Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам! Страница 22

Профессор услышал, что кто-то продвигает авторскую методику лечения астмы. Была такая реклама в газете, тут же расшумелся:

– Какая такая авторская методика? Да в нормальной стране за такое просто засудят! Ты попробуй страховой компании это докажи!

Существуют книги со стандартами лечения. Чего тут думать – все уже давно придумано. Ничего не нужно обсуждать! Все и так ясно!

Американцы уже все доказали!

Возможно, он был прав. Консерватизм в медицине является положительной вещью – врачи очень осторожно используют какие-то сверхновые методы лечения, осторожничают, хотят накопления опыта.

Нередко сверхобещания от каких-то новых препаратов или методик вовсе не оправдываются, но и новые полезные вещи очень долго внедряются в медицину, а потом в свою очередь начинают тормозить внедрение еще более новых и прогрессивных методов. Иногда появление нового лекарственного средства радикально меняет целые разделы медицины.

Так один врач писал диссертацию о каком-то оригинальном методе лечения, и вдруг появился новый препарат, который сделал это его придуманное лечение совершенно бессмысленным. Но диссертация все равно прошла: человек все-таки работал, старался, писал, повышал квалификацию. А то, что она устарела… Так и все когда-то устаревает.

Конечно, идеально, когда каждому человеку может быть назначено индивидуальное только ему предназначенное лечение, поскольку люди все разные. Разные дозы, разные препараты и разные сочетания. Не исключено, что в перспективе будет создана компьютерная программа, куда будут закладываются многие и многие параметры и она должна вычислять и готовит необходимое лекарство конкретно для именно этого человека. Оно уже может не подойти для другого. В наиболее тщательно проведенных исследованиях лекарство никогда не работает на 100%, и даже на девяносто не работает, в лучшем случае разве что на восемьдесят. И всегда имеются хоть какие-то побочные эффекты. Всегда существует человек, который в силу различных причин не переносит это лекарство. И всегда существует эффект от пустышки-плацебо. И это трудно объяснить, поскольку не все человеческие механизмы объяснены.

У китайцев так вообще другая медицина, другое представление о заболеваниях. Кстати китайцы считают, что их медицина, в отличие от европейской, как раз и есть самая что ни на есть традиционная.

Борисков взглянул на часы. Было ровно 14.20. Зашел в ординаторскую. Врачи и клинические ординаторы пили кто чай, а кто кофе, разговаривали, писали истории болезней. Клинические ординаторы

(клинорды) на терапии были в основном молодые женщины от двадцати четырех до двадцати шести-семи лет. Каждый год происходила их частичная смена: кто-то уходил, кто-то приходил. В сентябре всегда требовалось какое-то время, чтобы запомнить их имена и отчества.

Впрочем, на всех в обязательном порядке вешали бейджи с именем и фамилией. Половина молодых женщин-клинордов была уже замужем, поэтому и разговоры велись соответственные. Все привыкли, что кто-то постоянно уходит в "декретный" отпуск, кто-то из него выходит.

Только привыкнешь к человеку, как человека уже нет. Чай уже заварен, идут разговоры. Тут же за чаем по ходу дела обсудили сложных больных и кучу разных других проблем, включая особенности семенной жизни.

Интересно, что по любым проблемам возникали совершенно противоположные точки зрения. Клинорды были люди разные, но их объединяло, пожалуй, одно, что, впрочем, и отличало от времен, когда учился Борисков: среди них не было бедных. Все они были платные.

Академия, чьи кафедры располагались на базе больницы, стремилось сделать образование максимально платным. Обучение стоило довольно дорого. За учебу платили родители. Многие клинорды приезжали на хороших машинах, имели свои отдельные квартиры, ходили с ноутбуками.

Был один клинорд из Азербайджана, папаша которого заплатил сразу за все два года, и даже уже купил ему клинику в Баку. Фамилия его была, кажется, Каримов, но никто его ни разу не видел. Иногда прибегал завуч с кафедры, спрашивал: "Каримова кто-нибудь видел!" и уходил.

Клинорды веди по два-три человека больных.

Застрявший по каким-то причинам после ночного дежурства и пребывавший в эйфории Жизляй от души веселился:

– Тут у меня в шестой палате поступившая вчера бабка заявила, что у них на лестничной площадке якобы "поселился квартирант, который открыл производство на дому – вырабатывает наркотики". Я ей и говорю: чего к нам-то, звоните в милицию. Она же считает, что вся милиция купленная, и ее за это тут же и прибьют.

Телефон в ординаторской звонил постоянно. Люди выдергивались из-за стола и снова возвращались. Вдруг позвали к телефону доктора Попова.

Звонила его жена. Он с искаженным лицом подошел. Из телефонной трубки понеслось на всю комнату женским визгливым голосом: "Подонок!

Козел! Недоносок!.." Попов испуганно осмотрелся вокруг. Все сделали вид, что не слышали. Это был совершенно несчастный человек. Его, видимо, чистили так каждый день. Жену его как-то Борисков видел. Это была явно безумная женщина с волосами какого-то совершенно невообразимого цвета, от одного только взгляда на которую можно было окаменеть от ужаса. Сейчас с женой Попов не жил, но она продолжала ежедневно терроризировать его звонками. Он и мобильник уже не носил, так все равно доставала через обычный телефон, постоянно требовала денег, якобы их ребенок голодает, то на лекарства ему же, то вообще требовала забрать ребенка тот час же. Таких звонков в день было иногда до десятка. В такие моменты на Попова было больно смотреть.

Доктор Калязин, с виду ничем не примечательный человечек в круглых очках, как у Джона Леннона, раньше всегда смеявшийся над этими проблемами, сейчас выглядел довольно грустным. У него были свои проблемы: дочка-подросток уже неделю сбежала из дома и где-то скрывалась у друзей. Ее мобильный телефон был выключен. Видимо, друзья ее прикрывали, родителей же этих друзей найти было сложно, да и стыдно. Конечно, ситуация была хотя не совсем пропащая: девочку видели в городе, а значит, она была жива. В милицию пока не заявляли, а звонили по всем известным телефонам. Результата пока не было. И никто теперь не знал, как они будут жить дальше. В доме царила тягостная тишина. Прежней когда-то очень дружной семьи уже не было. Она внезапно будто бы развалилась на некие неровные части, которые дребезжали сами по себе и уже не могли соединиться. Было совершенно ясно, что как прежде уже не будет никогда. И все это понимали, и никто не знал, чем это дело кончится.

– Я даже не знаю, что и делать, – растерянно сказал Калязин, всегда считавший себя довольно находчивым человеком и прирожденным оптимистом.

Женщины говорили об этой его ситуации:

– Они слишком ее баловали, ничего, говорят, по дому ничего не делала. Что хотела, то ей и покупали. Ни в чем отказа не было. И вот результат!

Однако молодая женщина-врач, совсем недавно вышедшая замуж, на это сказала:

– Меня мама никогда ничего не заставляла делать по дому. И сейчас, когда я приезжаю домой к родителям, и брат мой тоже, мы там вообще ничего не делаем. А когда поступила в институт, стала жить в общежитии, потихоньку научилась готовить. А вот мужа моего его мама заставляла работать по дому, вот он и сбежал от нее. Мы толком даже и не познакомились, а он уже предложил выйти за него замуж. Теперь он вообще ничего не делает по дому, и я лично считаю, что это нормально.

Она вообще говорила очень жестко, особенно если кто-то из женщин жаловался, что муж мало зарабатывает:

– Это его проблема. Мужчина обязан обеспечивать свою семью! Как хочет!

Звучало это так, что хоть убей и укради, а семью накорми. Впрочем, у них было в семье две машины, и они купили в кредит квартиру. Муж ее работал изо всех сил и зарабатывал очень хорошо. Все-таки, наверное, мама делала правильно, что с детства заставляла его работать. К двадцати трем годам это был вполне самостоятельный человек, который мог прокормить семью и крепко стоящий на ногах.

Дело было в том, что выросла она в большой семье, где было много детей, и когда ей, совсем еще малышке, исполнилось только пять лет, то и ей давали в руки веничек, и она подметала дом. Дети постарше вовсю работали по хозяйству: пололи и поливали огород, кормили кур.

Потом одна молодая женщина из бухгалтерии зашла к Борискову посоветоваться насчет своего мужа. Он в свои тридцать пять имел склонность к полноте, у него зашкаливал холестерин, да и наследственность по сердечным заболеваниям серьезно подкачала, и она собиралась давать ему препараты, снижающиеся уровень холестерина в крови. Останавливало ее только то, что ее подруга сказала, что якобы от этого может снизиться потенция, и тогда они решили пока остановиться на аспирине. Поговорили о муже и других родственниках.

Она еще была обеспокоена проблемами своего младшего брата Вовчика. У подружки, с которой он какое-то время встречался, неожиданно родился ребенок и он, как человек порядочный, решил на ней жениться.