, где они с Бет вцепились в него — кровоточила.

— Что ты сделал с ледорубом?

— Положил обратно в ящик, естественно.

— Ступай вниз и убедись, что она не станет об этом болтать. Торопись, пока они не приехали.

Она уже слышала вой сирен.

Туини послушно двинулся к двери. А Мэри Энн осталась сидеть, потирая ступню, которую подвернула, когда повисла на Туини, а он поволок ее. Через некоторое время она встала и пошла в спальню. Там она переоделась в юбку и блузку и уже вставала на каблуки, когда приехала полиция.

Когда она спускалась по лестнице, первый полицейский — она запомнила его с прошлой ночи — внимательно посмотрел на нее.

— Вас я не помню, — сказал он.

Мэри Энн ничего не ответила. Она остановилась, чтобы взглянуть на труп Кумбса, и где-то на краю ее сознания мелькнула мысль о том, что на работу попасть сегодня уже не удастся.

13

Однажды утром в начале декабря Джозеф Шиллинг стоял и рассматривал свою уличную витрину. Солнце ярко светило, и он хмурился, представляя, как деформируются пластинки в конвертах. Потом он вспомнил, что конверты пусты — прежде чем выставить их на витрину, он сам вынул все диски. Довольный, он отпер дверь и зашел в магазин.

На прилавке громоздились кипы пластинок. Оставив их пока без внимания, он взял из стенного шкафа швабру и принялся расчищать сор, скопившийся возле двери за ночь. Закончив, зашел обратно и включил в сеть акустическую Hi-Fi систему, установленную над дверью. Выбрал из груды пластинок на прилавке и поставил на проигрыватель «Музыку на воде» Генделя.

Когда он снова вышел, чтобы развернуть тент, за его плечом возникла Мэри Энн Рейнольдс.

— Я думала, вы открываетесь в восемь. Я уже полчаса здесь сижу, — сказала она, указывая на «Синего ягненка».

— Я открываю в девять, — сказал Шиллинг, аккуратно раскручивая тент, — или вроде того. На самом деле у меня нет четкого расписания. Иногда, в дождливые дни, не открываю и до полудня.

— Кого вы наняли?

— Никого, — ответил Шиллинг.

— Никого? Всю работу один делаете?

— Иногда ко мне заходит помочь старая подруга. Учительница музыки.

— Вы имеете в виду Бет Кумбс.

— Да.

— Вы слышали, что случилось с ее мужем?

— Да.

— Вы меня помните?

— Конечно, помню, — он был тронут до глубины души и с трудом подбирал слова, — я время от времени вспоминал вас и гадал, что же из вас вышло. Вы девушка, которая приходила наниматься на работу.

— А можно я зайду и присяду? — спросила Мэри Энн. — У меня от этих каблуков ноги болят.

Шиллинг зашел в магазин следом за ней.

— Извините за беспорядок… не было времени прибраться.

Оркестр громыхнул, и он нагнулся, чтобы убавить звук.

— Вы знаете миссис Кумбс? — Он старался говорить непринужденно, чтобы эта беспокойная и зажатая девушка немного расслабилась. — А где вы с ней познакомились?

— В баре. — Мэри Энн уселась на подоконник и скинула туфли. — Вижу, вы убрали несколько будок для прослушивания.

— Мне не хватает места.

Девушка посмотрела на него прямо и внимательно.

— А хватит вам трех будок? А что, если посетителей будет толпа?

— Да вот все жду, чтобы проверить, — откровенно признался он.

— Вы вообще прибыль получаете? — Она массировала ступню. — Может, вам и нанимать-то никого не надо.

— Сейчас я готовлюсь к Рождеству. Если повезет, магазин, возможно, еще оживет.

— А что случилось с этим — как бишь его? — с тем певцом? Карьера заладилась?

— У Чада? Не совсем. Мы послали записи в Лос-Анджелес, но никто пока не откликнулся.

Девушка задумалась.

— Полу Нитцу он понравился. А мне показался дурачком каким-то. — Она пожала плечами. — Ладно, неважно.

Шиллинг стал раскладывать пластинки на прилавке, и какое-то время оба молчали.

Она сидела на подоконнике, как будто все-таки устроилась к нему на работу, как будто не развернулась и не выбежала тогда из магазина. В тот день он допустил грубую ошибку. Она ему понравилась, и он ее вспугнул. На этот раз он будет осторожней; теперь — надеялся он — все пойдет как надо.