Рена Юзбаши - Целая вечность и на минуту больше-2 Страница 22

— Так обманывать неудобно!

— Неудобно не работать, а я тебя не прошу обманывать — ты просто креативно мыслить должен. Если ты думаешь, что за тебя это как всегда сделает Мехти, то глубоко ошибаешься. Понял?

ГЛАВА Х. Декабрь 2016

Я зашел в свой кабинет и набрал внутренний номер Тараны, он был занят, что меня не удивило. Конечно, посол не должен бегать по кабинетам подчиненных и требовать, чтобы они положили трубку, но битый час трезвонить Таране мне тоже не улыбалось. Я встал из–за стола и решительным шагом направился к ее клетушке. Дверь была гостеприимно распахнута и я на секунду застыл перед ней не в силах бороться с любопытством, которым был обязан матушке природе. Нет, меня не интересовало с кем говорит Тарана и не шпионит ли она в пользу Германии, Британии и США; меня даже мало волновало то, что она каждый час делает контрольные звонки своему связному, это все я мог понять. Но что она с ними обсуждает? Я знаю ее уже семь лет и не могу вспомнить день, когда она говорила по телефону меньше пары часов. О чем? О чем можно говорить по несколько часов в день? Вот вопрос, который меня терзал и мучения Гамлета казались детским лепетом по сравнению с теми, которые испытывал я, пытаясь ответить на этот вопрос.

Я постараюсь не вникать в суть вопроса, а это значит я не подслушиваю. Ну разве что самую малость да и цель самая благая: познать женщину. Так я и думал Тарана несла какой–то бред. Что–то насчет того, что мир потерял в лице кого–то великого танцора танго и что никто не умеет так сделав шаг вперед, делать два шага назад. И что если бы он не стал послом, а пошел бы в танцоры, то человечество приобрело бы гораздо больше. Потом она проборматала, что–то вроде «и ей жизнь изуродовал, и себе, я даже не знаю кого мне больше жаль». Интересно, о ком это она? Но тут я понял, что с меня хватит, все равно ничего вразумительного не услышу. Я заглянул в комнату и рявкнул:

— Тарана, будь любезна зайти ко мне, — она испуганно вздрогнула и даже не попрощавшись бросила трубку будто чего–то испугавшись, уж не меня ли? У себя в кабинете я ей надиктовал список своих встреч на весь день и строго посмотрев на нее, отпустил с миром.

Еще через неделю у меня было очередное интервью. Журналистка сидела и разочарованно глядела на меня. Да, пожалуй, такого пресного интервью я еще не давал. Девочка пролетела пять тысяч километров, чтобы услышать, что наш престиж крепнет день ото дня. На сколько вопросов я отказался отвечать? На пять? Она мрачно посмотрела на меня и пробурчала себе под нос:

— Арслан, вы отказались отвечать на семь вопросов из пятнадцати. Нет, то, что у вас в Швейцарской Конфедерации все хорошо, меня радует. Я, в конце концов, не Шекспир, чтобы вещать о том, что «не все спокойно в королевстве датском». Но о том, в каком размере выделена помощь ООН для нашей страны вы могли бы сказать? Или…

— Или… — и я улыбнулся ей. А потом она спросит на что ушла эта помощь. Какая помощь, о чем она говорит? Спросила бы еще о товарообороте между Швейцарией и нами: мы им нефть, а они нам швейцарский шоколад — вот и весь наш товарооборот.

Она махнула рукой и стала упаковывать диктофон и камеру, на которые записывала наш разговор. Самым внимательным образом проследив за упаковкой камеры, я решил в качестве утешительного приза рассказать ей что–нибудь эдакое, чтобы она не жалела о бесцельно прожитых пяти с лишним часах в самолете.

— А хотите историю, как я познакомился с первым министром иностранных дел Грузии, который прибыл в Женеву с неофициальным визитом? — я потянулся за сигаретой.

— Диктофон включить можно? — она задавала вопрос, на который знала ответ.

Я поморщился, она обреченно махнула рукой и кивнула головой:

— Ну рассказывайте.

— У меня должна была состояться с ним встреча, и все бы ничего, но, видно, сказалось волнение, и я забыл, как его зовут. Мне уже в кабинет заходить, а я обращаюсь к его помощнику: а как его имя–отчество, на что помощник почесал сначала лоб, потом затылок и сказал: «Господин посол».

Журналистка расхохоталась:

— Недавно их министр обороны перед правительством задачу поставил до конца следующей пятилетки овладеть термоядерным синтезом с целью достижения энергетической независимости от России, представляете?

— Знать бы еще, что такое «термоядерный синтез»? — я виновато посмотрел на нее. — У меня всегда трояк был по физике.

— А мне всегда дипломаты казались эрудитами, подкованными во всех областях, — это она мне за выключенный диктофон отомстила. — На самом деле, над этим вопросом уже около ста лет бьются лучшие умы человечества и, в принципе, все понимают, что реальнее воплотить мечту алхимиков и превратить медь в золото, нежели добиться чего–то в плане термоядерного синтеза.

Молодец, девчонка, уела меня, ничего не скажешь. Я проводил ее до двери и вернулся в кабинет. Видно, сказывается приближение Нового года, и как–то одиночество острее чувствуется, по Марьям стал больше скучать.

Черт, как же я устал от этого интервью, поеду–ка я за Миечкой, заберу ее из школы — сделаю сюрприз. Надо только позвонить Асли и предупредить, чтобы она за ней не приезжала. Ну, когда один из телефонов занят, то все понятно, но то, что у нее и мобильный, и домашний были заняты одновременно — это, конечно, апофеоз болтливости Асли.

Я подъехал к школе и притормозил. Откинувшись на спинку сиденья, я смотрел на девчоночек в красных пиджаках, которые на всех парах неслись к своим мамам и папам. А вот и моя женушка подъехала к школе: то, что происходило потом, мне не могло присниться и в страшном сне — из машины вышел ее любовник, открыл ей дверь и, поцеловав ее на прощание, пересел в свою машину. Восстановить сценарий было несложно: Асли утром привезла Мию в школу, встретилась с ним, и они поехали развлекаться. А то, что ее любовником оказался Ворцеха, меня просто убило: это же как ей должно было быть плохо со мной, что она мне изменяла с этим ничтожеством. Самой последней вышла Мия, обычно она выбегала из школы одной из первых, сказывался мой темперамент — быть первой. Видно, она пару раз натыкалась на влюбленных голубков, вот поэтому и выходит последней. Дождавшись, пока Асли с Мией уехали, я отправился на работу.

Дозвонившись домой, я поговорил с Мией и выяснил, что ее вечером пригласила к себе подружка и они будут репетировать восьмую часть «Гарри Гроттера», которую ставят в школе. Никогда еще я не был счастлив от того, что Мии не будет дома. Честно говоря, работать я не мог — я вообще ничего не мог делать — только тупо смотреть в противоположную стену и думать о том, как буду снимать с Асли кожу: тупым ножом, медленно и постепенно, сантиметр за сантиметром. Нет, лучше я ее придушу — она будет биться в конвульсиях, а я буду все сильнее сжимать ее шею… Одна картина сменяла другую, но суть не менялась, я мечтал о том, как освобожу мир от такой матери как Асли. Впервые за всю свою жизнь я кого–то так ненавидел.

Я зашел в квартиру и понял, что сейчас воплощу свои мечты в жизнь. Не знаю, как я это сделаю, но я это сделаю. Асли смотрела по телевизору какой–то придурковатый мексиканский сериал и едва взглянула на меня, когда я зашел в комнату.

— Асли, мне надо серьезно поговорить с тобой, — ярость меня душила так, что я боялся взглянуть ей в лицо.

— Да, Арсланчик, я тебя слушаю, — она даже не соизволила отвести взгляд от телевизора.

Я взял пульт от телевизора и выключил его. Наконец все внимание Асли было сосредоточено на мне.

— Асли, мы с тобой женаты уже двенадцать лет, и я прекрасно понимаю, что за эти годы я сделал все, чтобы ты мне изменила и изменяла.

Она вздрогнула и попыталась что–то возразить, но я поднял обе руки, призывая ее к молчанию.

— Но, Асли, объясни мне, как ты могла допустить, чтобы об этом узнала Мия? — Это я уже проорал, грохнув по столу кулаком.

Асли ничуть не растерявшись отреагировала на мой крик. Сказывались долгие годы нашего брака, и ее крик накрыл мой, как волна в девять баллов утлую лодчонку:

— А когда ты приходил домой пьяным за полночь, когда от тебя так несло женскими духами, что мне приходилось сначала проветривать твою одежду, а потом стирать, когда тебе звонили женщины по ночам, ты не думал, что Мия все это видит? — Асли уже не орала, она в бешенстве вопила. — Ты все эти годы был образцом супружеской верности и теперь тебе не нравится то, чем я решила угостить тебя? Да я просто счастлива, что хоть как–то тебя смогла задеть. Леопольд понимает меня, он в сто раз лучший любовник, чем ты. И мне ничуть не жаль, что Мия об этом знает. Чем быстрее она повзрослеет, тем лучше…

Этого я вынести не мог. Я ожидал всего чего угодно: слез, раскаяния, извинений, но вот такого злорадства — никогда. Того, что она использовала собственную дочь, чтобы сделать мне больно, этому я не мог поверить. Перед глазами пошли красные круги, меня охватило бешенство, я посмотрел на Асли, она не отводила взгляда. Я вдруг понял, что не могу испачкать руки даже для того, чтобы придушить ее, и, схватив стул, со всей силы шмякнул его о стену. Следующим в ту же стенку полетел стеклянный столик. Асли, завизжав, бросилась к телефону. Пока она вызывала полицию, я был просто потрясен ее правильным французским прононсом. Мне вспомнился мой первый учитель японского, который настоятельно советовал завести подружку–японку, говоря, что иначе язык изучить крайне сложно. Как бы он сейчас порадовался такому живому подтверждению своей теории.