Дэниел Мейсон - Настройщик Страница 22

Дорога стала пошире, и экипаж набрал скорость. Вскоре все это замелькало за окном слишком быстро, чтобы успеть разглядеть.

Через полчаса они остановились на булыжной мостовой, напротив двухэтажного дома. Нагнув головы, военные один за другим покинули экипаж, а носильщики взобрались на крышу, чтобы снять оттуда груз. Эдгар выбрался наружу, распрямился и глубоко вдохнул. Несмотря на зной, хотя солнце уже начало спускаться к западу, воздух показался более свежим по сравнению с духотой внутри экипажа.

Капитан пригласил Эдгара в дом. Они прошли мимо двух стражей, стоящих при входе, с каменными лицами и с саблями на боку. Капитан исчез где-то в глубине коридора, но тут же вернулся с кипой бумаг.

— Мистер Дрейк, — сказал он. — По-видимому, придется несколько изменить наши планы. Вначале предполагалось, что нас встретит здесь, в Рангуне, капитан Нэш-Бернэм из Мандалая, который хорошо знаком с делами доктора Кэррола. Нэш-Бернэм был здесь как раз вчера на встрече, на которой обсуждали, как обуздать дакоитов в Шанских княжествах. Но я боялся, что корабль, на котором вы должны были отправиться вверх по реке, находится в ремонте, а капитану нужно было быстрее возвращаться в Мандалай. Поэтому он отправился на предыдущем судне, Далтон остановился, чтобы взглянуть на бумаги.

— Не волнуйтесь. У вас будет много времени, чтобы получить все необходимые инструкции в Мандалае. Это значит, что вы отправитесь в Мандалай позже, чем мы рассчитывали, потому что первый пароход, на котором мы смогли найти для вас каюту, это судно Речной флотилии Иравади, а оно отправляется лишь в конце недели. Надеюсь, это не слишком расстроит вас?

— Нет проблем. Я нисколько не возражаю против нескольких дней, чтобы побродить здесь по окрестностям.

— Само собой. На самом деле, я сам хотел предложить вам присоединиться завтра к нам — мы идем охотиться на тигра. Я говорил об этом капитану Нэш-Бернэму, он считает, что это будет прекрасный способ провести время, а также поближе познакомиться с окружающей местностью.

— Но я никогда не бывал на охоте, — запротестовал Эдгар.

— Значит, это будет прекрасный повод начать. Охота это всегда очень весело. Ну ладно, сейчас вы, должно быть, уже устали. Я пришлю за вами позже, вечером.

— Запланировано еще что-нибудь?

— Нет, никаких дел на сегодня. Сегодня здесь с вами рассчитывал быть капитан Нэш-Бернэм. Я бы порекомендовал вам отдохнуть на вашей квартире. Носильщик покажет вам, где это. — Он кивнул поджидающему индийцу.

Эдгар поблагодарил капитана и вышел в двери вслед за носильщиком. Собрав свои вещи, он вместе с носильщиком прошел до конца дорожки, которая выходила на более широкую улицу. Мимо них прошла многочисленная группа молодых монахов в шафранно желтых одеждах. Носильщик, кажется, не обратил на них никакого внимания.

— Откуда идут эти люди? — спросил Эдгар, зачарованный колышущимися одеждами.

— Кто, сэр? — не понял носильщик.

— Монахи.

Они стояли на углу, и носильщик повернулся и показал в направлении, откуда пришли монахи.

— А эти из Шведагона, сэр. Тут все, кто не солдаты, приходят посмотреть на Шведагон.

Эдгар обнаружил, что они стоят у подножия склона, усеянного дюжиной маленьких пагод, взбирающихся к золотой пирамиде, которая «подмигивала» ему еще на реке. Теперь же она стояла, возвышаясь, гораздо ближе и казалась массивной. Вереницы паломников стягивались к основанию лестницы. Эдгар знал, что казармы британской армии разместились вокруг пагоды, но представить не мог, что это настолько близко. С неохотой он последовал за носильщиком, который уже перешел дорогу и продолжил идти по переулку. Они дошли до отгороженного в конце длинного барака, у которого был отдельный вход. Носильщик опустил на землю чемоданы и открыл дверь.

Это была скромная квартирка, в которой останавливались приезжающие офицеры. Носильщик объяснил ему, что все строения кругом — это гарнизонные казармы: «Поэтому, если вам что-нибудь будет нужно, сэр, стучитесь в любую дверь». Он поклонился и попросил позволения удалиться. Эдгар прождал ровно столько, чтобы стих звук его шагов, после чего открыл дверь и направился обратно по переулку, остановившись у подножия длинной череды ступеней, поднимающихся к храму. Надпись на вывешенном плакате: «Запрещается проходить в обуви и с зонтами» — напомнила ему об инциденте, послужившем поводом к началу Третьей англо-бирманской войны.

Тогда британские послы отказались снять обувь в присутствии бирманской королевской семьи. Он опустился на одно колено, потом на другое, по очереди развязал шнурки и начал долгое восхождение с ботинками в руках, ступая белыми ногами по влажным и прохладным ступенькам.

Продавцы предлагали паломникам самые разнообразные пулеметы со священной символикой: живописные и скульптурные изображения Будды, жасминовые гирлянды, книги и веера из перьев, а также корзины с богатым выбором съестного, пучки ароматических палочек, золотые листки и сделанные из тонкой серебряной фольги цветы лотоса. Торговцы старались спрятаться в тени от палящего солнца. Лестница была запружена паломниками — монахами, нищими, элегантными бирманскими женщинами в своих лучших нарядах. Наконец добравшись до вершины холма, Эдгар прошел под причудливо украшенным портиком и вышел на просторную мощенную мрамором площадь, над которой сверкали золотом купола малых пагод. Толпа молящихся двигалась по часовой стрелке, каждый из них, проходя мимо, с любопытством взирал на высокого англичанина. Он присоединился к потоку людских фигур и, влекомый его упорным течением, начал двигаться мимо рядов маленьких строений, похожих на часовни, и преклонивших колена молящихся, перебирающих четки, сделанные из каких-то крупных семян. Эдгар шел, глядя вверх, на пагоду. Она напоминала колокол, на сужающуюся верхушку которого был водружен цилиндрический зонтик. Его ослеплял блеск позолоты, солнечные лучи отражались от белой черепицы, колышущаяся масса паломников медленно двигалась вокруг пагоды. Пройдя полпути, он остановился, чтобы передохнуть в тени и вытереть лицо платком. В этот момент он услышал мелодичный перезвон.

Вначале он не мог понять, откуда он, звуки отражались от стен многочисленных построек и смешивались с песнопениями. Он направился по маленькой дорожке, проходящей за большой каменной платформой, на которой стояла группа молящихся, повторяя за монахом странные гипнотизирующие слова. Как Эдгар позже узнал, слова эти были не на бирманском языке, а на языке пали. Музыка зазвучала громче. Под свисающими ветвями баньяна он увидел музыкантов.

Их было четверо, они подняли глаза, давая понять, что заметили его. Эдгар улыбнулся им и принялся рассматривать инструменты: барабан, доска, похожая на ксилофон, длинный, как гусиная шея, рожок и что-то вроде арфы. Последний инструмент больше всего его заинтересовал, потому что от арфы, как ему было известно, произошел клавесин, а от него, конечно же, ведет свое начало фортепиано. Это была замечательная арфа, по форме напоминавшая одновременно и корабль, и плывущего лебедя. Струны были натянуты близко друг к другу, что было возможно, как он понял, именно благодаря уникальной форме инструмента. «Какой мудрый дизайн», — подумал он. Пальцы музыканта медленно перебирали струны. Мелодия казалась ему странной, лишенной привычных гармоний, и ему было трудно уследить за ней. Высота звуков менялась, казалось, совершенно беспорядочным образом. Эдгар прислушался старательнее, но мелодия продолжала ускользать от него.

Вскоре появился еще один слушатель, элегантно одетый бирманец, держащий за руку ребенка. Эдгар кивнул мужчине с мальчиком, и они продолжили слушать вместе. Присутствие этого человека неожиданно напомнило ему о том, что капитан Далтон собирался прислать за ним вечером и что ему нужно принять ванну и переодеться. С неохотой он отошел от музыкантов. Завершил обход пагоды, снова присоединившись к толпе там, где она собиралась у выхода на площадь и выливалась обратно на лестницу. Спустился обратно на улицу и присел на нижней ступеньке, чтобы завязать шнурки. Вокруг него мужчины и женщины с легкостью сбрасывали и надевали свои сандалии. Завозившись со шнурками, Эдгар начал насвистывать, пытаясь воспроизвести фрагмент, который только что слышал, и поднялся на ноги. Вот тогда он и увидел ее.

Она стояла футах в пяти от него, с ребенком у бедра, одетая в лохмотья, с протянутой рукой, ее тело было выкрашено чем-то желтым. Вначале он заморгал, думая, что это призрак: цвет ее кожи был словно призрачный отсвет золота пагоды, словно расплывающийся образ, возникающий перед глазами после того, как долго смотришь на солнце. Она поймала его взгляд и подошла ближе, и Эдгар понял, что ее кожа золотится не от краски, а от желтой ныли, покрывавшей ее лицо, руки и босые ноги. Она протянула к нему ребенка, крепко сжимая желтыми руками крошечное спящее создание. Он взглянул ей в лицо, в темные умоляющие глаза, обрамленные желтой краской. Позже он узнал, что эта желтая пыль — куркума, которую бирманцы называют санвин, ею женщины посыпают тело после родов, чтобы уберечься от злых духов. Но эта женщина была покрыта куркумой в знак мольбы, потому что, по традиции, женщина, на теле которой остается санвин, не должна покидать дома в течение многих дней после рождения ребенка, а если она сделала это, то это может означать лишь то, что ребенок болен. Но, стоя у подножия Шведагона, он еще не знал всего этого, он только смотрел на «позолоченную» женщину, пока она не сделала к нему еще один шаг, и тогда он увидел мух, вьющихся вокруг ротика младенца, и открытую рану на его крохотной головке. Эдгар в ужасе отступил и начал лихорадочно рыться в карманах в поисках монет, достав их, не считая, он высыпал ей в ладони.