Розамунда Пилчер - Штормовой день Страница 22

— Она была очень веселая, влюбчивая и очень красивая, — сказала я.

Андреа приняла это к сведению.

— Где вы живете?

— В Лондоне. У меня там маленькая квартирка.

— Одна живете или с кем-то?

— Одна.

— Ходите на вечеринки и всякое такое?

— Хожу, когда приглашают и когда хочется.

— Вы работаете? У вас есть работа?

— Работаю. В книжном магазине.

— Господи, ну и скучища!

— Мне нравится.

— А с Джоссом вы как познакомились?

Вот, наконец, подумала я, мы и подошли к делу.

— Познакомилась с ним в Лондоне, когда он чинил мне кресло.

— Вам он нравится?

— Я не так хорошо его знаю, чтобы он мог мне не нравиться.

— Элиот его ненавидит. И тетя Молли тоже.

— За что?

— Потому что им не нравится, что он вечно торчит в доме. И они обращаются с ним так, словно он должен говорить им «сэр» и «мадам», ну а он, конечно, так не считает. И он болтает с Гренвилом и развлекает его. Я слышала их разговор.

Я представила себе, как она крадется к закрытой двери и подслушивает у замочной скважины.

— Очень мило, что он развлекает старика.

— У него с Элиотом однажды был ужасный скандал. Из-за какой-то машины, которую Элиот продал приятелю Джосса. Джосс сказал, что она негодная, а Элиот назвал его наглым выродком, сующим нос не в свое дело.

— Ты и это слышала?

— Как было не услышать. Я зашла в уборную, окно было открыто, а они стояли перед домом на дорожке.

— Ты давно гостишь в Боскарве? — спросила я. Мне было интересно узнать, сколько времени ей потребовалось, чтобы выволочь из семейного шкафа все эти скелеты.

— Две недели. А кажется, что уже полгода прошло.

— А я думала, что ты здесь хорошо проводишь время.

— Что я, ребенок, что ли? Чем мне здесь заниматься? Куличики печь на пляже?

— А в Лондоне чем ты занимаешься?

Она пнула ногой камешек со злостью ко всему корнуолльскому.

— Я училась в художественной школе, но родители не одобрили… — голос ее стал деланно сладким, — …некоторых из моих друзей. Они забрали меня из школы и отправили сюда.

— Но это же не навечно. Что ты собираешься делать, когда вернешься?

— Это уж их забота, не так ли?

Мне стало жаль этих родителей, хотя они и воспитали такую вредную девчонку.

— Я имела в виду, что ты хочешь делать.

— Да просто убраться куда-нибудь. Жить самостоятельно и как мне хочется! У моего парня, Дануса — отличный парень, — есть друг. Он завел себе гончарную мастерскую на острове Скай, так он приглашал и меня туда подмастерьем… Я была в восторге… Такая заманчивая идея… жить там в коммуне… кругом ни души. Но моя стерва-мамочка влезла своей лапищей и все изгадила!

— А где теперь Данус?

— Ну, он-то уехал на Скай.

— Он пишет тебе? Рассказывает, как там и что?

— Да, конечно. Длиннющие письма пишет. Шлет их пачками. И все уговаривает меня приехать. И я поеду туда, как только мне стукнет восемнадцать и родители будут мне не указ.

— А почему бы тебе сначала не восстановиться в художественной школе, не получить профессию… пока суд да дело?

Резким движением она повернулась ко мне.

— Знаете что? Вы говорите, как все они! Вообще, сколько вам лет? Вас послушать, так кажется, что вы уже одной ногой в могиле!

— Дикая глупость портить свою жизнь, даже не успев ее начать!

— Это моя жизнь, не ваша!

— Да уж! Никак не моя!

После того как мы столь крупно повздорили, остаток пути мы проделали молча, и первыми словами, с которыми обратилась ко мне Андреа, были:

— Вот рыбный магазин. — Она махнула рукой в сторону магазина.

— Спасибо.

Я пошла за палтусом, она же с подчеркнуто вызывающим видом осталась стоять на тротуаре. Когда я вернулась, ее на месте не было, а через секунду я увидела, как она вынырнула из соседнего канцелярского магазина, держа под мышкой купленный там глянцевый журнал под названием «Секс как он есть».

— Домой? — спросила я ее. — Или ты хочешь еще что-нибудь купить?

— Не могу я ничего покупать. У меня нет денег. Несколько пенсов, и все!

Внезапно, неизвестно почему, мне стало ее жаль.

— Хочешь, я угощу тебя кофе?

Во взгляде ее промелькнуло удовольствие, и я решила, что она с жадностью ухватится за скромное мое предложение, но вместо этого она сказала:

— Пойдем к Джоссу!

Этого я не ждала.

— Зачем нам идти к Джоссу?

— Да так просто. Я часто хожу к нему повидаться, когда бываю в городе. Он мне всегда рад и заставил пообещать, что я всегда буду заходить, когда я в городе.

— Да откуда ты знаешь, что он дома?

— Ну, в Боскарве его сегодня нет, значит, он у себя в магазине. Вы у него там не были? Там здорово, супер! Наверху у него классная берлога, прямо как из модного журнала — диван там, подушек масса, штучки всякие и камин с настоящими дровами. А ночью… — Голос ее стал мечтательным. — Там так уютно, укромно и темно, только камин горит…

Мне стоило большого труда не разинуть рот от изумления.

— Ты хочешь сказать… что ты и Джосс…

Она пожала плечами, тряхнув волосами.

— Ну, было разок-другой, никто этого не знает. Сама не понимаю, зачем это я вам проболталась. Но вы ведь им всем не расскажете, правда?

— Но разве они… разве Молли… не интересовалась, куда ты идешь?

— Я говорила ей, что иду в кино. Против кино она никогда не возражает. Ну давайте пойдем в гости к Джоссу!

Но после такого открытия меня довольно трудно было заманить в гости к Джоссу, даже близко к его магазину мне не хотелось приближаться.

Я сказала:

— Но Джосс сейчас работает, ему не понравится, если мы его отвлечем. А потом, и времени нет, пора домой. Да и не хочу я к нему идти.

— Если, как вы говорили, есть время для кофе, то почему его нет для Джосса?

— Андреа, я уже сказала тебе, что идти туда я не хочу.

На лице ее заиграла улыбка.

— Я думала, Джосс вам нравится.

— Это к делу не относится. Ему будет неприятно, если мы станем вечно болтаться у него под ногами.

— Вы имеете в виду меня?

— Я сказала: «мы». — Я начинала терять терпение.

— Он всегда рад меня видеть. Я это точно знаю.

— Да, я в этом уверена, — мягко сказала я, — но нам пора в Боскарву.

Я напомнила себе, что невзлюбила Джосса с самого начала. Несмотря на его внимание и очевидное дружелюбие, он вызывал во мне какое-то странное беспокойство, словно кто-то крался у меня за спиной. Вчера я начала забывать свою первоначальную к нему неприязнь, он даже показался мне милым, но после откровенностей Андреа было легче легкого, подхлестнув, возродить прежнее к нему недоверие. Уж слишком он хорош собой, слишком обаятелен. Может быть, Андреа и лгунья, но уж никак не дура. Как лихо, с какой удивительной точностью и проницательностью охарактеризовала она своих домашних, и если в ее словах насчет Джосса была хоть доля правды, то увольте меня от него!

Будь наше знакомство с ним поосновательнее, симпатизируй я ему больше, я отвела бы его в сторону и выпытала все как есть. Но он мне безразличен. И потом, мне есть над чем поразмышлять и кроме него.

В тот день Гренвил к обеду не вышел.

— Он устал, — сказала мне Молли. — Хочет полежать. Может быть, к ужину он отдохнет и присоединится к нам. А пока Петтифер отнесет ему обед на подносе.

Итак, обедали мы втроем. Молли переоделась в изящное шерстяное платье, украшенное двойной ниткой жемчуга. Она объяснила, что собирается к друзьям в Фоберн поиграть в бридж. Она надеется, что я найду, чем себя занять.

Я сказала, что разумеется и что все в порядке. Мы улыбались друг другу через стол, а я все думала, неужели действительно она сказала Андреа, что моя мать — гулящая, или это сама Андреа так истолковала какое-то ее туманное и полное намеков высказывание о моей матери. Я надеялась, что правда — второе, но все же нехорошо, что Молли посчитала нужным обсуждать Лайзу с Андреа. Сейчас мамы нет, а была она такой очаровательной, такой занятной. Почему бы не позволить ей такой всем и запомниться?

Пока мы сидели за столом, погода снаружи переменилась. Поднявшийся западный ветер с огромной скоростью нагнал тучи, голубое небо заволокло серым, солнце скрылось, а потом начался дождь. На бридж Молли уезжала на своей малолитражке, когда дождь уже лил. Уходя, она пообещала быть дома к шести. Андреа, возможно, утомленная утренними физическими усилиями, а скорее, изнывая от скуки в моем обществе, удалилась к себе в комнату с новым своим журналом. Оставшись в одиночестве, я стояла у лестницы, размышляя, чем бы себя занять. Тишину пасмурного дня нарушало лишь тиканье дедовых часов и негромкие хлопотливые звуки, шедшие из кухни и производимые, как это выяснилось после моего расследования, Петтифером: сидя за деревянным столом в буфетной, он чистил серебро.